Товарищ Яковенко
Снова он предпринял попытку действовать честно и открыто по отношению к брату, явившись к нему в горком партии, прямо на приём.
- Миша, возьми меня в отряд! - твёрдо обратился Виктор к Михаилу с порога. - Я знаю, что ты в нём будешь комиссаром. Я прошу тебя, включи меня в список...
По силе напора однако Виктор скорее требовал, чем просил.
Михаил же избегал смотреть ему в глаза. Казалось, брат смущён и даже напуган. Может быть, он надеялся скрывать от Виктора до последнего момента сам факт своего ухода в партизаны. Неужели он думал, что это ему удастся?
Как бы там ни было, Виктор застал его врасплох, и он занял оборонительную позицию.
- Я не могу! - категорически заявил Михаил, тщетно пытаясь скрыть волнение, в то время как пальцы его нервно барабанили по столу, а голос звучал с каким-то неуловимо фальшивым оттенком. - Не могу, понимаешь? Не могу!
- Но почему? Ты знаешь, я ко всему готов и много чем могу быть полезен. Ведь я не сидел сложа руки...
- Я не сомневаюсь, - поспешно прервал его Михаил. - Но взять в отряд тебя не могу. И точка.
- Да почему же? Неужели ты не можешь сказать мне правду?
Михаил старательно уходил от его прямого требовательного взгляда, но ответил всё-таки честно.
- Потому, что ты мой брат! - заявил он. - Не могу я своей рукой внести в список имя своего собственного младшего брата. Это будет выглядеть неправильно. Да и против я. Если спросят моего мнения, я твою кандидатуру поддерживать не стану, не смотря на все твои умения и достоинства. Ясно тебе? Ну вот и ступай!
Виктора не подвела его выдержка. Как ни больно было ему это услышать, он ответил с невозмутимым спокойствием, не сводя с брата ясных немигающих глаз:
- Хорошо, Миша. Я тебя понял.
Развернулся и вышел.
Что ж, теперь старший брат не сможет упрекнуть его в том, что он отправился к вышестоящему руководителю в обход Михаила. Так успокоил себя Виктор и пошёл прямо к командиру отряда Ивану Михайловичу Яковенко.
Чтобы попасть в кабинет первого секретаря горкома партии, нужно миновать приёмную.
- Вы по какому вопросу, молодой человек? - строго спросила худенькая женщина в очках, не отрываясь от пишущей машинки.
- По кадровому. Это очень срочно, - решительно ответил Виктор, немного замедляя шаг, но не останавливаясь, так как имел твёрдое намерение прорваться в кабинет к Яковенко и надеялся взять напором.
Машинистка стучала по клавишам пишущей машинки с невероятной скоростью и была, очевидно, выдающийся мастерицей своего дела, но явно не из тех, кто ложиться костьми на пороге, преграждая путь не в меру наглым посетителям, рвущимся в кабинет её начальника. Это была женщина интеллигентного склада, к тому же, судя по её покрасневшим глазам, она очень устала, может быть, проработав здесь всю ночь, потому что работы у неё, наверное, слишком много. Виктору стало даже совестно перед ней, но сейчас он не мог себе позволить такую роскошь, как поддаваться чувствам. Не мигая и не сводя с женщины неотразимо гипнотического взгляда, он продвигался вперёд по кабинету, всё ближе и ближе к заветной двери, откуда уже явственно слышался глубокий густой баритон, кричавший, видимо, в телефонную трубку:
- Слухай! Нема часу! Зараз трэба йихать, зараз! Шоб зранку уже усэ буво!
- Молодой человек! - будто вдруг спохватилась испуганная машинистка. - Иван Михайлович сейчас занят! К нему нельзя!
- Слышу, - Виктор улыбнулся женщине самой обаятельной улыбкой, на какую только был способен. - Он по телефону разговаривает. Но сейчас закончит.
И в самом деле, баритон за дверью смолк как раз после этих слов Виктора.
- Стойте! - ещё больше испугалась машинистка. - Вы, собственно, кто такой? Без доклада к Ивану Михайловичу входить не положено!
- Вот и доложите, пожалуйста, - охотно согласился Виктор. - Моя фамилия Третьякевич.
- Третьякевич? - изумилась машинистка.
Но напористый посетитель был уже в двух шагах от двери, и женщине ничего не оставалось, как прокричать с места:
- Иван Михайлович, к вам тут Третьякевич!
- Добре, добре! - отозвался баритон с живостью.
