Яблоко

     Кто из вас знает правду о яблоке? Кто прочитал письмена Бога? Кого Бог отметил, как любимого сына своего? Яблоко, письмена, сын. Ступени лестницы, ведущей к Нему.


 

     Айзек гулял по дорожкам сада, в поместье своих родителей. Чума из Лондона расползалась по густонаселенным пригородам, собирая обильный урожай. Но Айзек был недосягаем для нее. Малолюдная местность его родины не была подвержена веяниям из столицы. Здесь даже не всегда знали о смене королей на троне Англии. Жизнь шла по раз и навсегда проложенному ею руслу, и порядок вещей казался незыблемым. Так установил Бог. А что Бог установил, человек да не изменит. Айзек был полностью согласен с этим тезисом. С детства расположенный к созерцательности, он с приятным чувством находил на положенном месте мостик через ручей, поворот тропинки, ведущей в уединенный уголок сада, огромный ровно срезанный пень, на котором он еще ребенком раскладывал свои тетради с треугольниками и окружностями. Как любил он мгновение, когда после не очень долгого рассмотрения листа, на котором были проведены различные линии и не было ничего кроме линий, на чертеже проступали связи, соотношения и закономерности. В это мгновение исчезал хаос и воцарялась гармония, а душу заполнял восторг, которого только и будет он искать впредь, не зная ничего лучшего для себя. Затем, насытившись гармонией геометрических фигур, он складывал тетради аккуратной стопкой и открывал Святое Писание. Каждый человек, читающий в этой книге, ищет в ней что-то свое, словно птица, которая порхает по саду  и находит подходящий себе корм.  Айзек читал о том, что Бог сочинил весь мир по единому замыслу, в одном порыве вдохновения. Произведение доставило радость своему Творцу, и он заявил, что творение удалось. Он придумал бесконечное пространство, то есть все места: и те, которые Айзек мог посетить в своих пеших прогулках, и те, которые немыслимо далеки. Айзек все же пытался их посетить, или, что в данном примере то же самое, помыслить. Лежа в своей кровати  перед сном, в полной темноте своей комнаты, он мысленно проникал сквозь стену  и попадал в часть мира, которая была скрыта от его зрения не только темнотой, но и прочной перегородкой, по ту сторону которой он не мог находиться, потому что находился по эту. И тем не менее эта часть была реальна, как реальна была шершавая поверхность стены, обращённая к нему. Немного поразмышляв о своей невозможности находиться одновременно в нескольких местах и разумности такого устройства, Айзек легко перемещался далее, ибо часть мира, которая примыкала к той стороне стены, он знал очень подробно. Двигаясь все дальше и дальше, Айзек уносился от дома, пересекал поле, лес, реку. За ними были новые поле, лес, река. Повторившись несколько раз в разных чередованиях, они сменились морем. К этому времени Айзек, вернее то, что от него отделилось, уже двигался в десятке ярдов над волнами. Ведь земля была шарообразной, и мысль, эманация Айзека, подобно геометрическому лучу, по касательной к шару шла от него к краю вселенной. Пронзив небеса, она попадала в область пустоты, затем проходила вблизи звезд, каждая из которых тоже была шаром, большим и огненным, как ранее установил силой своей интуиции Джордано. И, судя по всему, прав был он, а не инквизиторы, предавшие его огню за ересь. Как мог всемогущий Творец ограничиться одним миром? Ведь более правомерно принять, что любое Его удачное творение должно бесконечно повторяться не только во времени, но и в пространстве. И вот Айзек двигался вблизи поверхностей других планет, таких же как Земля и Луна, и снова повторялись леса, поля, моря и реки. А также холмы, пустыни, небеса. Луга, болота, ледники, горы. И каждый камень в этих горах был реальностью, каждая песчинка в пустынях была предусмотрена Богом и существовала благодаря Ему, и понятно было, почему Его ум устал, как устал ум Айзека, пройдя всего лишь бесконечно ничтожную часть бесконечности, пройденной Им. И, словно Создатель на шестой день, Айзек засыпал  с чувством некоего достижения, которое почти терялось на утро, но, он знал, делало его на ступень ближе к Богу. Наутро он испытывал новые чувства при виде знакомого дома, сада, небес. Все становилось немного другим, оставаясь при этом тождественным себе вчерашнему. Это можно было сравнить с тем, как рассеивается ночная тьма, скрывавшая собой большую часть мира, затем постепенно растворяется утренний туман и все больше деталей становятся доступны взору созерцающего, раздвигаются дали, очерчивая горизонт, который тоже не стоит на месте, а уходит, постепенно превращаясь в условную границу, похожую больше на обложку книги, которая ждет, чтобы ее открыли, но отнюдь не на крепостную стену, замыкающую в себе на веки вечные мыслящее существо. В Писании сообщалось, что Бог сосчитал каждый волосок на голове Айзека, а это скорее всего значит, думал Айзек, что он знает каждую мысль в моей голове. Что ему нужды в моих волосах. Мои упражнения и размышления позволил и одобрил сам Бог. Возможно, Бог в моем лице творит себе товарища и собеседника, и я должен стать таким, чтобы Богу был интересен разговор со мной.
