Сказы деда Савватея. Митюнюшка

МИТЮНЮШКА
или
ЧУДЕСА ДА И ТОЛЬКО!

БЕДА-ЗАБОТУШКА - БЕЗ ПРИГЛАШЕНИЯ НА ДВОР ПРИХОДИТ

   Дед Савватей шёл как-то уторком, пораньше, в амбулаторию. Жена, Мария Ермолаевна спровадила, прямо силком его выпихнула, сказав:
 - Отправляйся-ка ты, старый хрыч (это она шутейно, конечно) к доктору, да пускай проверит, что у тебя там в коленке-то скрипит, да хрустит. Ты ж сдоньжил* меня, стонами, да о-хо-хо-ханиями. Я ж тоже не железная, поди, за тебя переживаю, всё скрип да скрип.
   Не хотел тащиться Савватей, да куда денешься, пошкондыбал,* опираясь на свою клюку. А и то верно, что-то ведь скрипит и попискивает в колене, не к добру.
   Проходя мимо скотного двора, мимо коровника, услыхал заливистый смех девичий и подумал, махнув решительно рукой:
 - А ну её, ту амбулаторию, завтра схожу к доктору, успеется! День, два, какая разница, поскриплю ещё чуток, - и завернул, конечно на смех.
   Доярки, сидевшие на скамейке возле коровника, заприметив приближающегося старика, обрадовались, захлопали в ладошки. А что ж, известный балагур и интересный рассказчик дед. Савватей подобрался, как мог выпрямил спину, разгладил бородёнку и с «лучезарною» улыбкой раскланялся:
 - Доброе утречко, молошные наши! Рад видеть вас в хорошем настроении и добром здравии! Того ж и вашим коровкам желаю!
   Старику тут же уступили место, усадили поудобнее, а сами пристроились напротив, живо найдя на что сесть. В дойке был перерыв и девушки, зная деда Савватея, можно сказать взросли на его сказах, надеялись и теперь услышать что-нибудь занимательное.
   Дед поднял глаза кверху, будто вспоминая что-то, поскрёб пальцами шею под бородёнкою:
 - Косы у вас хороши, девчонки! А не примечали, вашим коровам косиц никто не заплетает, ленточками не украшает, хвосты не расчёсывает?
   Девчонки, не понимая, уставились на старика.
 - Может про Митюнюшку вам сказать, а? Как полагаете?
 - А мы не полагаем, мы ждём. А про Митюнюшку и слыхом не слыхивали, -  ответила за всех разбитная молодуха Зина.
   Все дружно «загалдели», поторапливая старика.
 - Ну что ж. Вот вам и сказ.
 - Помню, жила в деревеньке Сухая Балка, а может и теперь живёт, семья одна, Овсянкины. Дружно жили, с пониманием. Терентий Овсянкин - старший в семье, мудре-е-е-ц, рассудительный. Жена его, Клавдия Овсянкина, шустрая, трудяга, целыми днями «топы-топы», всё «кружилась», на бочок нет времени прилечь даже после обеда. На ней хозяйство, внуки, короче всё на ней. Клавдия, женщина с фантазией, всей живности придумала интересные клички, так к ним и обращались и подзывали, ежели что, деревенские. Другую подобную семью вряд ли и сыщешь. Поэтому и захотелось о них рассказать.
   Животные, будто понимая свою значимость важничали, манерничали, ходили «гоголем», не чета соседским. К примеру гусь, Тихон Харитоныч, выводил своих на пруд, что за огородом, степенно да неспешно.
 - Прям ганярал-губернатар у вас на дворе,- дивилась кума,- проходить мимо, так и клювом не поведёть в мою-та сторону. Поди таперича поклон класть яму надоть. Балованай больно.
   Конь у Овсянкиных - Шурик, белой масти, оставался «на хозяйстве», когда сын с невесткою, как и в пору событий рассказанных здесь, в компании с соседскими молодыми уезжали в Нижний Новгород, на ярмарку. Едут надолго, покуда не расторгуются. Везёт их кобыла Тася, очень смышлёная и сильная. А Шурика, оставленного для нужд хозяйственных, старики балуют, любят, угощают горбушечкой хлебной присыпанной крупной сольцой или ломтиками сахарной свеклы. Бывает, что Шурик взбрыкивает, это он выпендривается* так.
