Предки. Глава 3. Марьяна. Сватовство

Случилось, что приметил Фёдор Кондратьев, тот самый, главный из троицы ОГПУшников, Марьяну Кузнецову. Красоту её оценил, глаза не то серые с зеленью, не то зелёные с серебринками, никак понять не мог, но глядя в них издалека иной раз и слово вымолвить не получалось. Останавливал речь свою с собеседником, замирал и смотрел в сторону девушки будто околдованный. Но боролся с этим внезапным наваждением как настоящий мужик. Встряхивал головой, отводил взгляд от «колдуньи» и вновь становился человеком деловым с серьёзными полномочиями.
Сельчане эту странность за Кондратьевым замечали и тихо посмеивались. Всем было известно, что была у Марьяны какая-то нелюбовь к парням и мужичкам невысокого роста. Не то чтобы она их не уважала или презирала. Нет. Хорошо она к ним относилась, если человек был хороший. Просто как ухажёров не воспринимала всерьёз.
А Фёдору не повезло. Телом он был крепок, на лицо не урод, а вот ростом не высок. Ниже Марьяны был почти на голову. Да и то сказать, девушка была даже не среднего роста, а чуть выше, попробуй ей угоди. Тут и сельские парни не всякий решался знаки внимания оказывать. Бывало, подходили к ней близко исключительно с целью втихую помериться ростом. Редко кто потом пытался ухаживать, даже если в этом параметре оказывался гож. В других мог и проиграть. Капризная девчонка в этом плане была. Если и высок, то собой нехорош, или много говорит, или мало говорит, или вообще не говорит, а только глазами хлопает, а то и просто не к душе. Оно и понятно, красавица! Может себе позволить покапризничать.
***
Неделю троица городских уполномоченных крутилась в селе. Работали в поте лица. Помогали местным селянам отбирать у кулаков их добро и грузить семьи в телеги для высылки с насиженных мест. Помощь себе вызвали из города. Приехали еще 5 товарищей, вооруженных винтовками, то ли для острастки, то ли для ликвидации недовольных в случае оказания сопротивления со стороны раскулаченных. Были такие случаи и в центральных областях, и в вольной Сибири, противились крестьяне отъёму своего добра, бунты устраивали. Подавляли их жестоко, с расстрелом зачинщиков и отсылкой участников в лагеря и тюрьмы.
В Бигиле процесс раскулачивания ограничился локальными бунтами в границах личных дворов и без применения оружия со стороны инициаторов раскулачивания.
Народишко вроде и жалело односельчан. Сочувствие высказывало, охало, руками всплескивало. А как начали добро, которое не подлежало передаче в коммуну, делить, тут все про жалость позабыли. Такая алчность во всех взыграла! Гришка – Култышка и тот участие в разграблении принял. Ногами себе в кучку сгребал то, что из сундуков и шкафов вытряхивалось. Потом культями всё это подхватывал в охапку и домой волок. Ни одной вещички дорОгой не потерял. Аккуратно нёс, с трепетом. Сетовал только, что несколько семей в один день лишали имущества, не успевал, бедолага, везде поживиться.
Лёнька – пьяница сам не мог посещать данные аттракционы. Слаб был ногами, твёрдой поступи лишены были из-за с утра принятого «лекарства». Но Матрёна его не зевала, шустро, чуть ли не задрав юбки, бежала туда, где по слухам, будет что утянуть до дома и чем похвастаться потом перед соседями.
Да и другие не гнушались чужого добра. Не все, конечно, но многие.
Тащили всё: посуду, постельное бельё, скатерти, женские юбки и кофты, мужские рубахи и штаны, отрезы материй, зеркала, фарфоровые безделушки и, тайком, спрятав под другие тряпки, иконы.
Зарёванные бабы из раскулаченных в голос кричали и хватались за своё имущество, накопленное за годы семейной жизни или полученное как приданое при замужестве.
Односельчане, кто стыдливо, а кто и с криками «Кулачьё, кровопийцы! Своё беру, мироеды проклятые!», увертывались от хватающих их за руки несчастных баб.