     И он шел по лестнице, ведущей к Богу. Существуя физически в одном пространстве с людьми, он проходил сквозь них, и они сквозь него, не встречаясь. Разговоры, которые иногда случались, производили на современников странное впечатление. Нет, в нем не было аффектированной отрешенности монаха, удаляющего себя от общения и сопутствующих ему соблазнов. Ибо монах мыслит теми же мыслями что и другие люди, но ищет себе мзду на небесах. Для Айзека же не существовало тождественных с другими людьми мыслеформ.  Он говорил, говорил охотно, но сказанные им слова не складывались в голове собеседника в смыслы. Его с интересом послушал бы Платон. Или Леонардо. Современники отшатывались от него в замешательстве, крутили пальцем у виска за его спиной. Благо, они не набрасывались с кулаками, как это делали его одноклассники в школе. Это было хорошо, так как не вынуждало его отвлекаться на утрясание своих сиюминутных разногласий с окружением. Айзек не тяготился своим одиночеством и проблемой взаимоотношений с противоположным полом.
     Ему было не до того. Его собеседником был Творец. Айзек постигал Его язык. Нелегко было разбирать письмена Бога. Благодаря упорству Айзек прилично продвинулся, читая книгу творения. Везде, куда он обращал свой взгляд, он видел причинно-следственные цепочки. Каждая из них, если пойти по ней вспять, приводила его к Престолу Создателя. И он проделывал этот путь, каждый раз подходя все ближе и ближе к Нему. Создатель ему благоволил. Последний год Айзек двигался семимильными шагами. Пригодилась любовь к трудным задачам из геометрии и логики, а также страсть к разгадыванию загадок и головоломок. Он восхищался интуицией святого Фомы, на себе испытав сложность такого пути к Богу. Пути, напоминающего горную тропу, круто ведущую вверх. Но другой возможности не было. Как за множеством деревьев зачастую не видно размеров леса, так за многообразием явлений скрыт единый замысел всего сущего. Ошибку совершали те, кто двигался по причинно-следственным цепочкам в прямом направлении. Рано или поздно они бросали это занятие, отчаявшись что-либо понять. Хаос, подобно морским волнам захлестывал утлые лодочки их умов. Они шли на дно, раз и навсегда отказавшись от постижения. Слепая вера правила в мире людей, часто сбивая их с пути. Совершались злодейства и непотребства, выдаваемые за угодные Богу деяния. Но скоро этому всему придет конец. Айзек чувствовал, ему суждено озарить светом истины умы несчастных, блуждающих в мрачных лабиринтах заблуждений. Наука, эта отрасль божия, которая превратилась в скопление не связанный друг с другом фактов, включавшая в их список, вопреки призыву Декарта, самые дикие выдумки и фантазии, будет возвращена на верный путь. Всего несколько принципов будут положены в основу. Айзек еще раз критически окинул взглядом фундамент возводимого им строения. Горе тому, кто построит свой дом на песке. Счастье, если дом построен на камне. Такой дом простоит до окончания Времен.
     Во-первых, если на тело не действуют силы, оно будет либо покоиться, либо двигаться по прямой с неизменной скоростью. Во-вторых, приложенная сила есть причина изменения величины и (или) направления скорости движения. В-третьих, если первое тело действует на второе с некоторой силой, то второе в это же время действует на первое с противоположной силой. Действие по величине равно противодействию. Вот три тезиса, которые Айзек принял из рук Галилео, очистил от шелухи мелких неточностей и включил в свой труд «Математические начала натуральной философии», которому суждено было стать величайшей книгой человечества.