   Корова-кормилица, по милости хозяйки, зовётся Лукерья Митрофановна и не иначе. Её так в Сухой Балке все и величали, с уважением. Она, «ведёрница» и телят приносила всегда здоровых и очень красивых. Как тут не уважать, скажите? Бывало, кто-то из соседей да и крикнет: «Эй, Овсянкины, оглохли штоля? Стадо пригнали, вон Лукерья Митрофановна копытай бьёть у ворот, психуить, отчиняйтя скоренько!»
   При доме сторож - кобель Черпак! Раньше-то он был Сан Саныч. Его солдаты назвали, в насмешку, так строгого начальника штаба полка имя было. А уж Черпаком он стал позже. Когда то, ещё щенком отбился от мамки, которая приезжала с солдатами в летний военный лагерь, там-то и ощенилась. Приблудился, прижился у жалостливых Овсянкиных тот щенок, будка у него шикарная, сам хозяин смастерил. Кличка Черпак, не случайно появилась.
   Как-то приметили домашние, да и соседи сказали, что взяв старый черпак зубами за ручку, кобелёк ходит по деревне, от избы к избе и стоит, как побирушка под дверями, нищенствует, ждёт подачку и жалобно поскуливая, многозначительно двигает бровями, да хвостом виляет. Получив что-то вкусное, тут же съедает и подхватив черпак идёт к следующей избе. Узнав об этом  хозяева сильно возмутились:
 - Вот же неблагодарнай кобелина! Нешто яму не дають исть, - осуждающе качала головой хозяйка Клавдия,- бяссовестнай! Разъелси, што вона та тыква, пошти шта пуд в ёй! Таскаица по дворам, позорить на всюю дяревню, Черпак!
   Так и стал Сан Саныч Черпаком.
   Был ещё и кот! Ну этот звался - Ба-а-а-рин! И не случайно! Наглец, каких поискать. Бывало зайдёт хозяйка в горницу, прежде сняв тапки, в носочках по тканным половичкам. В горнице чистота и прохлада, отдохновение души, да вот беда, отдыхать хозяевам некогда, всегда запарка. Глядь, а на белоснежной кисее, которая накинута на огромные, взбитые и поставленные точно скалы подушки, возлежит Барин, грязный, что чёрт! Он прямо со двора, на мягких лапах, бочком-бочком «просочился» в горницу и, смердя навозом улёгся, развалился на хозяйской постели! А может ещё и блохастый, не глядите что Барин, шлялся-то он где ни попадя.
   Да-а-а! Ещё козёл у них, по кличке Профе-е-е-ссор! Больно мудрёный козёл, он как собака по деревне за Терентием Овсянкиным таскался следом. Остановится старик с кем-то поговорить, Профессор обязательно в разговор вклинится, встрянет и с умным видом всё ме-е-е, да ме-е-е, рогатой головой при этом крутит, покачивает, поглядывая на собеседников. Со стороны может показаться, что втроём беседуют, только козёл обоих перебивает, умничает.
   Чтобы козёл заткнулся, старик «в сердцах» махнёт, бывало рукой, разговора не вышло, пошлёпает дальше. Короче назола* тот Профессор.
   Всё необычно и непросто у Овсянкиных. Даже внучат зовут - Натаня, это девочка восьми лет и внучек, он в зыбочке ещё, Макар Семёныч! Во как!
 - Покуль гляди и сопли не подобярёть сам, ляжить и прудить, дудолить во всю, а поди ж ты, Сямё-ё-ё-ныч, - шептала бабам, возмущаясь, соседка Овсянкиных.
   Да-а-а! Был ещё один персонаж, сложный тип, тёмный, которого вроде никто никогда не видел, но который о себе давал знать частенько. Это дворовой Митюня. Дворовой - хозяин двора, такой же, как и домовой в доме. Считалось, что на каждом деревенском подворье должен быть свой дворовой. Частенько, эти покровители двора, помощники домовых, с такими же соседскими не ладят. А отыгрываются на скотине. Устраивают каверзы, пакости, донимают и обижают скот. Но случается нежничают, ластятся к скотине, такое тоже примечали. Иногда, поутру, у Лукерьи Митрофановны был расчёсан хвост! Бока залежалые её, в навозе, чисто вымыты! У лошади Таси, когда бывала она в конюшне, расчёсана грива и заплетена в мелкие косицы и даже тоненькая красная или голубенькая ленточка вплетена! А то, глядишь - охапка сена положена, а ведь никто ещё после ночи не заходил в конюшню. Такие-то дела!
