Женевские майданщики, из Записок контрабандистки

    
    Скучаю по тебе, Женева,
    Зачем разлучена с тобой?
    И на гербе твоём, Женева,
    И гриф, и ключик золотой.
    Жет д'О, взлетающий до неба,
    Молочный озера туман,
    же тем, мон шер, забудь, не требуй,
    нырни, как лебедь, в Лак-Леман.
    Зачем ты снишься мне, Женева?
    И Альп заснеженный покой
    переплетают быль и небыль
    туманной дымкой кружевной?

   
    "Не мы идём за Дао, но Дао ведёт нас"..

    
   2 9  н о я б р я, п я т н и ц а,
с е л о  б л и з  Б о р и с п о л я.
   По Майдану Незалежности катится отбитая голова Ленина. Свобода на баррикадах. Костры в железных бочках. Казак Мамай со своей бандурой. Раненые студенты. Украина, смеясь и танцуя, расстается с тоталитарным прошлым.
   А ведь ещё несколько дней назад, когда мы с Ларисой на автобусе приехали в Киев, все было спокойно. Только на станции метро "Хрещатик" большая толпа народу вышла из вагона, и он опустел. Но мы вспомнили об этом лишь задним числом, когда смотрели у Забойченко новости по телевизору. А вскоре большинство станций метро перекрыли.
   "Сейчас поезд выедет на поверхность", - объявила я тогда Ларисе, немногословной, настороженно держащейся стройной брюнетке в длинном темно-синем пуховике, с которой познакомилась лишь два дня назад на нарвском автовокзале и которую опекала полтора суток в автобусе, а по приезде в Киев накормила в "Макдональдсе" рядом с автовокзалом (естественно, на украинские "командировочные", выданные мне Забойченко). Киевский "Макдональдс" был таким же, как любой европейский, только очередь длиннее и цены в три раза меньше.
   Вобще-то я была не совсем уверена в своих словах по поводу поезда, так как три года назад ездила по этому маршруту, до Левобережной, всего два раза, - но он, действительно, послушно вынырнул на поверхность и стремительно понесся по мосту над Днепром, меж тем как диктор сообщал:"Наступна станція - Гідропарк". Доехав до Левобережной, мы пересели на маршрутку до Борисполя.
   
   Где нас, изрядно замёрзших, - и почему я решила, что в Украине должно быть теплее, чем в Эстонии и соответственно оделась? - встретила неунывающая пампушка Марина, короткой черной челкой, очками и безапелляционным тоном похожая на Знайку из советского мультфильма, - тогда как ее муж Стас напоминал лохматого и взбалмошного, но куда более агрессивного, чем в мультике, Незнайку.
   Она приехала с сыном Олегом, который вел машину и которого я видела, можно сказать, впервые, если не считать мимолётной лондонской встречи трехлетней давности. У Олега были красивые, как у матери, черты лица и ее мягкий, покладистый характер. Однако разговаривал он с Мариной почти так же грубо, как Стас, что меня покоробило в таком молодом парне.
   А впрочем, чему удивляться, ведь сын всегда берет пример с отца. Со своей девушкой - невозмутимой красавицей Алёной, - он пока обращался нежно и заботливо, но ключевым словом здесь было - пока.
   Алена, которую я знала по трем месяцам совместных полетов как особу твердую, решительную и немногословную, существовала в доме Забойченко тихо и незаметно. Только иногда раздавался вдруг из коридора громовой крик на нее Забойченко-старшего:"Сколько я тебе говорил - не ходить в этот туалет? - он поломан. А ты упорно продолжаешь гнуть свое. Я хозяин в этом доме, ты поняла? Я!" - орал он, как потерпевший, - и Лариса в нашей общей большой комнате на втором этаже, с возвышением-подиумом напротив венецианского окна, в ужасе дрожала, а полненькая розовощекая хохотушка Света, со светлыми завитками закрученных на затылке волос,
приехавшая в Борисполь с Сашей на день раньше нас, только пожимала плечами, - она уже полмесяца работала на Забойченко и хорошо изучила его характер. Новеньким, Саше и Ларисе, это ещё только предстояло.
   Алена же, судя по доносившемуся до нас молчанию, спокойно стояла перед Стасом с тем отстраненно-безразличным выражением лица, с которым она всегда выслушивала как его ругань, так и его комплименты.

   Мы надолго засели в селе недалеко от Борисполя, где Забойченко сняли этот новый благоустроенный дом. Выбраться оттуда можно было только на такси. На второй день приезда, на второй день Майдана Саша отпросился к двоюродному брату в Киев.
   У остальных особой нужды туда ездить не было, и мы смотрели Майдан по телевизору (на каждом этаже был свой), пока наш шеф бухал и разрабатывал новые стратегические планы.
   Стас был мужчиной неординарным и это выражалось в его внешности: то ли бычара, то ли пижон, с крупным телом, животом, как у беременного и грацией слона в посудной лавке. Но, если смотреть со спины - просто первый парень на деревне, - стремительная пружинящая походка, развевающиеся по ветру редеющие кудри, и не хватает лишь заломленной набекрень кепки с красным цветком.
   Большая птичья загогулина носа и серые, умные и проницательные, глаза довершали его портрет. Жена Марина казалась его необходимым дополнением и, как он не измывался над ней, но в глубине души хорошо осознавал, что другую такую же преданную женщину ему не найти.
   Стас собрал здесь нас четверых, двух - с российским, и двух - с эстонским гражданством, - для того, чтобы мы были под рукой, когда наступит нужный момент. Но прошла неделя, пошла другая, а "нужный момент" все не наступал.