Его обладатель явно не ожидал увидеть вместо комиссара будущего отряда кого-то другого. Виктор воспользовался этим обстоятельством, толкнул дверь, смело шагнул вперёд и в следующий миг предстал перед восседавшим за столом в окружении трех телефонных аппаратов и множества папок с бумагами Иваном Михайловичем.
Яковенко, широко раскрыв глаза от неожиданности, несколько секунд молчал, уставившись на Виктора, а потом пробормотал в недоумении, как бы медленно что-то соображая, но уже переходя на русский:
- Ааа! Вот оно что!
В белой домотканой рубахе с расстёгнутым воротом, крепко, но ладно сложенной, плечистый, круглолицый, черноглазый, истинный украинец, Яковенко носил усы, без которых, пожалуй, казался бы моложе своих лет. Была в его взгляде необычайная живость. Казалось, ему примерно столько же лет, сколько и брату Мише, а лицо его ещё по-юношески красиво той яркой южной красотой, которая так быстро угасает с возрастом. Во всём облике этого человека чувствовалось и жизнелюбие, и доброта, присущая лишь истинной, глубоко укоренённой в сердце силе.
- Здравствуйте, Иван Михайлович. Прошу зачислить меня в партизанский отряд под вашим началом! - обратился Виктор к Яковенко.
- Ото ж! - усмехнулся Иван Михайлович, сощурив глаза. - Ось ти який! - и, снова переходя на русский, в миг напустил на себя суровый вид, сдвинул брови, а голосу предал грозные ноты:
- Сбежал, значит, из эвакуации - и айда в партизаны? Ну, добре, хлопче, вот тебе задание: ступай-ка ты к брату да скажи, чтоб всыпал тебе покрепче; да хворостину хорошую с собой прихватить не забудь!
Виктор спокойно вглядывался в слегка прищуренные глаза Яковенко и видел, что взаимно понравился ему.
- Да мне не жалко, Иван Михайлович! Было бы за что! - заверил он своего будущего командира. - Вот если вы меня в отряд возьмёте, мне от брата так влетит, что мало не покажется. И просить не придётся, будьте спокойны!
Яковенко снова пристально уставился на Виктора.
- От же настырный хлопец! - воскликнул он, усмехнувшись в усы. - От горшка два вершка, а уж и в партизаны...
- Мне, между прочим, восемнадцать исполнится всего через два месяца, - сообщил Виктор.
- Вот тогда и поговорим! - попытался было поиграть в неумолимость Яковенко, снова сдвигая густые черные брови. Но на Виктора его игра впечатления не произвела.
- А я вам и сейчас уже могу сгодится для дела, - возразил тот. - Я немецкий язык знаю. И холодной воды не боюсь. И плавать могу глубоко под водой, и не дышать долго. Я очень хорошо плаваю и ныряю. И стреляю метко. И...
- Нет, ну ты гляди какой! - произнёс Яковенко то ли укоризненно, то ли уже с невольным восхищением.
- Конечно, вы можете сослаться на то, что мне ещё нет восемнадцати, или на моего брата, и отказать мне, - заметил Виктор. - Но имейте в виду, товарищ Яковенко, что решение обкома комсомола о том, что я остаюсь в оккупации для подпольной работы, уже принято. Работать я буду так или иначе. Мне только хотелось бы принести как можно больше пользы...
- Ну, раз решение обкома, тогда конечно! - сдался, наконец, Яковенко, не в силах больше сдерживать улыбку, которая на миг ярко озарила его лицо. - С этого и начинать надо было. Добре, хлопче, добре. Будешь у меня связным. А с братом твоим вопросом мы как-нибудь уладим, коли уж на то пошло.
- Спасибо, товарищ Яковенко! - горячо поблагодарил Виктор.
Однако он не питал не малейших иллюзий относительно предстоящего объяснения со старшим братом. Обещанное покровительство товарища Яковенко было сомнительный помощью в таком деле. Больше всего Виктор опасался, что Михаил в ответ на его самоуправство вовсе перестанет с ним разговаривать. Никогда ещё между ними не возникало подобного конфликта. Беря пример со старшего брата, Виктор привык во всём его слушаться, а теперь ему впервые пришлось выбирать одно из двух. И выборов первое, он как будто бросил Михаилу вызов, хотя с другой стороны старший брат не мог не понимать, что этот выбор - лучшее свидетельство братской любви. При всём при том на душе у Виктора было тяжело от неизвестности, пока Михаил не высказал ему в лицо того, что носил в сердце.
Свидетельство о публикации №222071501504