Мэри, милая Мэри. Глава II. Искания

Обычно, когда с тобой происходит какая-нибудь нелепица, в голове выстраивается какой-никакой план действий. В зависимости от абсурдности произошедшего, ты поневоле продумываешь следующий свой шаг, который должен будет или приблизить твоё поражение пред обстоятельствами, или отсрочить оное.

В этот раз я совершенно не понимал, какого чёрта мне делать дальше.

А вот глубокие резаные раны на мне говорили о том, что сделать что-то точно нужно.

Но что? Что?!

Ти-и-и-ише. Намасте. Спокойнее.
Самым логичным будет вернуться на место, где весь этот, пусть и крайне приятный сперва, но бред, начался.

Я остановил свой пошатывающийся вояж по комнате, снова взглянул на себя в зеркале в ванной. Поистине, выгляжу совсем уж неважно.
Может, по «горячим следам» я смог бы выяснить, какого дьявола случилось и что это за… дамочка.

Натягивая на себя широкие штанины утончённого фасона «мешковатый камуфляж», я старался прокрутить в своих мыслях случившееся вчера (или сегодня? Твою мать…) более подробно, но увы, безуспешно. Когда никаких новых деталей не проявилось на плёнке памяти, я накинул сверху свою зеленоватую куртёнку и выполз из дома.



Атмосфера в баре не изменилась. Всё та же тишина, нарушаемая только беседами вполголоса за парой столиков. Всё-таки не зря мне всегда нравилось это место.
Посадил свою задницу рядом со стойкой. Нужно было опросить единственного свидетеля вчерашнего.

¬— Мне водки, пожалуйста.
 
Бармен неторопливой походкой направился ко мне со стаканом и бутылью. Судя по его взгляду, я представлял собой крайне жалкое зрелище. Впрочем, об этом я и сам прекрасно был осведомлён.

— Прошу. Но, друг мой, тебе не кажется, что хва…

Не дожидаясь, пока он своим тягучим, почти что томным гласом наконец закончит свою фразу, я спросил:

— Послушай, дружище, ты не помнишь девушку, с которой я вчера ушёл отсюда?
— Это, друг мой, - мой собеседник прищурил свои и без того хитрющие глазищи, - вопрос непростой. Может, если опишешь, как она выглядела, я мог бы…



По словам бармена, этот гусь никого подобного не видел, ничего об этом не слышал. И хотя я уверен, что он наглым образом врёт, вытаскивать из него информацию о моей ночной (ночной ли…) гостье мне было откровенно нечем, поскольку гроши мои были на исходе, а клещи я с собой взять не догадался.
Стакан с водкой маняще пялился на меня отблесками ламп, и я всё же решил, что нет смысла сопротивляться. Всё одно нужно было многое обдумать.



Эта девушка…

Знаете, порой я ненавижу собственную память. Она сохраняет в себе такие вещи, которые вроде бы как не слишком полезны в повседневности, но… Вот ты на секунду отвлекаешься от чего-то требующего твоего внимания, и память сама подсовывает тебе воспоминания о тех, о ком ты бы предпочёл забыть.

У одной была чертовски большая и красивая грудь. Её формами можно было бы играть часами, не боясь, что это рано или поздно надоест, но вкупе с ними шёл холодный, промораживающий насквозь взгляд серых глаз. С ней я словно боялся совершить ненароком даже малейшую ошибку, минимальную неточность – этот взгляд сулил резкое прекращение любых шалостей и игрищ в случае промаха. Страшнее всего было то, что он не исчезал никогда. Он был вечным спутником наших встреч, близости и расставаний.

У второй – большие, яркие… наивные глаза с кажущейся хитрецой, а на одном из век – крохотная, почти незаметная родинка. Воистину, если девушка верит в тебя и тебе – развеять это будет безумно тяжело даже самым достоверным доказательствам твоей… неидеальности. Но уж если она, спустя тысячу твою ложь, всё же разочаруется в тебе и твоей ей верности, что вовсе непростительно для фактически любой, то… В жизни твоей не будет фурии мстительнее и злее её. Даже спустя долгие годы она припомнит тебе всё, не упуская не единой детали. Помнится, именно её последнее мне, как её милому, письмо сочилось ядом, ненавистью и презрением к моей персоне. Не совру, если скажу, что оно было самым эмоциональным из всех, что я читал за всё своё недолгое существование.

У третьей… Преданнее девочки я не встречал никогда. Даже зная, что я за человек, она стойко переносила все прелести куклы, с коей играют, когда это нужно Господину, и бросают, когда сие перестаёт быть нужным; все прелести собачки, что виляет хвостиком пред своим избранником, что готовит для него еду, заваривает чёрный чай из своих запасов с двумя ложками сахара, как Господин любит, внимательно слушает его не всегда интересную болтовню обо всём и ни о чём, иногда отвечая что-то, специально занижая свой голос и пытаясь актёрствовать, чтобы не раздражать и показать, что он ей важен, а затем вылизывает ему задницу – фигурально, а затем буквально. И даже так она оставалась не одной-единственной, а лишь одной из. Она не могла понять простой факт - если она ещё хочет остаться в своём уме, ей нужно бежать, бежать, не оглядываясь, от человека вроде меня – того, кто попросту использует её, ничего толком не давая взамен. Но боже, как же безумно красива она была, сколь соблазнительна… Готова на всё ради того, чтобы Господин остался доволен после редких встреч, которые он постоянно переносил.