   Комната Стаса и Марины, где Стас сидел за компьютером, находилась на втором этаже рядом с нашей, и временами я подслушивала через стену, что он говорит по телефону или пыталась осторожно выведать у Марины, куда и когда мы летим.
   Когда она категорично сказала, что через Брюссель мы больше ездить не будем, я совсем упала духом. Значит, моего любимого портье из отеля "Бентли" на улице Рожье я больше не увижу.
   Только Майдан и украинское ТВ хоть немного поднимали мне настроение, хотя реклама на всех украинских каналах длилась по пятнадцать минут, что сильно раздражало.

   Я знаю эту женщину: одни ее зовут Свобода, другие - Юлия Тимошенко, а для третьих она носит горячий чай и пирожки на Майдан. Белый снег, белые листовки на остове новогодней ёлки.
   На темно-синем полусдувшемся матрасе (женщины говорят, будто это я проколола в нем дырку своей ручкой - бред, это невозможно, так как матрас сделан из очень плотной, прорезиненной ткани) пишу вечером свой дневник.
   По телевизору идёт испанский фильм "Воры" на украинском языке - о том, как парень и девушка эротично воруют кошельки. Парень, имени которог я не запомнила, брутально красив. Выйдя из тюрьмы, он пытается найти свою мать, но находит лишь ее пустую квартиру, где и поселяется.
   Потом устраивается работать помощником в парикмахерскую, но крадёт кошелек клиента, и, когда его ловят на этом, сбегает. Стыренные кошельки парень прячет во внутренних карманах пиджака манекена, стоящего у него в квартире. (Наверное, мать была портнихой). Девушка Сара из приличной, обеспеченной семьи, студентка. Бродя по улицам, парень случайно наблюдает, как ловко и незаметно она стырила диск в музыкальном магазине и предлагает ей работать с ним в паре.
   Сара сначала отказывается, но потом, побуждаемая любопытством, соглашается, так как ей скучно с инфантильными, послушными и занудными ухажерами из своего круга. Она очень сексуальна, с типичным южным носом и полудлинными прядями темных волос, ассиметрично падающими на глаза, виски и открытую спину ее летней майки.
   Видимо, тот адреналин, который они получают от процесса воровства, - орудуя в основном в плотной уличной толпе и переполненных автобусах, - возбуждает их и сближает. Натырив целую кучу кошельков, которые уже не лезут за пазуху манекену, юные таланты, наконец, попадаются, но, по малолетству, их отпускают. (Фильм явно не про наши реалии, а про гуманные европейские). Потом родители Сары уезжают на уикэнд из дома, и парень проникает к ней через дверь балкона, - ну прям Ромео и Джульетта!...
   
     И что хотел сказать автор: преступление сближает, секс возбуждает не меньше, чем преступление? - пытаюсь уловить я идею фильма, одновременно с грустью понимая, что мой благовоспитанный, щепетильно честный французский турок из отеля "Бентли" его бы не одобрил. Несмотря на то, что мусульманин.
   Впрочем, почему мусульманин не может быть честным?
   Вон ведь и Забойченко считает себя и честным, и порядочным, в рамках своей профессии. Он так и пишет в объявлениях на нарвском портале, в разделе "работа":"ищу помощников для своего бизнеса".
   И многие попадаются на эту уловку, в том числе я, Света, Лариса, Саша, Артур, Дима, рыжая Наташа и сколько их там ещё было, тех, кто не хотел в Нарве горбатиться за 200-300 евро в месяц на производстве, стройке, швейной фирме, в магазине, и предпочёл более лёгкий путь: взял чемодан - отвез чемодан, и получил за это в два раза больше (правда, трудовой стаж при этом не идёт, работа нерегулярная, плюс риск попасться в руки таможенной полиции и даже сесть, плюс специфический характер шефа!).
   Саша, впрочем, работал в Нарве программистом, и Забойченко это ценит, постоянно обращаясь к нему за помощью по поводу интернета, но ведет себя с ним так же авторитарно (чтобы не сказать - бесцеремонно), как и с остальными.

   Уже 10 декабря, а мы приехали 29 ноября и все сидим безвылазно в этом селе. С женщинами я периодически ругаюсь, с Сашей даже не пытаюсь больше заигрывать, хотя, не будь он таким худым и имей синий паспорт, он бы идеально вписался в мой любимый лондонский пейзаж, идеальный лондонский дэнди: серые глаза в тонкой оправе очков, дурацкий прямой пробор и непробиваемая самоуверенность молодости.