Мужики в основном молча, с ненавистью смотрели на этот  бедлам, на потерявших страх и совесть односельчан. Только следили, чтобы малых ребятишек кто ненароком не зашиб в этаком-то водовороте.
ОГПУшники, члены сельсовета и члены коммуны «Труд» одновременно реквизировали и принимали  сельхоз.технику и дворовую живность по месту назначения, то есть на территории бедняцкой коммуны «Труд». Двор коммуны не был готов к приёму такого количества домашнего зверья, которых приходилось сгонять в небольшие загоны, где животным было тесно и страшно в незнакомом месте. Кони и лошади испугано ржали, коровье поголовье мычало, козы блеяли, куры квохтали. Шум стоял такой, что уши закладывало.
Надо было решать, что со всем этим делать? Кормить, пасти, доить, стричь – в один день такие вопросы не решаются, а промедление грозит смертями и болезными подопечных.
Была в Бигиле и ещё одна коммуна – середняков. Но ей ничего не досталось на этом «празднике бесплатных подарков». Как говорится – «рылом» не вышли.
***
Раскулачивать Кузнецовых пришли пятеро: Фёдор Кондратьев из ОГПУ, Михаил Кузнецов, председатель коммуны, председатель сельсовета Иван Кузьмич и двое красноармейцев с винтовками.
Степан встретил их у ворот.
 - Здравствуйте, гости непрошенные – поприветствовал их Степан – Или воры, до чужого добра охочие? Рассказала Марьяна о вашем решении лишить мою семью кормильцев и помощников в крестьянском деле. Значит, коровы, лошади и куры – вам нужнее, чем моей семье? Значит, вы надумали, что мои малолетние дети могут обойтись без молока, а семье масло, творог и мясо совсем ни к чему? Значит, в поле пахать я должен на запряженных в плуг и борону детях, а урожай собирать серпом, по старинке? Или и серп тебе, Михаил, сгодится в твоей коммуне? Значит, Михаил, это твоя благодарность за то, что помощь тебе оказывал в трудные для твоей семьи времена? Прими наше большое спасибочко от всей нашей семьи. – Тут Степан с издёвкой поклонился низко в пояс прибывшим. Затем, махнул рукой, глаза наполнились слезой и он ушёл в избу.
На крыльцо вышла беременная Степанида и высыпали ребятишки мал-мала меньше.
Следом за ними вышла заплаканная Марьяна.
Молча, не говоря ни слова, взрослые и дети смотрели, как посторонние люди открывали стойло с их коровами и лошадьми, выгоняли животных за ворота, гонялись за курами, пытаясь загнать их в деревянную тесную клетку. Наблюдали, как всё это хозяйство погрузили на телегу Кузнецовых, запряженную их лошадью Мотькой. Как дядя Миша погнал их Мотьку с курами и привязанными сзади к телеге коровами Красавицей и Бурёнкой вдоль улицы. А незнакомый дядька в кожаной куртке скакал верхом на их Сивушке и пинал её своими сапожищами по серым бокам.
Только Иван Кузьмич молча стоял посреди двора и смотрел на Степаниду, не решаясь сказать что-то важное для себя самого.
И тут раздался крик Стеши. Тот, кликушеский, нервный, на одной ноте, долгий, полный горя и семейного несчастья.
Заревели в голос малые дети, заплакали те, что повзрослее, зарыдала Марьяна, схватившись за голову. И только Степан, вышедший на крыльцо после крика Степаниды, молча стоял и, казалось, ничего не видел и не слышал.
***
Фёдор Кондратьев, встречаясь с Марьяной в сельсовете, пытался задержать её внимание на себе. Начинал что-то говорить о своей нелёгкой, но очень нужной для страны работе, о том, как он устал от одиночества, как ему нужно женское тепло и любящее сердце, о том, что Марьяна и есть девушка его мужской мечты. Марьяна делала вид, что не понимает сумбурных речей, старалась не оставаться с ним наедине и молча выслушивала его, если не было возможности убежать.
