Блестящие глаза острова Сент-Орагон

Он сам не знал, сколько ему было лет, и в том обществе, где он жил не принято было ни думать, ни говорить о возрасте. Он просыпался рано поутру и шел в  центральный ресторан, один из тех, где завтракал весь город. Там он выбирал себе несколько соков и вкусные палочки Саффоклы с двенадцатью разными вкусами и садился в ближайший круг, где проходили новые утренние знакомства.
- Я неминуемо и, как бы это сказать, фатально был призван, приведен силами  судьбы в этот город. Пусть это громко звучит, но вся моя жизнь была лишь ступенями, по которым я взбирался сюда, в Сент-Орагон. Меня зовут Пётр. Я прибыл сюда на корабле и решил остаться.
Раздались оглушительно бурные аплодисменты и голос из динамика мелодично пропел:
 -Это блестяще, Пётр! Мы все очень рады. Будь нашим другом. Ты очень нам дорог. Вкуси же плоды нашего острова, редчайший фрукт Балатакеш, произрастающий лишь в лесах нашей долины, запей его лёгким вином и будь отныне дома. Сент-Орагон - наш общий дом.
И десятки глаз этого круга засияли и запели вслед за динамиком:
- Ты дома, наш брат Пётр.
Оливер Патрик криво усмехнулся. Он называл про себя этих людей зомбаками, а Сент-Орагон сектантским островом.
Но даже для этого бунтаря и отступника было очевидно, что здесь просто рай земной по сравнению с обычными тюрьмами Старого и Нового континентов. Чтобы попасть сюда он в течение многих месяцев проходил программы «Путь обновления»,  12 этапов школы «Альтернативное исправление» и цикл тренингов  «Перевоспитания добром». Жизнь на острове стала  естественным продолжением всех этих длительных отборов, но люди здесь были для него просто невыносимы. Они были до предела честными по привычке, рефлексирующими по поводу и без, и самое главное они во всем видели или искали какой-то высший смысл. Для Оливера они были лишь заигравшимися актёрами в роли святых,  забывшими в поисках искупления самих себя, жертвами психологических  и религиозных экспериментов, овцами, обреченными на заклание не тел, но разума. Оливер был смышлён,  миловиден и молчалив, а потому ассистентам и доктору Шрею казалось, что он лояльно, правильно и прогрессивно проходит все этапы его новаторских экспериментов,  контрольных тестов и компьютерных программ. Так он оказался в числе первых партий заключенных, посланных на райский тропический остров Тиу в город Сент-Орагон, специально построенный для этого исторического проекта.
- Кристиан Ур, собственной персоной. Еще вчера у меня была морская болезнь, я плыл сюда и думал, что за адские мучения, не броситься ли мне за борт, что ждёт меня здесь, очередная тюрьма, промывание мозгов, жизнь подопытной крысы. Нет! Тут я начинаю обретать нового себя, Новый Кристиан спит на белых шёлковых простынях и питается за просто так в ресторанах. И знаете, что говорят, что тот, кто будет достоин, тот перейдет на новый этап, на другой остров, там будут рыцарские поединки и можно будет бороться за то, чтобы понравится женщине и создать с ней семью в таком же как этот раю. Это ли не стимул. И это ли не чудо для человека, будущее которого предполагало только жизнь в клетке и затем выход из этой клетки озлобленным и никому ненужным в равнодушном гнилом обществе, где я занял бы одну из самых нижних ступеней и был бы презираем и боролся бы за кусок хлеба с такими же как я отбросами, у которых как и у меня не было ни единого шанса на альтернативный другой путь.
-Что ни оратор, так мудрец…-подумал Оливер. –Как я скучаю по обычным людям, по пустым разговорам и глупостям, по тупому юмору, по естественным хомо-сапиенс-хей-хей…
-Отличная речь, Кристиан! – голос из динамика дрожал от восторга. Блестящие глаза замкнутого круга прослезились, сердца были тронуты, в каждом из них звучала похожая мелодия переполнявшей их благодарности, сравнения того, что у них было и того, что им дали. И они понимали, что в чем-то это была  их заслуга, они были избраны, отобраны из сотен тысяч, они прошли долгий путь, и это было не зря.
-Бороться за женщину и жить с ней в раю, нашпигованном фруктами, вином, братьями, хвалящими  динамиками, шелковыми простынями, миром под наблюдением учёных, неизвестно что задумавших и неизвестно куда ведущих свои эксперименты, - думал Оливер. –Смогу ли я когда-нибудь попасть в обычный мир, смогу ли я жить в нем, даже если попаду туда, после этой теплицы, где все кругом гладиолусы и сам я почти стал таким...
- Меня зовут Оливер Патрик. И я один из вас. Я такой же, как вы. Вино – это вкусно. Постель мягка. А если обещаете еще и женщин, то я готов побороться и поучаствовать хоть в сотне рыцарских турниров. И я уверен в них не будет места жестокости, ибо ее из нас вымывали разными средствами, специальными программами, на которые выделены миллиарды. Мы все участвуем в добрейшем эксперименте всех времен, правда? Но выпустят ли нас когда-нибудь в реальный мир? Или что с нами сделают, если программу прикроют? Не слишком ли много в нас будет добра и смирения, чтобы  потом жить в обычном жестоком мире?
-О-о, это блестящий вопрос, Оливер!!! – в экстазе простонал динамик. Тебя беспокоит будущее, но разве ты забыл правило «Здесь и сейчас». И кто тебе внушил, что добро – это слабость, а жестокость – это сила. Всё не так. И мы еще будет проходить это на наших занятиях. Не всё сразу, мой юный друг,- голос доктора Шрея успокаивал, глаза вокруг сияли, вино явно было непростым. Оливер в очередной раз вздохнул и в тысячный раз пожалел о том сентябрьской дождливом вечере, когда он с бешеной скоростью вёл чей-то угнанный автомобиль, в салоне гремела музыка, в атмосфере царил дух вседозволенности и бунтарского веселья, пьяные приятели  занимали все свободные места и даже чьи-то ноги загораживали ему обзор, он чувствовал себя отважным, сильным, свободным, мощным, настоящим мужиком и этот драйв был ни с чем не сравним, это был лучший миг в его жизни.