   Саша первым полетел со Стасом в Женеву, где Стас, по своей привычке, всю дорогу бухал, и ему стало так плохо, что на обратном пути, во Франкфуртском аэропорту, пришлось вызывать скорую.
   Только вчера они вернулись. Но, когда я спросила Сашу, как все прошло, он ответил беспечным тоном, что нормально, и я не стала углубляться в тему.
   Стас же, отлежавшийся во Франкфурте под капельницей, вернулся спокойным и подобревшим, насколько он вообще мог быть спокойным и добрым. И засел за компьютер.

   Мы, как всегда, играем в карты внизу, за круглым столом. Марина придумала это, когда отключили свет, - и мы играли при свечах, как в модных светских гостиных позапрошлого века, и так и продолжаем с тех пор каждый вечер.
   Больше всего везёт Саше и Алёне (последняя вообще никогда не проигрывает). Лариса, которая поначалу играть вообще не умела, быстро научилась и играет не хуже других. Я же ленюсь напрягаться, или мне просто нравится, когда Саша, с высоты своего двадцатипятилетнего жизненного опыта начинает меня поучать с мягкой укоризной в голосе:"Зачем же разбрасываться козырями, их нужно беречь.."
   При свечах ярче видны его красиво очерченные губы, но какой же он худой и высокий! И, между прочим, держится со мной напряжённо, чуть смущённо, и более откровенно, чем с остальными, - рассказал, например, что увлекается историей, а точнее - участием в исторических реконструкциях различных сражений, наряжаясь то в костюм рыцаря, то солдата времён Северной войны.

   Иногда я выхожу погулять или в магазин. Поначалу это село произвело на меня унылое впечатление - ряд домов и голая, сухая степь, грязь на дороге. Но когда выпал снег, оно похорошело, стало белым и пушистым, и настроение изменилось в сторону новогоднего.
   Сегодня мой надувной матрас не совсем сдулся, так как Олег его заклеил. Читаю на английском "Алхимика" Коэльо, купленного осенью в лондонской чэрити.
   Света сказала, что последний раз они с рыжей Наташей останавливались в Брюсселе в отеле "Бентли", - везёт же некоторым!
   По телеку искала новый российский сериал "Приключения Шерлока Холмса", который не досмотрела дома и который, несмотря на несуразно-необузданную режиссерскую фантазию, очаровал меня мастерски переданной английской атмосферой начала 20 века. Но нашла только "Шутку за шуткой". Потом ещё посмотрела хорошую историческую передачу о Деникине.

   Мы все постоянно следим за событиями на Майдане, которые только украинское телевидение освещает объективно и всесторонне. У меня чувства колеблются от полной поддержки до осторожной критики, у остальных - наоборот, от полного осуждения до осторожной, боязливой поддержки.
   Саша утверждает, что с полным отделением Украины от России пострадают их тесные экономические связи: транзит газа, тяжёлое машиностроение, "Южмаш" и т.д.
   Стас, хоть и злится на то, что Майдан мешает его "бизнесу", но, как ни странно, более солидарен со мной, чем с остальными, - возможно, будучи сам причастным к теневой экономике, он, как никто другой, ощущает шаткость, аморальность и гибельность мафиозного режима Януковича. Или просто анархист по природе.

   На украинском телевидении я открываю для себя много новых интересных личностей, идей, передач и ловлю себя на том, что мне все равно, идёт интересная передача по-русски или по-украински, который я понимаю уже процентов на 50. Ведь в целом украинские каналы на порядок лучше подчищенных и прилизанных российских, по которым Марина продолжает смотреть новости, а Света с Ларисой - бесконечные унылые боевики, со стрельбой, мордобоем и изнасилованиями.
   Даже если на российском канале случайно и появится приличное, нескучное и позитивное кино, женщины предпочитают переключить его на свою любимую агрессивную чернуху или идут вниз курить и болтать с Мариной, милостиво предоставляя мне смотреть то, что мне нравится.

   Рано утром в пятницу должны были лететь мы с Ларисой и Мариной, но Стас переиграл, и полетели Саша и Света. До того между мной и женщинами разразился настоящий скандал.
   Лариска уже с вечера дулась на меня за то, что когда она с придыханием рассказывала о своей живущей в Норвегии дочери и ее бой-френде-журналисте, я не разделила ее восторгов по этому поводу:"Ну, журналист, и что такого? А у дочери-то как с карьерой?"
   Потом они, как обычно, до полуночи смотрели свои любимые бандитские сериалы, а остальные полночи я ерзала на своем дурацком матрасе, который опять начал сдуваться.
   С 3-х утра Света начала собираться, и мы тоже проснулись.
   - Лариса, раз Света уезжает, я лягу на её место, ладно? А то я замучилась на матрасе... - попросила я.
   - Что? Это Светино место! - возмущённо воскликнула Лариска, как будто мы были в пионерском лагере, где каждый застолбил за собой свою кровать, - нет уж, ты сама вошкалась на своем матрасе, проколола его ручкой, вот и спи на нем!
   - Я не прокалывала его  р у ч к о й! - взорвавшись, в двадцать пятый раз повторила я для тупых и, не снижая тон, так как мое терпение лопнуло, добавила, - и ты не забывай, Лариса, что нам с тобой ещё лететь в Лондон, в д в о е м, смотри, как бы тебе не пожалеть о своем поведении!..
   Ларискино высокомерие сразу сдулось, как этот синий матрас и она, без перехода, ударилась в слезы, одновременно начав судорожно собирать свои вещи:"Света, - всхлипывала она, - скажи Марине, что я уезжаю домой, я не хочу, чтобы она меня кинула в Лондоне.."
   Света пыталась успокоить Лариску, а я уже сама была не рада, что припугнула ее, но вдруг мне в голову пришла другая идея. "Лариса, спи спокойно, а я пойду спать вниз, Саша же все равно уезжает".

