истории из жизни

Безумный мир, в котором пребывают безумные люди, а среди них безумные праведники. Безумие, в которое мне тоже придется погружаться по самое дно. И после я наверно пойму.
Что именно, — я ведь и сам толком пока не знаю.
Недавно, пришлось пообщаться с одним человеком на тему бога и веры. Он мужчина, лет 60, мы случайно встретились в поликлинике. Как-то разговорились, в ожидание приёма нашего врача. Упёртый оказался верующий в христианскую церковь, цитировал мне библию и евангелие наизусть, приводил доказательства существование господа бога, с какими чудесами он сталкивался лично, и прочее и прочее. Говорили мы много, зло и горячо. Наше общение было примерно таким:
Почему-то он спросил:
— Веришь в бога?
— Нет, — коротко ответил.
— Безумный ты получается человек.
— Это почему же? — сразу завёлся я.
— Только безумцы отказываются верить в господа бога.
— А зачем мне верит в то, чего не существует?
И тут началось. Верующий начал сыпать цитатами, приводить факты, а у меня голова вообще занята другими проблемами, и не было никакого желания с ним дискутировать.
А он мягко и настойчиво принялся меня убеждать:
— Вот смотри: ты в гараж закинешь металлолом, появится в итоге «тойота»?
— Нет.
— Правильно. Так и это дело рук Господа, сперва он создал Землю, а потом человека. Сначала Адама, затем Еву, которые жили в Эдеме.
— Сказки всё это.
— Безумец ты! Я тебе не сказки говорю, а то что было на самом деле. В библии написано так, после потопа, Ной…
Ту он привёл длиннущую цитату, потом стал говорить о христианских заповедях и нравоучениях: не убий, не воруй, не лги. Будь вежлив, почитай мать и отца.
В ответ, я ему сказал, что это обычная психология существования человека в обществе. В любом обществе.
Он разозлился, немного:
— Вот я уже двадцать лет не пью, не курю, не ругаюсь матом.
А всё от чего?! С чьей помощью так сделалось?!
— Да само по себе. Самовнушение.
— Э-э нет, это дело рук Господа бога нашего. Какая тут психология?! Это он меня надоумил и наставил на путь истинный!
— Наставил, так наставил. Что ты ко мне привязался папаша со своим богом?
— Да как ты не поймешь, что это всё дело рук Господа бога!
Вот взять болезни, онкологию. Это не просто рак, а дух, злой дух, захвативший твою душу. Понимаешь?
— Может быть. И что?
— Когда у меня жена заболела онкологией, то я молился день и ночь так, что ко мне сошёл сам господь бог, и исцелил её полностью от духа болезни!
— Какая стадия рака была: четвертая, третья?
— Я не помню.
— Какая онкология была конкретно?
— Да я не помню. Сколько лет уже прошло, сам посуди.
— Понятно.
Конечно, мне стало понятно, что верующий просто чешет по ушам.
Он продолжал дальше:
— А ещё вон, люди рассказывают, которые в коме, были или при смерти, как они побывали в небесах.
Туннель, говорят, и свет такой яркий, потом туннель пролетают и оказываются на лестнице, а она вся такая красивая, резная, что нельзя пером описать, ни словами сказать. Вот значиться, прибыла душа. Архангелы ее берут и ведут под руки к апостолу Павлу, на суд. А он говорит, значит: что мол, рано тебе ещё сюда. Иди-ка, мол, домой. И, душа, значит, летит к себе в тело. Во как бывает!
Да ты сам, вон, в интернетах посмотри. Если не веришь.
— Обычные глюки. Галлюцинации умирающего мозга. Ничего больше. Туннель, свет, — просто бред.
— Что тогда скажешь на это: я был в паломничестве в одном монастыре. Так вот, туда привезли одного героинового наркомана, молодого паренька. И святой отец в храме, принялся его отчитывать с иконой и молитвами. А из него как полезли бесы, как началась тут свистопляска. Но батюшка справился, отпустило парня, убежали бесы вон. Больше парень не был наркоманом.
— Обычный гипноз. С начальной регрессией.
— Эхх, да ты погляди каков бесовской безумец.
Он стал читать молитву, вслух. Правда вполголоса, и никого не стесняясь. Наверно пытаясь изгнать из меня тоже бесов.
Он читал, я улыбался, больше ничего не происходило.
Потом, как завершил молитву, он спросил раздражённо, видимо от того, что экзорцизм не получается:
— Ты кому служишь: сатане, или богу?
— А есть третий вариант?
— Нет. Тут одно. Или так, или эдак: дьяволу, или господу богу.
