Бедная Зельмира или тайна старого замка-10

«Кнут не дьявол, а правду сыщет» -
русская пословица
 
Кнут и портрет

На этом, казалось бы, можно завершать наше повествование о судьбе бедной Зельмиры. Однако, перечитывая работу историка, из которой  взята основная канва нашего скромного  исследования, возникает некое ощущение недосказанности. Но ведь вряд ли такой дотошный исследователь, как А.Г.  Брикнер,  мог упустить что-нибудь важное? Ведь ко времени написания им «Зельмиры» уже были доступны многие источники о том периоде российской истории - взять хотя бы «Памятные записки А.В. Храповицкого, статс-секретаря императрицы Екатерины Второй»,  на историческом сленге именуемые «Дневник  Храповицкого»,  цитатами из которого  оперирует Брикнер.   
Кстати, тот же Александр Васильевич Храповицкий являлся очень ценным свидетелем частной жизни Императрицы и её близкого окружения. Довольно эклектичные записи в его дневнике – это весьма ценные свидетельства дворцового  быта,  взлетов и падений фаворитов, а также интимной (в широком смысле) жизни самой Екатерины. Подобная близость Храповицкого, который исполнял - вполне официально – обязанности статс-секретаря Императрицы, объясняется тем, что он на протяжении нескольких лет был литературным помощником Екатерины. Именно период его секретарства был для Императрицы весьма плодотворным на поприще русской словесности. Литературные способности Храповицкого активно использовались Екатериной-драматургом: именно он редактировал русский язык её пьес и, можно сказать, являлся их фактическим соавтором. Причем соавтором неявным, т.к. был статс-секретарь весьма тактичным и скромным человеком. Но в своих дневниковых записях Храповицкий – может быть, неявно, - дает понять, благодаря кому эти екатерининские творения увидели свет.

Но все же, главное, чему уделял внимание в своем дневнике Храповицкий – это события, происходившие при дворе, высказывания Императрицы по тем или иным поводам, в адрес тех или иных персоналий. О близости статс-секретаря к Императрице можно судить по следующим дневниковым записям от сентября 1786 года:

«16 (сентября) – От простуды были (Императрица) в постели; я читал сказки.
17 и 18 – Болезнь продолжалась.
19 – Переписывал 2 акт Олега (драма, авторство которой приписывается Екатерине).
20 – Выхода (ко двору) не было, и подвязали щечку.
21 – Был позван для чтения 3 акта Олега; два раза милостиво разговаривать изволили …
22 – Был выход. Переписывал 3 акт Олега.
23 – Поднес (текст пьесы) и благодарил за брата Петра Васильевича (Храповицкого); изволили говорить, что мы все малы, а батюшка (Храповицкий-отец) был bel homme (красивый мужчина)» … ну и так далее.

Вспомним, что первое упоминание в дневнике Храповицкого о Зельмире историк Брикнер относит к 17 декабря 1786 года (сохраняется орфография оригинала): «… После Эрмитажа (т.е. после вечера, проведенного близким кругом Императрицы в Эрмитажном театре Зимнего дворца) Принцесса Виртембергская осталась ночевать во Дворце». И далее: «После сего происходили  разныя следствия, много времени занимавшия».
Но если прочитать все записи дневника за декабрь указанного года, то картина произошедшего в семействе  принца Фридриха Вюртембергского скандала несколько меняется. Итак, во избежание недомолвок, читаем все записи, сделанные Храповицким за декабрь 1786 года:
«2 Декабря. Переписывал 2-й акт Расточителя (еще одна пьеса, приписываемая Екатерине) и сделал два хора.
4 – Переписывал секретное письмо к Принцессе Виртембергской.
5 – Во время чесания  волос призван был и говорено о роли шута (видимо, персонажа указанной пьесы).
7 – Приказано наскоро сделать портрет Е.В. (Её Величества). Переписывал 3-й акт Расточителя.
8 – Поднес портрет, за то, что до сроку, получил благодарность: он для претекста, чтоб отдать письмо.
9 – Спрашиван был после обеда, чтоб узнать, не моя ли опера Хлор? Она Хвостова.
10 – После подачи последних листов из Благстона (видимо, имеется в виду У. Блэкстон - английский правовед), говорено было, что некогда начинать работу, а надобно отдохнуть и начинать в Киеве.
11 – Переписывал 4-й акт Расточителя.
12 – Говорено о кадансированной прозе в последних пиесах, и спрашивано у меня, от чего сие происходит?
17 -  … После Эрмитажа Принцесса Виртембергская осталась ночевать во Дворце. После сего происходили  разныя следствия, много времени занимавшия.
26 – Спрошен после обеда, для подачи карты Рижской и Ревельской.
27 – Послан был с пакетом к Графу Ангальту и к Стрекалову, от коего привез 1000 рублей, которая отдана Вильдше, бывшей при Принцессе Виртембергской.
29 – Говоренно  о Принце (Фридрихе - муже Зельмиры), что заслуживает он кнут, ежели бы не закрыли мерзких дел его.
30 – Отправлена Принцесса Виртембергская с Польманном и Вильдшею.
31 – Убрал бумаги и книги со стола.».

Напомним, что в первых числах января следующего, 1787 года, Императрица покинула столицу, отправясь в путешествие к новым южным рубежам Империи – в Тавриду и Крым.

Приведенные записи Храповицкого несколько усложняют ту картину банального семейного скандала, которая нарисована в работе Брикнера. Сознательно ли историк забыл упомянуть  «секретное письмо к Принцессе Виртембергской», или же посчитал этот эпизод незначительным, судить сложно. Но, оказывается, претекстом – т.е. дополнением, - к письму был ещё и портрет Императрицы. Причем портрет этот был срочно, буквально в три дня, изготовлен неназванным придворным художником.
Всё это выглядит довольно интригующе, тем более, что через 8 дней сие действо закончилось укрывательством  Принцессы в апартаментах Зимнего дворца. А после этого, как заметил информированный Храповицкий,   последовали «разныя следствия, много времени занимавшия».
Так, может быть, причиной скандала, приведшего к побоям, полученным Зельмирой от её благоверного  супруга, в тот раз явились не банальная ревность и  неурядицы в многодетном семействе немецких родственников, а более серьезное обстоятельство? Может быть, факт «секретной» переписки между Зельмирой и Императрицей,  сопровождавшийся дарением портрета, стали известны Фридриху? 
Причем, акт дарения срочно изготовленного изображения Императрицы заставляет задуматься. Как известно, Екатерина своими портретами не разбрасывалась. Получить их могли, во-первых, близкие ей люди, к которым она испытывала симпатию, а, во-вторых, персоны, заслужившие этот дар своими достижениями на ниве служения Отечеству и лично Екатерине. Возможно, Зельмира могла сообщить Императрице что-нибудь, относящееся к последнему, но была вынуждена сообщить тайно, породив её ответную благодарность секретным письмом и претекстом в виде портрета. В этой связи следует вспомнить последующий арест адъютанта Фридриха Вюртембергского. Не об этом ли фраза Храповицкого: «После сего происходили  разныя следствия, много времени занимавшия»?
И уже вовсе красноречивы слова Императрицы о муже Зельмиры: «Говоренно  о Принце, что заслуживает он кнут, ежели бы не закрыли мерзких дел его». В устах Екатерины - высказывание экстраординарное! В том же дневнике Храповицкого подобные фразы в адрес особ - иностранных подданных, тем более принцев, более не встречаются.