   Я свернула свою постель и спустилась с ней в кухню, небольшой аркой отделенную от гостиной, где Саша ещё сладко спал. Я подёргала его за плечо:"Вставайте, сударь, Ваш самолёт на Женеву Вас ждать не будет!" - Он, ничего не понимая, вскочил, продирая глаза:"А сколько времени?"
   Я ушла на кухонную половину, чтобы дать ему переодеться. Потом помогла ему свернуть постель и разложила свою. Пока
он собирался, мне пришла в голову другая светлая мысль.
   - Саша, а у твоей девушки какое гражданство?
   - Эстонское, - и сразу поняв, куда я клоню, поспешно добавил, - но она сейчас не может летать!
   Да, - с сожалением подумала я, закрывая глаза, - у него не просто девушка, у него умная девушка. Этот неудобный диван после моего сдувшегося шершавого матраса показался мне настоящей пуховой периной, и, уже засыпая, я слышала, как Стас выясняет у Светы и Саши, что случилось.
   "Да не знаю, - отвечает Саша, - прибежала, согнала меня.." "Да ничего не случи-и-лось!" - отмахивается Света. И они вдвоем идут курить на крылечке, беспечные, как перелетные птицы, а Стас вовсю ругается со службой такси, так как машина опаздывает уже на час.

   Когда я утром проснулась, Марина сообщила нам, что мы летим в Лондон втроём, и Лариса успокоилась и раздумала уезжать домой.
   Изображая из себя хозяйственную женщину, она начала печь блины. Я уже заметила - как только особа моего пола хочет поставить меня на место, она сразу хватается за скалку или за пылесос, не понимая, что меня это совсем не впечатляет.
   Почему я и начала любить таких непробиваемых домашних лентяек, как Алена или лондонская Лариса.

   Меня снова послали в магазин и я втихаря зарулила на почту, чтобы послать родственникам новогодние открытки. Конверты стоили какие-то копейки, и я решила не говорить Марине об этой трате, все равно она не заметит.
   Деревенская почта, как и все в этом селе, по-видимому, не менялась с советских времён.
   Маленькое, с обитом дермантином дверью, на которой висела надпись "Выдача рахунков", помещение, пол покрыт линолеумом, за деревянной перегородкой, украшенной журналами "Здоровье", "Лиза", "Наш сад", сидели две брюнетки среднего возраста - типичные хохлушки по виду и по говору. Одна из них разговаривала по служебному телефону, а напротив другой стоял пожилой мужчина, пришедший, видимо, за пенсией.
   "Піду я вже сьогодні на обід чи ні?" - положив трубку, задала кому-то риторический вопрос вторая женщина и уставилась на меня. "Пожалуйста, два конверта в Россию и один в Украину, с марками", - обратилась я к ней. Женщина достала конверты, наклеила на них марки и, протягивая мне, сказала:"Ось, дивись, сюди пишеш адресу одержувача, а сюди - відправника", - "дякую".
   Я вышла, совершенно очарованная этим "дивись!", почему-то напомнившим мне греческое "влепо", - ясно, почему, это один и тот же образ: смотреть - влепать, окунаться в "лепоту, красоту, диво" окружающего мира... 
   
     И, гуляя в одиночестве по заснеженному, безлюдному, погруженному в зимнюю летаргию селу, пушисто-белому под голубоватым небом, вдоль заледеневшего пруда у жовто-блакітной церквушки, заиндевевших кустов и деревьев, я прорабатывала себя за неправильное поведение с Ларисой и Сашей.
   Разве первая виновата в том, что я не увижу своего Гильема-Тибера из "Бентли"? Разве мне это нужно - настраивать ее против себя? - Нет, наоборот, мне нужно воспитать из нее хорошую замену себе, чтобы с чистой совестью оставить Забойченко и их рискованное ремесло. А Саша...но он же ребенок, и при мысли о нем нежность перекрывает все остальные чувства, а в памяти почему-то всплывает мандельштамовское:"Так не старайся быть умней, в тебе все - прихоть, все - минута, и тень от шапочки твоей - венецианская баута".
   Я, кстати, совсем недавно узнала, что баута - это вовсе не шапка, а маска с клювом, - и, кстати, ни разу не видела Сашу и Свету в шапках, несмотря на суровость украинской зимы. Я же носила черную, велюровую, с ушками, кепку, Марина - похожую, Лариса - вытянутую шерстяную с помпоном. Про купленную в Женеве за 80 евро и потерянную там же брендовую кепку Стаса речь пойдет ниже.