— Я никому не служу, — ответил. — Я сам по себе.
— Так не бывает, — хотя он тут же успокоился, и вновь стал пересказывать евангелие. Его голос стал сладкоречивым и убаюкивающе масляным, словно мама читала сказку на ночь сынишке. Почему-то мне запомнились две фразы:
«… когда господь создал Землю, то сказал, — зело есть хорошо…»
Другая была такой: «…. Господь сказал: если бы люди знали, что я приготовил им на небесах, то вряд ли бы они стали грешить…»
Я чуть было не заснул под его бормотание.
— Ну как, понял?
— А, что? — встрепенулся от начавшегося сна, так как встал рано, и недоспал от бессонницы ночью.
— Что-что, воскресенье, от чего называется «воскресеньем»?
— День недели такой. Как то надо было его назвать, вот и назвали.
— Темнота. Иисус Христос, воскрес в тот день. А до этого он страдал на кресте. Вот за что, спрашивается, он висел?
За искупление твоих грехов, чтобы ты сейчас жил и радовался.
Понимаешь теперь?
— Нет. Зачем ему висеть за меня? Если я, допустим, ничего не нагрешил в своей жизни?
— Грешил, грешил. Человек грешен от роду. Сам знаю. Я вот что-нибудь нагрешу, даже мысленно, сразу же, поклоны бью, молитвы читаю во имя искупление. Ведь я дитя бога.
— Матери ты дитя. Тебя мать родила.
— И что? Да, родила. А душу то кто вдохнул в бренное тело ребёнка, а? Душа есть? Она бессмертна?
— Может быть, — ответил уклончиво.
— Вот! Это всё один господь бог ведает, когда и как.
— Да хрень полная. Твой господь пешка перед другими богами!
Он завёлся, почувствовав себя уязвлённым до глубины души.
Мы стали обсуждать других богов, которым поклоняются люди: индийские, китайские, японские. Этих богов было великое множество, среди которых совсем потерялся иудейский божок Саваоф, или Яхве, с сыном Христосом.
— Значит, ты не веришь в господа бога?
— Я верю в бога, в виде вселенского разума, только не в иерусалимского господа.
— Это всё одно и то же,—  отмахнулся он от меня. — Слушай, вот ты когда помирать будешь, зассышь ведь смерти.
Батюшку позовёшь, исповедоваться захочешь, покреститься, или причаститься там. Ты же наверняка струсишь самой смерти, что там потом настанет. Божий суд, далее ад или рай. Вот скажи, — так, или нет?
— Вряд ли, — ответил я. — Мне уже не страшно ничего.
Дверь кабинета открылась, медсестра пригласила к врачу.
Признаться, сам не знаю, испугаюсь ли я умирать.
Когда настанет время по настоящему это сделать, испытать на собственной шкуре уход в небытиё.
Извечный вопрос, стоящей пред человечеством: что будет потом.
Тут не стоит принимать примитивные условия игры: нет бога, или есть, кто его знает. Может и есть. Есть ад и рай, там на небесах, архангелы и ключник Павел.
Не стоит безоговорочно ударяться в религию и слепо верить библейским сказаниям, но и не стоит безоговорочно всё отвергать.
Это фанатизм, с одной и с другой стороны.
Я сохраняю нейтралитет, ведь я человек ищущий истину.
И, наверно, мы с ним верим одинаково, только по-разному: он в своего Христа, а я в нечто иное.
Где не надо произносить замусоленные слова из писаний, не надо кланяться в пол как рабу перед господином и делать зомбированные жесты перед собой, не нужно ходить в здание с крестом и яйцеобразным куполом. Не нужно целовать руку человеку в халатной одежде, и странную доску.
Всего-то требуется жить правильно, и мыслить.
Тоже правильно.
Неизвестность, вот больше всего страшит людей, таких как он.
Поэтому они впадают в крайности своего безумия и боязни смерти, как таковой. Для таких как он, —  религия, последнее убежище от страха. А ведь в молодости, в советское время,  конечно, был комсомольцем, намеревался вступить в партию, выписывал идеологические журналы, под названиями «физкультура и спорт»,  «религия и жизнь», а может «крестьянку» и «работницу».
Удобная ведь позиция: сделал что-то гадкое другое человеку, помолился, свечку поставил, и вроде как искупление пришло свыше. Можно дальше гадить другим.
Ведь грех замолен, а может даже наперёд.
Самое главное, что перед смертью он, да-да, тот самый праведник, наверняка прозреет: «вот я дурак был, — молился всё время, в церковь ходил, попам деньги давал из зарплаты и пенсии, не грешил. А что толку то…»
***