Фёдор принимал все её уловки избегать встреч, за девичью скромность и кокетство. Наконец, измученный неопределённостью, он решил просто позвать её замуж. А чего ж тянуть кота за хвост? Он не мальчишка 18-летний. 32 годочка уж стукнуло. Сам из рабочих, в революции, её делах и свершениях с 1917 года. На работе ценят его рвение и умение быть всегда в центре событий и начинаний. Не жених, а мечта не только сельских, но и городских девушек. Вон как Наталья за ним ухлёстывает! Готова хоть сейчас с ним сойтись и без всяких росписей и регистраций.
Натальей звали соратницу Кондратьева, специалистку по свертыванию самокруток. Бывшая меньшевичка, приблудилась к большевикам на фоне большой неразделённой любви к Фёдору. Где и как случилась эта любовная оказия неизвестно, да нам и ни к чему эти знания.
На любовь и преданность Натальи Кондратьев отвечал без всяких чувств и исключительно телесно. Иной раз подумывал, а не жить ли им семьёй, как нормальным людям, но вдруг понимал, что не желает видеть её ежечасно и ежесекундно с её не выпускаемыми из тонких пальцев самокрутками рядом с собой.
А тут командировка в Бигилу и невыносимо красивая девка, каких он и не видел ни разу. И всё. Мысль жениться на Марьяне не оставляла его ни на минуту. О том, что та не захочет быть его женой не приходила в голову. Фёдору казалось, что все деревенские девки мечтают выйти замуж. Особенно за городских. Особенно за тех, кто хоть чуть-чуть приближен к власти. И он соответствовал всем девичьим мечтам.
К концу недельного пребывания в селе, когда все тридцать семей раскулаченных были рассажены по телегам и в сопровождении вооруженных ОГПУшников отправлены с насиженных мест под крики, плач и проклятия несчастных страдальцев в неизвестном направлении, Фёдор Кондратьев решил сосватать Марьяну.
За помощью он обратился к Ивану Кузьмичу, надеясь, что тот сумеет как-то смягчить сердце Степана Кузнецова, ими же обобранного буквально на днях.
Кузьмич, на предложение Фёдора выступить в роли свата, на некоторое время потерял дар речи. И даже не потому, что засылать сватов к человеку, семью которого они же сделали почти нищими, по человеческим понятиям не совсем удобно, а больше потому, что ему самому Марьяна безумно нравилась. Он давно бы сам её сосватал, но будучи старше своей секретарши на 15 лет, не мог на это решиться. Да и вдовцом он официально пока не считался, его пропавшая жена не числилась погибшей, поскольку трупа её никто не видел. Как-то, распивая со Степаном по дружескому случаю штофик водочки, признался ему в этом чувстве. Степан только посмеялся: И что только мужику без бабы не померещится. Вон вдовых сколько после войны осталось. Приглядись, там где-то и твоя есть.
Скрепя сердце, Иван Кузьмич согласился выступить в роли свата.
Встретив Марьяну в сельсовете, Фёдор остановил её и тоном заговорщика известил, чтобы сегодня ждали сватов.
- А если хочешь, просто уедем завтра утром в город и будешь моей женой, если думаешь, что отец не отдаст тебя за меня – выдал Фёдор, остолбеневшей от неожиданности Марьяне.
 – А это подарок тебе от меня – и он сунул ей в руки свёрток.
- Нет, Фёдор Пантелеевич, вы уж с батенькой переговорите сами – растеряно проговорила Марьяна, в надежде, что Степан не отдаст её этому человеку, но свёрток с гостинцем машинально взяла.
Она и сама могла отказать Фёдору, но от неожиданности не нашла нужных слов и в панике помчалась домой, предупредить отца о неприятном для всей семьи визите.
Пока бежала представила вдруг себя в паре с Фёдором. Как они идут по городским улицам, здороваются с встреченными знакомыми Фёдора, как он представляет её им в качестве жены и не замечает, как они посмеиваются над ними, невысоким мужем и каланчой женой. Потом она представила, как Фёдор пытается поцеловать её и для этого лихо, двумя ногами вскакивает на лавку и вытягивает губы для поцелуя.
Стало смешно и неуместное сватовство уже не казалось страшным и неизбежным.
В дом она вошла почти успокоившись. Рассказала отцу с матерью об ухаживаниях Кондратьева и о его намерении прийти сегодня со сватами.