   1 4  д е к а б р я, с у б б о т а.
   И вот мы в Женеве. Прилетели вечером, взяли, как нас научил Стас, бесплатные билеты из автомата в зале прилёта, на 1,5 часа проезда на любом виде транспорта, сменили в туалете бирки на чемоданах, спокойно прошествовали с ними через "зелёный коридор" и вышли из аэропорта.
   Здесь было не так холодно, как в Украине, но зима всё-таки ощущалась. Например, по большому количеству прилетающих и улетающих пассажиров в теплых куртках и разноцветных шерстяных шапках и шарфах, с длинными лыжными чехлами и огромными, навороченными спортивными рюкзаками.
   На улице нас ждали Олег и Алена. Они уже более-менее ориентировались в Женеве, и должны были отвезти нас в гостиницу. Автобус доехал до главного ж/д вокзала со странным названием Корнавен*, которое Стас, давая нам инструкции перед отъездом, уже переименовал в "Карнавал", и откуда мы прошли пару улиц и перекрестков до гостиницы, особо меня не впечатливших.
   Маленькая гостиница была копией немецкого кевелеровского "Золотого яблока": те же скромные комнаты, похожие на кельи, скрипучие лестницы, распятия и религиозные лубочные картинки по стенам, только теперь уже в кальвинистском духе и на французском языке. У нас еле хватило сил умыться и доползти до кроватей.
   
   Утром мы спустились к завтраку в небольшой зал, затейливо украшенный рождественскими еловыми веночками с красными ягодами, свечками и игрушечными оленями, везущими санки с Санта-Клаусом, - от всего этого веяло домашним уютом, а обслуживающий верзила-негр говорил лишь по-французски, и мы объяснялись с ним знаками. (А я, конечно, с болью в сердце вспомнила брюссельский "Бентли").
   Мы вышли в серенькое туманное утро. Воздух был сырым и промозглым. Олег и Алена встретили нас на перекрестке, и мы впятером пошли на вокзал. Купили билеты на поезд, и тут начались недоразумения.
   Поезд отходил через пять минут, и Олег с Алёной рванули вперёд, сказав, чтобы мы следовали за ними. Мы понеслись за ними, как сайгаки, что было нелегко с нашими тяжёлыми чемоданами, но они вдруг скрылись за дальними колоннами, а справа появилась Марина и, махнув нам рукой, исчезла в другом проходе.
   Мы с Ларисой растерялись, но потом всё-таки решили бежать за те колонны, где исчезли Олег и Алена. Поднявшись по пандусу на платформу, мы увидели, что она пуста. Но тут впереди замаячила Марина, - мы подбежали к ней, совсем запыханные, - а с другой стороны, в ту же минуту, появился Олег, громко ругаясь и матерясь, почти, как Стас в подобных случаях. Оказывается, мы пропустили наш поезд!
   Потом больше часа стояли в зале ожидания Корнавина, с огромной картой Швейцарии, нарисованной масляными красками на стене под часами. Олега и Алёны долго не было. Марина с Ларисой непрестанно выходили на улицу покурить, а я стерегла все пять чемоданов и, как обычно, наблюдала за проходящими туда-сюда людьми.
   Вернувшиеся Олег с Аленой сообщили, что мы все поедем до Гренобля на автобусе, только, в целях осторожности, по очереди: сначала Олег, Алена и я, а следующим автобусом, через два часа - Марина с Ларисой. Этот автобус отправлялся от Женевского аэропорта и мы двинули туда.

   Народу в отъехавшем от аэропорта междугороднем автобусе было немного, и я поначалу чувствовала себя неспокойно. Но сидящие впереди Алена и Олег ворковали, как два голубка, и я тоже постепенно перестала волноваться.
     За окном показались выплывшие из тумана горы, сначала издали, потом подступая все ближе и ближе, - громоздкие, бежевато-сероватые, они только усиливали пасмурность дня и оставляли странное впечатление, ведь я в Австрии привыкла к лёгким, грациозным, пирамидальным, сверкающим на солнце лесистыми склонами и острыми заснеженными пиками Альпам, тут же - то бесформенно-распухшие каменные громады, словно начатые и брошеные на полпути творения неведомого скульптора, то - долго тянущиеся на горизонте гребни с плоской вершиной.
     Я почему-то думала, что на границе с Францией нас заставят выйти из автобуса, но мы спокойно проезжали через открывающиеся перед нами шлагбаумы, - и этих пропускных пунктов было так много, что я и не поняла, какой из них был пограничным. Первая остановка была уже во Франции, в Шамбери.

     И вот мы в Гренобле, столице департамента Изер и исторической провинции Дофине, крупнейшем городе французских Альп, знаменитом своим университетом, зимними соревнованиями, для меня же - тем, что здесь родился Стендаль.
     Стоим со своими чемоданами на ж/д вокзале. Слева от нас течёт река и высится розоватая громада горы Бастиль, впереди, через дорогу - высокие фасады разностильных зданий, в самом красивом из которых находится Brit Hotel Suisse et Bordeaux.
     Олег с Алёной отвели меня в отель попроще, но тоже недалеко, на соседней от вокзала улице, сами же тотчас уехали. Оставив свой чемодан в номере, я пошла знакомиться с городом.
    
