Кошелёк
— Читаете?
Ответила коротко:
— Да.
Если ещё короче, то познакомились. Её, как оказалось, Настенькой звали. Студентка филфака местного университета. Перешла на пятый. Мечтает и согласна работать педагогом. Инженером человеческих душ. Потому как видит в том смысл своего существования. Свое предназначение. Нести образование в массы. Так и сказала напрямик:
— Тетрадки буду проверять. По ночам. За гроши. Пока не сдохну...
Разговорились. Про «Слово о полку Игореве», про введение физических наказаний за курение в школьных туалетах, про «в жи-ши всегда пиши букву и», про всякое такое. Про внеклассное патриотическое чтение, про специальные классы для огромного количества умственно отсталых. И что делать, если тебя ученик, например, изобъёт? Бить в ответ? В харю ему? Или нет? И Настенька напрямую тогда Николая Петровича спросила:
— Вы как вообще считаете? Можно ли ударить умственно отсталого и всех остальных указкой по башке? Если они плохо маршируют под барабан. Или как-то по другому надо? — и видно было, что озабочена она этим всем чрезвычайно.
Словом, совпали. Общность душ, сходство интересов, тревога за будущее нации, за образовательный процесс в Российской Федерации. Немного, правда, разошлись во взглядах на творчество Моргенштерна, но потом все-таки сообща решили послать его в жопу...
Так увлеклись, наслаждаясь беседой, что на какое-то время Николай Петрович даже позабыл, что ему за сорок пять, что он никогда не читал «Слово о полку Игореве», что он неудачно женат третий раз подряд, платит алименты и, что жена с детьми уже скоро вернётся из Кинешмы, где проводит отпуск у своей старой сумасшедшей тётушки. И снова начнется ад. И ему вдруг почему-то показалось, что он всё тот же высокий блондин с вьющимися волосами, что и в 2002-м, и что всё ещё в его пропащей и бессмысленной жизни возможно. И что он обязательно станет кем-то другим, например уважаемым педагогом в Сорбонне, а не останется до гроба пахать водителем сраного трамвая № 5 в Нижнем Тагиле. И что надо только захотеть. И он ещё на многое способен...
Короче, Николай Петрович вдруг Настеньку поцеловал. Неожиданно, поддавшись почти юношескому порыву. Почти целомудренно. И нежно приобняв. А после встал со скамейки и ушел. В смятении. С душевной дрожью. А она осталась…
Больше он никогда с Настенькой не встречался, а в местном университете про такую и слыхом никто не слыхивал. Зато он навсегда запомнил тот свой порыв и тот поцелуй. И тот самый душевный трепет. И учёную беседу. И что мог бы быть совершенно другим человеком, а не тем, который только остановки объявляет...
А кражу своего кошелька он ей попросту простил. Ведь это того стоило.
Свидетельство о публикации №222071601137