Степанида охнула, а Степан задумался. Можно, конечно, отказать и высказать всё, что он думает об этих людях, но семья может оказаться в опасности. Составить новый протокол с решением о высылке семьи из села в чужие неизвестные места не составит труда. Кузьмич человек неплохой, но партийный, а там как партия скажет, так коммунист и обязан поступить. А партия нынче для Кузьмича, это Фёдор. И не просто партия, а партия с наганом наготове.
Но и отдавать дочь замуж против её воли в 30 -х годах 20-века не считалось нормальным. Да и Марьяна не из тех, кого можно насильно выдать – это во- первых, а во-вторых – что ж он враг своей дочери-красавице? Пусть приходят сваты. Как придут, так и уйдут. Вон Бог, а вон и порог!
 А что в руках-то держишь? – спросила Степанида, увидев у Марьяны небольшой свёрток.
- Ой, Фёдор сказал, что это мне подарок, еще не смотрела – пробормотала растерянная Марьяна.
 - Вернуть бы надо – сказал Степан – коли замуж за него не собираешься.
 – Или собираешься? – спросил, прищурив правый глаз.
 - Ни за что! – воскликнула девушка, но свёрток начала торопливо разворачивать.
Из него выпал женский платок изумительного бирюзового цвета с красными цветами по краям.
Степанида на секунду замерла и в испуге начала кричать. Марьяна поняла, что с матерью случился очередной припадок кликушества, а Степан вообще всё понял. Цвет платка и его красные цветы по кайме он отчётливо помнил из того рассказа сиротки Стеши. 

***
- Здравствуй, Степан – сказал Иван Кузьмич, заходя в дом Кузнецовых – И тебе, Степанида, здравствуй! Ну и ребятишкам вашим доброго здоровья. – кивнул он в сторону детишек, с испуганным любопытством разглядывающих знакомого им дядьку Кузьмича и дядьку в кожаной куртке, ускакавшего давеча на их Сивушке.
- Начну сразу с дела, по которому пришли – заявил он, садясь, по приглашению Степана на лавку – А ты, Степан, и ты, Степанида, не гневайтесь. Понимаю, что глаза бы ваши нас не видели, но дело партии и революции для нас святы и поступить по другому мы не могли.
А дело, по которому мы пришли, касается счастья вашей дочери Марьяны. Пришли мы её сватать за товарища Кондратьева. Очень она приглянулась Фёдору Пантелеевичу. Я бы вот её за себя сосватал – неожиданно для всех и для себя самого заявил он – но, вишь ты, не успел. Да и не пойдет она за меня. Ведь не пойдешь, Марьяша? – обратился он, на всякий случай, к стоявшей в дверях горницы девушке.
Кондратьев стоял у порога пока Степан делал вид, что не замечает жениха. При имени его, посмотрел в сторону двери и молча указал на место рядом с Кузьмичом.
Фёдор сел. Чувствовал он себя не совсем в своей тарелке. Видел, что хозяин гостям не рад, а ему так особенно. Да и с чего бы ему радоваться? Приходилось терпеть негостеприимность Степана и ради Марьяны он был на это готов.
Но тут, услышав конец речи Кузьмича, приподнялся со скамейки и растерянно оглянулся вокруг себя.
Спланированное им сватовство завернуло в какую-то, никем не предусмотренную сторону и Кондратьев не был к этому готов.
Все посмотрели на открывшую рот Марьяну. Она с трудом выдохнула застрявший вдруг в горле воздух и просипела – Почему ж не пойду, Иван Кузьмич, коли берёте в жёны? Очень даже пойду.  – и выйдя в другую горницу, захлопнула за собой дверь.
Наступила тишина.
Ошарашенный не меньше всех присутствующих Степан поднялся со своего места и, действуя по заранее согласованному с женой плану, кивнул Степаниде. Та вывела детишек в другую комнату под наблюдение Марьяны и зашла уже с пакетом, в котором лежал тот злополучный подарок Фёдора.
Ну, раз сватовство уже состоялась и невеста выбрала себе другого жениха – не без злорадства заговорил Степан – У меня к несостоявшемуся жениху вопрос. Откуда у вас, товарищ  Кондратьев, этот платок?