     Найдя неподалеку китайский ресторан China Moon, выпила там маленькую чашку кофе и съела непонятный пирожок, всего за 3 евро. Потом прогулялась вдоль набережной, любуясь розовыми красками заката над рекой, под арками мостов лентой утекающей вдаль, словно поднимающейся между  гребнями гор к самому небу, - старинными зданиями на другой ее стороне, под причудливой громадой горы Бастиль с кружевным абрисом вставшей над ней луны. Если бы я не знала, где я, первое, что подумала бы - в Италии.
     Но пора уже было идти на вокзал встречать Марину с Ларисой. Разместившись в гостинице, мы с Мариной тут же отправились в магазин за провизией, оставив Ларису дома, - у неё разболелся зуб. 

     Сначала зашли в "Casino" (сеть французских магазинов), потом посетили Рождественский рынок на place Vaucan-son, с его народной пестротой, детьми, катающимися с горок и стоящими в очереди за чурросом (сладкие рифленые палочки, выдавливаемые из трубы специального аппарата в кипящее масло).
     На обратном пути мы умудрились заблудиться: я полагалась на Марину, она же, как когдатошняя моя коллега Света Ларок, исключительно на интуицию. Спросив дорогу у молодой женщины в коротком белом пальто, с пышной копной чёрных волос, мы ничего не поняли из её объяснений на французском, - и она, раздражаясь на нашу тупость, быстро довела нас до широкого бульвара Гамбетта с трамвайными путями, пересекавшегося с нашей Альзас-Лоррен, ведущей к гостинице "Institut", в которой мы тогда остановились и ж/д вокзалу. Мы сказали "mersi!" и почапали со своими сумками домой. (С тех пор это стало у нас с Мариной какой-то нелепой традицией - непременно заблудиться в вечернем Гренобле. И только, когда я уже ездила туда одна, я, как и в любом другом городе, просто брала на рисепшене карту и шла по карте).
    
     Но у Ларисы зуб так и болел, и особо пировать нам с Мариной было неудобно. Мы только съели парочку купленных чурросов.
     Потом Лариса мне рассказала, что ночью, не выдержав боли, она пошла в ванную и собственноручно выдрала больной зуб с кровью, и я поразилась силе ее характера!..Той ночью я слышала ее сдавленные рыдания, но, не подозревая, что это из-за зуба, а думая, что из-за стресса, решила не вмешиваться, - ведь мы были на ножах.

     На следующее утро Марина с Ларисой поехали в Войрон, встретиться с неким Димой, нашим здешним резидентом, чтобы отдать ему чемоданы.
     Меня оставили в Гренобле, чему я была только рада, так как уже успела полюбить этот городок, тихий и безлюдный с утра. Мой шаг гулко отдавался на покрытой инеем брусчатке мостовых, косые лучи восходящего солнца окрашивали в розовые тона мрачные стены собора, гармонично сосуществующие тут разные века и стили отражались в медленном течении Изер, опоясанной вереницей мостов и убегающей к светло-коричневому гребню горы Шальмон на горизонте.
     Потом я встретила Марину и Ларису на вокзале, мы вернулись в Женеву, а оттуда полетели в Лондон.

     В Стенстеде ради осторожности мы разделились: мы с Ларисой шли впереди, должны были взять чемоданы и ехать на одном автобусе. А Марина, будучи в "чёрном списке", отстала и пряталась в туалете зала выдачи багажа, пока мы не пройдём "зелёный коридор".
     Я сказала Ларисе, чтобы она шла за мной, но на паспортном контроле, где всегда было много народу, потеряла её из виду.
     Думая, что она ещё не вышла в багажный зал, я стояла у ленты, высматривая свой чемодан, когда она вдруг окликнула меня и, показав на два чемодана, сказала:"пошли, я уже их забрала!" - "Лариса, но ты должна была забрать лишь свой чемодан!" - удивилась я её самовольству. - "Ты где-то копошилась, вот я их и взяла!" - с сарказмом возразила она. Нормально, подумала я, и тут она решила меня обскакать, показать, кто главнее. Ну ладно, главное, чтобы эта заминка не привлекла внимания служащих, а там - пусть выделывается.

     Я купила билеты до Стрэтфорда**, и мы сели в автобус. Сообщив Лариске о том, куда мы едем я вкратце описала Стрэтфорд, как развивающийся район Лондона, мол, к Олимпиаде 2012 года здесь было возведёно много спортивных сооружений и других современных объектов. Но она только хмыкнула, явно не веря мне. Если бы ей это сказали Марина или Света, другое дело!
     В Стрэтфорде мы пятнадцать минут ждали следующего автобуса, на котором приехала Марина. Потом они с Лариской перекуривали. "Ой, смотрите, крыса!" - воскликнула вдруг Марина, - мы взглянули и действительно увидели проворную темносерую крысу, бегущую от мусорных баков по черному мокрому асфальту к блестящему чёрному старомодному такси, под которым она и скрылась.