   Хозяева, видя эти проделки, не знали на кого и подумать. О дворовых конечно слыхали, как не слыхать, в деревне ведь жили, но чтоб у них на подворье творилось такое! Чушь!
   Как-то раз, раненько поутру проводила Клавдия за ворота, в стадо, смышлёную Лукерью Митрофановну, которая сама знала дорогу. Растопила  печь хозяйка, завела тесто на блины и сев на лавочку принялась пахтать* масло. Внуки пока спали, а Терентий шорничал на лавке у оконца, починял сбрую Шурика. Но пора настала выпускать скот, задавать корм им, неся вёдра с мешанкой,* зерном и водою. Что ж, дружно направились супруги на скотный двор, наказав прежде проснувшейся внучке Натане присматривать за мальцом Макаром Семёнычем, покачивать зыбочку. Первыми хозяйка Клавдия выпустила кур, потом открыла дверку из гусиного сарайчика и сразу же калитку на задворки.
   Первым громко и гортанно гогоча, вываливался Тихон Харитоныч. Он расправил широко крылья, похлопал ими проветривая перья и, дождавшись всех своих подопечных, размеренно направился к выходу за калитку. Там, косолапя и переваливаясь с ноги на ногу он, задрав голову, величаво шествует по меже, а за ним, так же в раскачку, «гуськом», его семейство.
   Терентий и Клавдия, стоя у калитки улыбаются, глядя вслед. Не доходя до пруда Тихон Харитоныч распластывает крылья и бегом устремляется к воде, только пятки сверкают, а за ним, с оглушительным гоготаньем, всё стадо. Приличия и важность забыты! Вода, вода!
   Терентий выпускает Профессора и тот уже ни на шаг больше не отходит от горячо любимого хозяина, топчется, мекекекает и пытается заглянуть в глаза.
   Черпак равнодушно смотрит на утреннюю колготу* не вылезая из будки, что-то ворчит себе под нос и вытянув передние лапы укладывает на них морду свою, жмурит глаза от солнца и будто рассуждает привычно так, по-деревенски:
 - А накой суетица-та, калитка улишная закрытая покеда, по дяревне мятнуца ня выйдить, поляж-у-у-у. К тому ж потягваить кислым, поди дрожжами, видать бляны завела Клавдя. Мене завсягда дадуть первай, самай маслянай блинок, самай неудачнай, которай вышел комом. А я полюбляю такой-та. Уж посля пройдуся по проулку, собяру чаво дадуть и то ладно будить, - успокоенный  видимо такими мыслями, пёс смачно зевнул и погрузился в чуткий сон, точнее в дрёму.
   Куры, склевав в миске то, что насыпала хозяйка, принялись рыться в навозной куче добирать, выискивать жучков-червячков.
   Терентий открыл дверь конюшни, желая напоить Шурика водой и задать ему корма. Он зашёл в полутёмное помещение и вдруг, с тревогой в голосе, окликнул жену:
 - Клавдия! А ну-кась иди сюды шибче.
   Жена, чувствуя неладное, поспешила на зов.
 - Вота гляди, чаво с Шуриком деица, уж троя дён такой-та посля ночи. Можить хворь кака-та?
   Шурик был не похож сам на себя! Он раздувал ноздри, храпел, топал копытами, стриг ушами и вращал испуганно выпученными глазами. Шерсть его была взлохмаченная и влажная, а с губ свисала то ли пена, то ли слюни. Ужас!
 - Я табе раней сказвала, а ты мене не слухал. Ступай-ка к мамане сваёй, к бабане Степаниде, да попытай яё, чаво с Шуриком деица. Она уж поди знаить, сколь разов животину всяческаю разнаю лячила, пользовала.
   Не откладывая в «долгий ящик» отправился Терентий к матушке своей. Старушка пользовалась уважением всех живущих в Сухой Балке. Она, кажется, обо всём понимала. Все шли к Степаниде за советом, за помощью. Вот теперь и сын пошёл, хотя раньше фордыбачился* и никогда не обращался, а зря. Конечно, чужие кажутся всегда мудрее, а свои чего-то недотумкивают* обычно.