Четвёртая задержалась в моей жизни дольше прочих. Милая, стеснительная девушка, любящая почитывать Геймана и фанатка «Сверхов» и «Доктора Кто». Воплощение нераскрытой сексуальности и нестандартной, необычной женской эстетики, эрудиции и начитанности – только протяни руку помощи, и пред тобою расцветёт самый прекрасный со всех ракурсов цветок. Поначалу я не слишком замечал этого, но моими усилиями – вопреки оным в том числе – цветок рос и становился всё более завораживающим, всё более притягательным. Она… Она постоянно билась ножкой о посудомойку, отчего на лодыжке вечно красовался большой синяк. У неё я почерпнул множество знаний о том, как нужно готовить еду так, чтобы не плеваться от кривизны своих рук, непрофессионализма и полученного из этих двух качеств продукта. Она… Правильно было бы заметить, что именно она стала для меня путеводной звёздочкой из бесконечных конфликтов с самим собой, поисков потрахушек на ночь или на месяц и прочих чудесных особенностей моего образа жизни. В какой-то момент я даже поверил в то, что я могу быть примерным семьянином, хорошим мужем, оставаясь неплохим любовником, но теперь только для неё одной. Поверил, что всё самое страшное и мерзкое давно позади. Поверил, что нужен ей так же, как она мне, и наоборот, и наоборот.
И что же по итогу, может, спросишь ты? Ничего. Пустота, боль, ненависть. Тишина. Почему? Потому что я сделал всё, что только мог, не так, и даже когда отдал всего себя, чтобы вернуть безвозвратно утерянное, этого – закономерно – оказалось недостаточно. Потому что верил в то, чего, может, и вовсе не было. Потому что забыл обо всём остальном, забыл о том, что… Впрочем, теперь всё это лишь очередной повод для моей памяти вытаскивать из себя воспоминания через каждые несколько минут, чтобы помучить меня.
Её поцелуи были самыми сладкими из всех. А про её восхитительные формы я и вовсе стараюсь пореже вспоминать, поскольку потерять такое великолепие – смерти подобно…

Пятая жила моей верой в неё. Лишь моей… Любовью? Конечно, конечно... Лишь моим влечением к ней было обосновано наличие в её сочном и нежном теле жизни. Она ужасно неловко и черно шутила, что сперва было слегка странновато, однако со временем я и сам перенял эту дурацкую привычку. Из-за проблем с психикой и здоровьем у неё отсутствовал рвотный рефлекс, что, разумеется, было довольно-таки весомым преимуществом, а в тоннели в её крайне чувствительных ушках было легко просунуть язык. Но… ты же уже понял, что я за человек и в чём моя проблема. Сейчас же… Я не уверен, что она всё ещё ходит среди живых.

У шестой… Те же взор и мимика, те же повадки и привычки, что у третьей. Сперва я увидел в ней своё «зеркало», если позволишь – отражение моих интересов и качеств, но в облике девушки и жуткой моралистки. Зеркало зеркалом, но на меня как будто бы наваждение из прошлого сошло. Никогда не думал о том, что два совершенно разных человека будут столь похожи, особенно в мелочах. Та же невинность по первой, те же полные преданности и противоречивых эмоций глаза, та же привычка занижать свой голос, коий у обеих довольно высокий, те же сильнейший яд и горчайшая желчь в редкие моменты, когда удерживать себя в руках в моём присутствии становится для них слишком уж невыносимо.

И таких – десятки, многие десятки…
И что в итоге?



Резко выдернутый из своих раздумий, я повернул башку на девяносто градусов влево – что-то настойчиво мельтешило с этой стороны от меня, как бы пытаясь привлечь к себе внимание. Я обомлел – на соседнем со мной сидении сверкала улыбкой моя недавняя знакомая, моя ночная гостья, моя дорогая, милая, мать её, Мэри. Раны на спине и груди начали возмущённо зудеть.

— Ну здравствуй. А я уже везде тебя обыскался. Не хочешь мне кое-что объяснить, м? – я ощутил, как внутри меня закипала натуральная злость. Эта дамочка использовала меня, искромсала, почти что покалечила, а теперь как ни в чём не бывало пялится прямо на меня и лыбится во все тридцать два!
— Не хочешь повторить?

Если честно, этот ёмкий и простой вопрос застал меня врасплох. Секунды три я жёг взглядом её наглое, расплывающееся в ехидной улыбке личико, попросту не находя, что ответить.
У моей мучительницы появилась отличная возможность заполнить паузу. И она ей воспользовалась.

Чёрт.

Положив ладонь мне между ног, она заткнула мой почти готовый вырваться словесный поток негодования поцелуем, недолгим, но отчего-то до помутнения рассудка страстным и горячим. Продлив это чёртово блаженство несколько секунд, она отодвинулась от меня и снова произнесла:

— Не хочешь повторить?

Я, пытаясь отдышаться от такого грубого нарушения моего личного пространства – если бы оно у меня когда-то вообще было – проговорил полушёпотом, поглядывая на не спускающего с нас глаз бармена:

— Хочу. Но сначала ты мне объяснишь…
— Отлично! К тебе или ко мне?

А вот это хороший знак. Может, в её месте обитания я найду какие-нибудь зацепочки, которые помогут мне понять, какого Вельзевула было прошлой ночью. Ну или же наконец эта бестия соизволит открыть рот не только для того, чтобы…

Схватив меня за руку, Мэри потащила меня к выходу. Что ж, хорошо.

Мой стакан с водкой так и остался нетронутым. По крайней мере, бармен не станет предъявлять мне за то, что я не оставил никакой платы за обслуживание.


Рецензии