     В набитом битком KFS Лариска оторопела от прежде невиданных в таком количестве афроевропейцев, коренных жителей Стратфорда; я же, никогда их не боясь (скорее, чувствуя внутренее родство) больше была озабочена тем, как мы со своими чемоданами сможем протолкнуться хоть к какому-нибудь столику.
     Но Марина подловила момент освобождения одного стула, и решительно поставив на него один из чемоданов, протиснулась к стойке делать заказ. Мы пристроились рядом, ожидая, когда освободятся два соседних стула. К этому времени Марина уже возвратилась обратно с наполненным подносом, прижимая локтем свою видавшую виды, похожую на базарную, дорожную сумку.

     В доме лондонской тёзки Лариса освоилась на удивление быстро, привязалась к собачкам, шикала на меня, если я повышала голос:"Внизу дети спят, а ты орёшь!", и умудрилась и тут стоять у плиты и что-то готовить, - у Лариски, где первую половину дня кухню занимает Агни со своими детьми, а на вторую она превращается в смесь party и лондонского паба, - феноменально!
     Кроме того, у Лариски сломалась труба отопления, было холодно, повсюду стояли обогреватели, и не было воды. Мы спали в "белой комнате", втроем, поперек кровати.

     А уже утром полетели домой, через Женеву и Мюнхен.
     Долго фланировали по женевскому аэропорту, среди лыжников в вязаных шапочках, похожих на эстонские, с огромными рюкзаками и упакованными в длинные чехлы лыжами. Фотографировались по очереди возле сидящего в запряженных северным оленем санях деда Мороза. Лариса бросилась было в магазин одежды, но и до неё скоро дошло, что эти магазины - чистая реклама брендов. Она лишь купила магнитик на память.
     Пройдя в зал вылета, мы узнали, что наш рейс, как и многие другие, задерживается из-за непогоды. И мы опять слонялись туда-сюда по блистающему зеркалами, снежинками и фольгой duty-free; Марина с Лариской ходили в комнату для курения, а я глазела на витрины шоколада и конфет самых невероятных видов, цветов и сортов, и по третьему разу пробовала дольку апельсина в шоколаде, которую готовила, опуская ее в вертящуюся шоколадную пирамиду полная улыбающаяся женщина в белом форменном костюме...
     Так как у Марины завтра был День рождения, она прикупила себе в duty-free бутылку яичного ликёра, и хорошо бы нам было распить его на троих прямо в Женевском аэропорту, чтобы не нарушать предрождественского настроения, но увы...
     Из-за задержки рейса мы переночевали в мюнхенской гостинице недалеко от аэропорта, которую нам оплатили, но, из-за отсутствия шаттлов, пришлось взять такси. На наше счастье, таксист оказался украинцем-гастарбайтером. Узнав, что мы летим в Киев, он просил нас передать Украине. Что мы с удовольствием и сделали.

     Первое, что мы узнали по возвращении в "родное" село, это что Саша и Света отправлены домой в Эстонию (что они, в таком случае, заработали?), а мы трое полетим ещё раз по тому же маршруту.
     Второе: Стас потребовал подробного отчёта о потраченных карманных деньгах. И, если магнитик Ларисе он простил (насчёт её зуба вобще никто не парился, кроме неё самой), то 5 евро, потраченные мной в гренобльском "China Moon" привели его в ярость:"Какого... ты туда пошла? Не могла подождать остальных и поесть с ними?" - "Я проголодалась", - "Проголодалась она, видите ли!" (правда, если бы я призналась, что 2 из этих 5-ти евро потратила на открытки с видом Гренобля и детскую книжку на французском языке, Стас, наверное, меня бы вобще убил).
     Я сразу поняла, что он не в адеквате, и начал отмечать День рождения Марины раньше срока и без неё.

     Назавтра Марина наготовила всего вкусного, и выставила на стол свой яичный ликёр. Я хотела было отказаться принимать участие в этом семейном празднике, но - не обижать же Марину из-за Стаса.
     Сначала, впрочем, все шло в рамках приличия: Стас рассказывал, что дарил Марине раньше, и что подарил на этот раз. Потом, как всегда, начался "вечер воспоминаний", на этот раз о любимом Стасом Париже: как он туда попал в первый раз, как они с Мариной гуляли по Елисейским полям, но им "влом было стоять в такой длинной очереди на Эйфелеву башню".
     Как им в центре Парижа вдруг загородил дорогу крутой лимузин, из которого с важным видом вышел человек кавказской национальности и заговорил с кем-то по-русски. "Вы представляете? - Я чуть не упал, - тут, в Париже, на такой машине - и наш чурка!"...
     "А помнишь, Алена, как мы с тобой поднимались в жару на Монмартр, это было что-то..." - Алена, как всегда, когда Стас упоминал её имя в разговорах, в позитивном, негативном ли контексте (первый ей не льстил, второй - не пугал) настороженно молчала, - "Я хотел ей показать Париж, мы ползли и ползли наверх по этой жаре, я думал - окочурюсь...Потом доползли до какой-то колонки, млин, - я попил воды, сполоснул лицо, легче стало..."

