Как приспособить малые формы к зачаточному мозгу

               
      Подводя некое итого к вполне себе умозрительно возможной днюхе в сорок девять лет, я искренне пытался расчленить несколько ипостасей, в коих мне повезло или не повезло жить и орудовать, хотя наследственный приговор рожденному уродом - дегенератом пацану гласил научно и обоснованно тысячами смертей таких же нефартовых мальцов, легкий порез, скажем, пальца для коих являлся неприцельным ракетным ударом, лишь за вопиющим недофинансированием вопроса оставшимся за скобками неупамянотости (говнослово, право же, как вот его писать ? ). Кому, Надя моя, и какое дело до волею Божией помре ребятенка, упоминание о котором должно быть, как минимум Ходаковского, проплачено, в - край нужен добровольный идиот, что проплачет над Масяней, а затем решительно поставит твердый в непреклонности лайк, шепча в центр зарождающейся единоличной собственной грыжи сакральное : " Осиновый кол вам, большевики ! "
     - Савинкова встретил, - уже как - то ритуально произнес вальяжный до неприличия Алешка Толстой, снова же неприлично почесываясь о косяк двери в кабинет главреда. Он подсмотрел эти лишь кажущиеся простыми движения еще в восемнадцатом, выйдя на крыльцо безымянного фольварка, как и тысячи подобных, затерявшегося в бескрайних степях Юга России, куда угораздило его угодить вместе с обозом откатывающей от Орла армии, вконец разложившейся, сгнившей на второй день после торжественного опубликования Манифеста. " Всем, всем, всем ". Это уж как водится, без того в те веселые деньки никак, любой считающий себя пупком хотя бы уезда, взяв с налету телеграф, вздернув чахоточного станционного на осине или фонаре, рекизировав и раздав мужикам любой припас, оставленный недограбленным предыдущими волнами освободителей или захватчиков в руинах вагонов, покорно приткнувшихся в тупиках и на сортировках, сурово и громко публиковал это самое  " Всем, всем, всем ", считая, видимо, любой адресат ниже Версаля или Вильсона малопристойным или не заслуживающим упоминания. Могучая крупом бабища, алея предательским рубцом от подушки на левой щеке, пердя, почесывалась спиной о колодезь, на коем, похабно расставив кривые ноги кавалериста, восседал приблудный казачок Лаврик, с прибытия в отряд которого и начались все те невзгоды и непонятные совпадения - случайности, что и привели в конце концов кого на виселицу, кого в подвалы Чеки, а кого сквозь сотню - другую эвакуаций, каботажных пароходиков, разбитых дрезин, уставших от нескончаемой войны паровозов - в Марсель.
    - И что ?
    Бурцев, не поднимая обычно внимательных глаз, устало и покорно все же уточнил, зная, что через мгновение вспыхнет порохом, выпуская застоявшиеся за утро эмоции, " психанет ", как называл эти вспышки душка Гуль, пристроившийся на подоконнике со стаканом остывшего чаю, чтобы потом, почти сразу, закуривая и одобрительно похлопывая Толстого по плечу, начать читать по памяти сегодняшнюю передовицу, тоже, как бы сказать, столь похожую на вчерашнюю или прошломесячную, что и традиционный до неприличия  " Осиновый кол вам, большевики ! " Ну хоть бы каких жарящих крокодила баб помянул разоблачитель вражеской агентуры, совершенно случайно сделав себе имя, хотя разыгрывали его втемную люди фон дер Плауке и нашедшего с ними общий язык Локкарта.
    - Смеется, - еле слышно ответил Алексей, с удивлением не замечая в себе ничего. Вообще ничего. Если раньше непосредственные реакции Бурцев забавляли или заставляли недоумевать, сомневаться в психической адекватности и так явно малоадекватного журналиста, самоназначившегося в эмиграции специалистом по законсервированной агентуре, хотя, видит Бог, им бы простых консервов, канадских или американских, подкормиться после турецких щедрот, хотя, опять же, никто и не был обязан кормить, обмывать, лечить свалившуюся на головы европейцев немытую вшивую орду, вышвырнутую непреклонными победителями в  " штаб Духонина ", но заблудившуюся по пути и угодившую на Лесбос, Лемнос, Родос и прочие, столь же загадочно и волшебно звучащие островки мелкого и теплого моря.
    - Смеется, - вздохнул Бурцев, бросая окурок в угол. Неожиданно взвизгнул : - Вот и вы смейтесь, господа ! Смейтесь, - хватал за рукав Гуля и теребил пуговицу пиджака Толстого, - смейтесь же, - закричал в лицо не ко времени сунувшейся в кабинет главреда Галочки, принесшей еще пару продуктовых карточек, выбитых у филантропического Риггса из Миссии утром, - смейтесь !
    Они, переглянувшись, послушно засмеялись, сначала несмело и неуверенно, затем все басовитей и наглее, пока остановившийся под окном блондинистый щеголь Савинков не пожал выразительно плечами, сплюнув. Еще раз пожал плечами и отправился дальше, на Елисейские.