     Айзек, гуляя по саду, как раз размышлял об универсальности своих постулатов. Причиной движения любого тела, согласно второму из них, являлась ненулевая результирующая сила со стороны других тел. И это подтверждалось наблюдениями каждую секунду его бытия. Он слышал хруст щебенки. Это по дороге, огибавшей поместье родителей, лошадь тащила телегу, груженную углем. Сила тяги лошади шла на преодоление силы трения скольжения в ступицах колес телеги и трения качения, возникающего из-за невидимой для глаза деформации колес и дорожного покрытия, а также из-за неровностей последнего. Сила тяжести телеги компенсировалась силой упругости колес и дороги, стремившихся вернуть себе первоначальную форму. Да, все на свете стремится сохранить свое начальное состояние, и без достаточного воздействия не произойдет никаких наблюдаемых изменений. Мир устойчив и спланирован так, чтобы простоять века и тысячелетия. И обратно, если есть хоть какое-то изменение, значит, ищи силу, которая это изменение вызвала. Вот тут, в этом месте не все понятно. Почему сила тяжести в корне отличается от противодействующей силы реакции опоры. Убери опору, тело начнет ускоряться. Причина – сила тяжести. Но что ее вызывает? Нет ведь тел, которые соприкасаются с телегой и тянут ее вниз. Опора  наоборот зрима, и нет малейшего зазора между нею и поддержанным ею телом. Выходит, нужно делить силы на два сорта: близкодействующие и дальнодействующие. Это уже усложняет концепцию  и отдает фантазерством. Далее, почему два различных тела, которые падают параллельно, движутся абсолютно синхронно, независимо от их размеров и массы? Он успел это проверить  перед самым своим отъездом из университета. Его опыт  с огромной стеклянной трубкой, из которой выкачан почти весь воздух, доказал, что дробинка и перышко падают с одинаковым ускорением. Почему?
     Айзек  остановился под своей любимой яблоней. Был август. Спелые плоды свисали с ветвей, гнущихся к земле. Урожайный на яблоки год. Что же тянет вниз эти плоды? Он стоял в тени яблоневого дерева, запрокинув голову, и смотрел на огромное спелое яблоко, силуэт которого резко выделялcя на фоне небесной голубизны. Огромное темное спелое яблоко на высоте, до которой он не мог дотянуться. Недостижимое. Рядом с яблоком, как это бывает в утренние летние часы  при ясной погоде, виднелся круг идеально полной Луны. Светлый круг Луны рядом с темным кругом спелого яблока покоились в небе над его головой, как два брата. Но причина покоя у них разная. Яблоко покоится потому, что сила тяжести скомпенсирована силой упругости черенка. Черенок не дает упасть яблоку. И яблоко покоится. Покоится? Нет, оно движется вместе со мной, вместе с поверхностью Земли, которая вращается против часовой стрелки, с Запада на Восток, как это понял Коперник. Но почему покоится Луна? Почему Луна, которую не держит никакой черенок, не падает на Землю? Она должна падать, ведь… В это время спелое яблоко на его глазах отделилось от ветви, на которой оно зародилось, выросло и созрело. Если бы Айзек дожил до изобретения кинематографа, он подумал бы, что видит этот процесс в эффекте ускоренной съемки. Он не видел ничего во Вселенной, кроме этого яблока, которое начало свое свободное, ничем не искажаемое движение к центру Земного шара. Не совсем, ведь по мере увеличения скорости растет сила сопротивления воздуха. Да, но в начальный момент движения и в течение нескольких первых секунд этим сопротивлением можно пренебречь. Все это проносилось с огромной скоростью в голове Айзека, потому что он не один раз сам ставил этот завораживающий его опыт. Но сейчас в опыте появилась Луна, и она тоже играла какую-то роль. Он это чувствовал, но пока не мог схватить. Яблоко двигалось прямолинейно  относительно наблюдающего за ним Айзека и проходило за равные промежутки времени расстояния, отличающиеся на определенную величину. Если бы расстояние до Земной поверхности было много больше, чем сейчас, то за каждую следующую секунду оно пролетало бы почти на 10 метров больше, чем за предшествующую. Эту величину получил Галилео  в своих опытах на Пизанской башне. Загадочные 10 метров. Почему именно таково ускорение, с которым движутся свободно падающие тела, что заставляет их двигаться? Почему не падает Луна?