     Но, возможно потому, что Стас был единственным мужчиной за столом (Олег уехал по делам), его вскоре начало заносить не в ту степь, и он, - что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, - начал развивать свою любимую тему о том, "что хоть у него давно не стоит, но он не прочь с кем-нибудь попробовать..например, с тобой!" - обратился он ко мне, и, так как я стояла рядом, то не успела увернуться от прикосновения его руки к низу моего свитера, - ну если, конечно, ты не против...   
    - Стас! - укоризненно воскликнула Марина.
    - Нет, я как раз против, вы - не мой типаж, и вобще - женаты... - ответила я, чтобы перевести разговор в область пьяных шуток (чем он, собственно, и был).
     - Марина - это не жена, это - боевая подруга, - парировал Стас.
     - Что-о? - возмущённо воскликнула Марина, - ну это уж слишком! - сказали мы с ней одновременно, и я, поняв, что с меня хватит, пошла к себе наверх.
     Они же, ещё немного посидев, тоже начали закругляться. Только Стас все никак не мог угомниться, все наливал себе и наливал. До выхода Олега из тюрьмы он долго держал себя в руках, а теперь, когда сын был на свободе, как говорится, пошёл в разнос...

     Через два дня, 2 1-го, в  с у б б о т у, мы опять полетели в Женеву.
     Утром нас, как всегда, подвозил в аэропорт Юра. Это был типичный хохол лет пятидесяти с небольшим: полный, флегматичный, с несколько одутловатым лицом и серыми глазами навыкате. Мне импонировала его невозмутимая манера поведения, чувство юмора (отсутствующее у Стаса), знание людей и собственное обоснованное мнение по любому вопросу.
     Чтобы понять, что происходит на Майдане и в Украине в целом, не надо было слушать, сопоставлять и анализировать развернутые сообщения различных СМИ, достаточно было спросить Юру.
     Что мы и делали. И в то утро спросили, что он думает о вероятности и полезности передачи власти лидерам Майдана.
     - Кому, вот этим? - воскликнул Юра, - та вы ж тільки поглядить на ціх Кличко, Яценюка та Тягнибока! Це ж больни люди, як можно ім довірити владу? (насчёт Яценюка я могла бы поспорить, но - кто я такая?)
     Любимой поговоркой Юры была:"везде хорошо, где нас нет; а где мы есть, там и другим жизни немає..."

     На этот раз мы летели порознь: Марина с Ларисой - через Франкфурт, а я - через Вену, где у меня было "окно" в три часа.
     И, пока грызла шоколадку на красно-белом борту "Austrien-airline" под музыку Моцарта-Штрауса, в моей голове созрел коварный план - контрабандой побывать в Вене, которую полтора года назад, тоже зимой, я видела лишь проездом: вокзал - аэропорт - вокзал.

     Стоя в очереди на паспортный контроль, я невольно подслушала разговор двух прилетевших со мной пассажиров, - молодой женщины с голубым украинским паспортом в руках, и мужчины постарше, с внешностью бизнесмена и бордовым паспортом ЕС.
     - Раньше я чуть не каждую неделю ездила в Вену на машине, - говорила женщина, - а сейчас нет такой возможности...Но Кристмаркт*** я никогда не пропущу!
А ведь раньше и у нас на Крещатике было так красиво на Рождество, помните? А сейчас...(ага, - злорадно подумала я, - Майдан обломил тебе и нетрудовые доходы, и праздники! Хотя, чья бы корова мычала...)
     - Ну да, ну да... - односложно отвечал ей собеседник.
     - А вы в Вену зачем, если, конечно, не секрет?
     - Я там живу, - пожал плечами мужчина.
     - А, так у вас европейское гражданство?
     - Да.
     - Ясно. (Что ей ясно, опять
хмыкнула я мысленно, - ну вот у меня тоже бордовый паспорт, и что? - наверное, все-таки дело не в цвете паспорта, а в чем-то другом...но думать об этом было лень...)

     Ещё не зная толком, как я выйду из аэропорта, на чем поеду до центра города, пустят ли меня обратно (а вдруг транзитники должны по новой сдавать багаж, и меня накроют? - страх рисовал картины одна ужаснее другой...) я все же упрямо следовала на выход по указателям "exit" и "Ausgang", решив идти до конца.
     Но все оказалось несложно: из аэропорта в город шли два поезда - скорый и обычный.      
 

   


 

            
             

 
   
    
 -   -   -   -   -   -   -   -
* Происхождение названия Корнавен и история Женевского вокзала очень интересны:"этот вокзал был торжественно открыт в 1858 году и первым маршрутом связал Женеву с Лионом. В 1909 году полностью сгорел из-за перегрева одной из печей.

После решения Лиги Наций, принятого в 1919 году, обосноваться в Женеве, город приступил к крупной работе. В связи с этим станция Корнавен была полностью перестроена по планам архитектора Жюльена Флегенхаймера со скульптурами на фронтоне Жака Пробста. Новый центральный зал был открыт в 1929 г.

В 1987 г. с вокзала появилась возможность ездить в открывшийся женевский аэропорт. В настоящее время с вокзала можно попасть в любую точку Швейцарии и Европы. Обломки старого здания были использованы для создания пляжа и набережной на Женевском озере.

Название улицы, места и станции, Cornavin, очень старое, и относится к «епископским лозам», которые в начале пятнадцатого века покрывали эту территорию до озера". (Википедия)

** Пишется как Стрэтфорд, так и Стратфорд.

***Рождественский рынок (нем.)