Давид Ионович Бронштейн. Личная встреча

Давид Ионович родился 19 февраля в Белой Церкви.
Ольга Александровна родилась, если верить записи в метрике Роны, 19 февраля. В Белой Церкви.
Между их рождениями прошло ровно 25 лет. Однако!
В 1992-ом году (если не в 1991-ом) в Центральном Шахматном клубе СССР на Гоголевском бульваре Борис Самойлович Вайнштейн торжественно представил нас друг другу!
Это была достаточно неожиданная для меня встреча, чисто случайное пересечение. Я вовсю был погружен в свои образовательные битвы и в ЦШК забрёл на пару минут «по старой памяти» к Юрию Львовичу Авербаху. Его я навещал много лет. Каждый раз это был лёгкий минутный визит. И вот я поднялся на второй этаж в турнирный зал ЦШК в надежде увидеть кого-либо из знакомых и вдруг в зал «предбанника» официальных кабинетов вошёл Борис Самойлович. Мы поздоровались и тогда он улыбнулся и сказал: «Знакомьтесь, Алексей!» и в зал вошёл Давид Ионович!
Представленные друг другу мы постояли минуту глядя друг на друга, обменялись рукопожатием и мирно разошлись! Они вдвоём в сторону кабинета Крогиуса, на третий этаж, а я вниз, на выход из ЦШК, поскольку я спешил по своим делам в другой район столицы.
И всё-таки мы встретились! Да, на одну минутку! Ла, не пообщались. Друг другу не было сказано ни слова. В 1992 году я думаю Давид Ионович не мог бы вспомнить письмо от матроса с Тихоокеанского флота, написанное почти двадцать лет назад.
Причем я не исключаю, что послал его еще раньше, до службы, и надежным путеводителем здесь мог бы стать журнал «Квант», но…
Дело в том, что в письме, направленном лично Давиду Ионовичу, я делился своим «открытием» математического подхода к определению силы шахматных фигур. Это были своеобразные «карты возможностей», на которых были показаны возможности для каждой фигуры на каждом из полей шахматной доски.
И вот через примерно семь месяцев или немного более обнаруживаю в «Кванте» статью Евгения Яковлевича Гика где весь мой расклад подробно расписан! Настолько подробно, что мне стало страшно! До того, как я написал это письмо Бронштейну, не читал о таком подходе к делу ни в одной шахматной книжке! Ни в одной. А книжек шахматных я перебрал и просмотрел немало.
Даже намёка нигде не было.
И нехорошее подозрение прокралось в мою юную неокрепшую душу.
Именно после этого случая я поклялся себе более не верить ни одному авторитету в шахматном мире.
Никогда и ни за что.
Ни слова им!
Ни пункта!
Разумеется, я понимал, что одна и та же идея, тем более в математике, может посещать головы самых разных авторов одновременно или параллельно. Классический пример: Больяйи, Гаусс и Лобачевский. Но вот проживать такое самому достаточно болезненно. Особенно когда ты совсем юн. Сейчас я понимаю, что окажись около меня мудрый Учитель, он бы снял вопрос. Но я рос без Гуру, без Наставника, сам по себе в практически абсолютном одиночестве. С дядей Мишей мы практически не общались, мама была вечно занята, Зингра и её школа были людьми Поэзии а я увлекался совсем не поэтическими опытами, а стихи просто ненавидел. Нет. Я был тотально одинок. Сам Бронштейн мне ничего не ответил и я даже не уверен, что моё письмо до него дошло. Так или иначе, но для меня это выглядело так: я написал Бронштейну, а Гик после этого опубликовал как своё.
Пройдёт несколько лет и Гик одном из первых опубликует краткое упоминание мерцающих шахмат. А учитель Бронштейна Вайнштейн напишет обо мне воспоминания и не только напечатает мои шахматные песни, но и даст целую главу о мерцающих шахматах. Я буду принят в его доме. А незадолго до неизбежного именно Вайнштейн представит меня Бронштейну лично.
Странно, но тогда в ЦШК ни я. ни Давид Ионович не проявили ни малейшего желания общаться. Я не видел смысла говорить с ним в той конкретной ситуации. О чём? Он за год до моего рождения сыграл на равных с Ботвинником. С точки зрения сравнения наших «шахматных потенциалов» я для него был абсолютным нулём.
Идеи в шахматах ему было с кем обсуждать и без меня. Между нами лежала пропасть в двадцать восемь лет! Конечно, между мною и Вайнштейном пропасть можно было считать бездной, сорок пять лет Но именно бездна приближала ко мне Бориса Самойловича плотнее всего. Ибо мои открытия как раз касались именно бездны! И на краю бездны и над бездной такой глубокий мыслитель как Вайнштейн Борис Самойлович был максимально близок и открыт к общению с разработчиком общей и специальной теорий Игр. Рождённый в том самом Гулаге, который Борис Самойлович и представлял в годы войны, будучи правой рукой оклеветанного историей Лаврентия Павловича Берии, я – внук репрессированного писателя, философ не только по образованию, но в первую очередь по рождению, сын музыканта и поэтессы, я привлек его как ученого именно нетривиальностью и глубиной идей, силой текстов и страстью эмоций в поэтическом самовыражении. Нет. Профессиональному шахматисту экстра-класса картинки Галины Сатониной были просто картинки. А натюрморты игротехника вообще были не интересны.
И потому мы постояли несколько секунд, пожали друг другу руки и разошлись во времени и в пространстве.
И вот теперь я обнаружил, что дата рождения моей бабушки зафиксированная в метрической записи о рождении Роны, и дата рождения Давида Ионовича совпадают! 19 февраля! Значит всё таки было что-то предначертанное на небесных скрижалях. Но…
А ведь моя первая любимая шахматная книжка в доме называлась «Международный турнир гроссмейстеров»!
Ах, как сложен этот мир!
Как богат он коллизиями и намёками, предсказаниями и Знаками!