     Яблоко с осторожным и глухим стуком достигло дорожки, на которой стоял Айзек, и подкатилось к его ноге. Он наклонился и поднял это божье создание. Зачем и почему Ты прислал его мне. Ты ничего не делаешь без цели и причины, и этот Твой знак- что он значит для меня? Он поднял яблоко на вытянутую руку и снова поместил его рядом с Луной, по- прежнему покоящейся на небе. И снова они сравнялись своей формой и размером. Как это возможно? Очень просто. Большая Луна гораздо дальше, чем маленькое яблоко и это порождает оптическую иллюзию. Предметы разных размеров могут выглядеть одинаково, если один находится дальше другого. Стоп. Дальше! Дальше, дальше… Но ведь более далекие тела, двигаясь с такой же скоростью, могут показаться покоящимися  по сравнению с более близкими. Они могут двигаться так же и даже быстрее, но для наблюдателя вроде меня казаться неподвижными! Луна движется как яблоко, то есть тоже падает на Землю, но мы этого не видим, потому что она находится далеко…
     Айзек замер. В его логике все еще чего-то не хватало. Он поднес к глазам яблоко. В месте столкновения с Землей была раздроблена мякоть и несколько прилипших песчинок дорожки были влажными от выступившего сока. Если бы Луна падала на землю, даже будучи далекой, она рано или поздно долетела и разрушения были бы великие. Но она не долетела за то время, которое я живу, за время существования человеческого рода. Хотя, как на яблоко, на Луну действует сила тяжести со стороны Земли.
     В это время еще одно спелое яблоко, находившееся близко к стволу яблони, сорвалось вниз и отскочило, ударившись о выступающий из земли корень. Это было более сложное с точки зрения натуральной философии движение. Траектория полета после отскока была закругленной.
     У Айзека забилось сердце.  Он словно превратился в столб. Бог только что позволил ему заглянуть в свою мастерскую и открыл ему - одному ему -  один из своих тайных замыслов. Конечно, на Луну действует сила со стороны Земли, и Луна падает на Землю. Но ведь я сам же сформулировал ранее, что действующая сила может менять не только величину скорости, но и ее направление. Яблоко и Луна – два крайних случая. У Яблока меняется только величина скорости, у Луны только направление. Луна движется по окружности, а Яблоко по прямой. Между этими двумя крайностями  лежат траектории всех тел, брошенных вблизи земли.
      Нет, это никакие не крайности. Между Луной и яблоком нет различия. Если бы Земля, сохранив всю массу, сократилась в размерах в сто тысяч, нет, в миллион раз, то яблоко в своем падении так же, как и Луна, промахнулось бы мимо нее и, обогнув, вернулось в начальную точку своего движения, и затем это повторилось бы бесконечное число раз. Не круг чертит Луна и не параболу яблоко, а эллипс! Вот траектория каждого тела, Луны или яблока. Эллипс можно спутать и с параболой, если взять лишь его фрагмент, и с окружностью, если он слишком велик. Но теперь все сходится. Теперь, наконец, понятны закономерности, обнаруженные Кеплером. Только относятся они не к Солнцу и планете, которая движется около (а не вокруг!) него, а к любой паре тел, предоставленных друг другу. Все сущие тела, обладающие массой, притягиваются друг к другу  с силой, пропорциональной их массе. Из замкнутости их траектории, из того, что она представляет собой плоскую кривую линию, из неравномерности движения по ней вытекает, что сила взаимного притяжения обратно пропорциональна квадрату расстояния между центрами тяжести этих тел. Эта сила не является дальнодействием, ибо любое действие не распространяется мгновенно, а тела в любое мгновение своего бытия словно «знают» точное положение своих визави, их и свою массу. Взаимное притяжение всегда рассчитано точно, хотя на этот расчёт не отпущено даже миллионной доли секунды. Какое же в этом всем заключено всезнание, всеведение, непогрешимость. Это ничто иное, как предикаты Бога. Природа силы притяжения божественна. Он, своей силой, Всесильный, держит все существующие тела, Вседержитель. Он присутствует здесь и сейчас. Везде и всегда и без его ведома не происходит ничего. Даже волос не падает с головы без его ведома. И понять ничего нельзя правильно, если он по своей благости не откроет. Утешителю, Душе Истины, иже везде сый, и вся исполняяй, сокровище Благих и жизни подателю…
     Через некоторое время  Айзек завершил свою книгу «Математические начала натуральной философии» в которой дела, творящиеся во Вселенной, предстали перед читателем в виде стройной простой картины, которую сам автор благоговейно именовал Божественная или Небесная механика. А на вопрос, как он пришел к своему открытию, он  по своему обыкновению загадочно и бессвязно  рассказал, что упало яблоко  и благодаря ему он все понял.