   Старушка усадила сына за стол, поставила перед ним миску с молочной пшённой кашей, которую он с детства любил, дождалась когда  откушал и вытерев усы сказал:
 - Ох, мать! Хороша ж у табе каша выходить завсягда, спасибочки.
   Что ж тут скажешь, сын, хоть ему и под шестьдесят, для матери всегда её дитя.
 - Ну, - Степанида уселась напротив сына и подпёрла щёку кулачком,- таперича сказывай всё без утайки, слухаю.
   Терентий рассказал про состояние Шурика и услышал такое в ответ, волосы на голове его, кажется встали дыбом.
 - Ета мене известнай хвакт,- старушка «пожевала» губами,- дворовой не иначе, Митюня, мене известнай. Мы со своим када в ентим доме жили, посля жанитьбы, он уж там в конюшне обреталси, дворовой тот. Ты от яво навряд избависси, можить худо вам учинить. А коник-та, поди бялёсай, я чавой-та запамятовала?
 - Ага, белай, а грива сивая, - подтвердил Терентий.
 - Оне, етии дворовыя, дюжа не любють белых лошадей, собак да кошаков. Других каких ничаво, чёрные ета хорошо, а белыя им не ндравяца. Скотина чахнить, болеить, страдаить худобою, а утром стоить вся мокрая, мучаить ночами таких дворовой.
 - Да чаво ж такоя? Да как жа так,- вскричал в возбуждении Терентий.
 - А вот слыхал поди, сказвають тах-та,- пояснила мать,- «не ко двору пришёлси», «не в масть» попала животина, потому и не прижилась. Ан ня то-о-о - дворовой ета твОрить, вота чаво! Он, тот Митюня, водить дружбу тока с козлом да кобелём, но не белыми. Кошек не признаёть, так как оне, те кошки, не под их властью. Птица всяка разна тоже им не подчиняица.
 - Ах ты ж, тудыть - растудыть тваю в кошёлку, Прохве-е-е-ссор! Стало быть дружить с етакой тварью! Да и Черпак тот ещё!
 - Да ты сына на них не злобьси, не они выбирали, а их!
 - А я гляжу, козёл хочить чавой-та мене доложить, мекекекаить, а я дубина, не понял ничаво.
 - От Митюни не избавица сроду, но можна задабривать яво скусным. К примеру блинком, куском пирога, яблычком, только покласть в ясли* надоть на вилах, вечарком. От тваво Шурика надоть избавляца от греха, продать яво, а то сдохнить. А што звать яво Митюнюшка, о том ещё моя свякровка сказвала. Яму годов-та ого-го скока! Двести, аль боле. Надоть с ём жить в мире. Какуя скотину полюбить той косы плятёт, ленточки вяжить, чешить и сенцом угощаить. А коли надумаишь яво углядеть, то спрячьси с вечеру в уголку и никшни* сиди тихо-тихо, а то спымаить, да защипить табе. Он большущий, мохнатай, лупатай,* жуть прям, так одни сказвають, а другия - мол махонький, в рубашонке да босяком.
 - Спасибочки табе, маманя,- Терентий приобнял старушку, - пойду уж, надоть пристроить Шурика куды-та, е-хе-хе, кто б знал, кто б ведал!
   Вечером, в пустую конюшню, отнёс на вилах Терентий два масляных блина,  положил в ясли. К утру их не стало, тех блинков, стало быть принял Митюнюшка. А бедолагу Шурика отправил на колхозную ферму, теперь там живёт конь, который не той масти. Терентий, чувствуя себя виноватым, что не смог защитить от дворового, вместе с внучкой Натаней носит ему частенько гостинчик. Хотя, честно сказать, Шурику там не плохо, доярки его любят, подкармливают, а то и молочком угостят, справный стал, спокойный, гладкий. В хозяйстве теперь мир и покой, а вернувшаяся с ярмарки лошадь Тася, всегда ухожена, с косичками и ленточками голубыми и алыми.

СЛОВАРЬ ЮЖНО-ВЕЛИКОРУССКОГО ГОВОРА:
сдоньжил - утомил, одолел
пошкондыбал - пошёл, похромал
выпендривается - воображает
назола - (здесь) тоска, надоеда
пахтать - взбивать в сосуде сливки в масло
мешанка - смесь кормов
колгота - суета
фордыбачился - (здесь) пререкался, воображал
недотумкивал - недодумывался
ясли - (здесь) кормушка
никшни - замолчи, заткнись
лупатай - пучеглазый