Фёдор сидел оглушённый происходящим. Что тут происходит? Что он здесь вообще делает? Кто кого сватает и как случилось, что Иван Кузьмич оказался женихом и Марьяна приняла его предложение? И платок… Какой платок? Причем здесь этот платок, который он подарил Марьяне как своей невесте?
Ему что? Предлагают забрать этот платок?
Оставьте его себе – глухо и отстранённо сказал Фёдор – мне он без надобности.
- Мы обязательно оставим его себе, – заговорил вкрадчиво Степан – потому что этот платок по праву принадлежит супруге моей Стеше. Этот платок был куплен её отцом в подарок своей жене, матери Степаниды. Но вечером того же дня они были убиты и платок пропал вместе с деньгами и другими вещами. Я снова спрашиваю тебя, Фёдор Кондратьев, откуда у тебя этот платок?
Мысли медленно ворочались в голове Фёдора. Те, про платок, были завалены другими, про неудачное сватовство и выкарабкивались из-под них с трудом и неохотно. Наконец, первая, которая оказалась самая подвижная, выскользнула из-под других, тяжёлых и пока не совсем осознанных и Фёдор понял, что вся эта история с платком попахивает чем-то нехорошим и для него лично.
Он увидел красивый, яркий платок в доме одной из раскулачиваемых семей.
И сразу подумал про Марьяну. Как же хороша она будет с этим бирюзовым платком на плечах! И взял эту вещь, не задумываясь о последствиях. Конечно, он даже вообразить не мог, что последствия могут быть именно такими, что к истории этой красивой вещи имеет отношение семья самой девушки и кроме того, ограбление с убийством.
Фёдор заставил себя соображать быстрее. Необходимо вспомнить в чьем именно доме он увидел платок?
Мужик там был не старый ещё, лет 35. Баба его и дитё лет десяти. Вспомнил! Еремеев, кажись, его фамилия. Много у них добра всякого нетронутого было в сундуках. И вот этот платок.
-Чёрт меня дёрнул взять этот платок – думал Фёдор – Никогда ничего не брал у раскулаченных, брезговал. Добро-то нажито нечестным трудом и принадлежать должно крестьянам, которых эти мироеды много лет грабили. Взял первый раз и поплатился, как олух последний. Верил бы в бога, решил бы, что это мне в наказание за мой поступок. Так не для себя же взял, для Марьяны. А оно видишь, как вышло – и Марьяну не получил и в историю неприятную вляпался.
Нехотя, он стал рассказывать откуда взялся у него этот, будь он неладен, платок.
- Лешка Еремеев – задумчиво проговорил Степан – сын Цыгана и Ольки.
- Помнишь их? – обратился он к Ивану Кузьмичу.
- Как не помнить – ответил тот – Ольку в поле за деревней убитую нашли уж много годков тому назад, а Цыган, тьфу ты, Никита Еремеев, сгинул где-то в Гражданскую. То-то мы всё думали, где ж Никита заработками промышляет? Исчезал постоянно, потом появлялся уже с деньгами и товаром. Неужто разбойничал? Не Лёшка же убил родителей Степаниды. Мал он в то время ещё был.
- Я думаю и Ольку он порешил, Цыган-то. Может прознала что про его деятельность. Видать, ему кровушку людскую пустить, что курице голову отрубить – добавил грустно Степан.
Фёдор начал приходить в себя. Речь зашла о серьёзных преступлениях и тут уж включился профессиональный интерес и необходимость действовать.
Он встал и заговорил твёрдо, без заметного чувства обиды на создавшиеся обстоятельства в связи с неудавшимся сватовством.
- Иван Кузьмич, зовите Марьяну, необходимо отправить депешу в городской отдел ОГПУ для задержания Алексея Еремеева с целью выяснения всех обстоятельств по действию банды, убившей родителей Степаниды Кузнецовой. Думаю, это не единственный случай и необходимо распутать этот клубок преступлений, идущий из прошлого.
Затем посмотрел в глаза Кузьмича, пристально так, недобро – Поздравляю! – буркнул и с этими словами вышел на крыльцо, зачем-то вынул наган из кобуры, внимательно осмотрел его и пошёл в сторону сельсовета.