Книголюбка

             Марк с Мартой Францевной познакомился. Связался с ней по объявлению на сайте знакомств. Прямо из колонии. Нижнетагильской. Так и написал ей:
             — Сижу за избиение с особой жестокостью двух и более лиц, — причём насколько «более» не уточнил, а только пояснил, что в содеянном раскаивается и в будущем избивать уже, наверное, никого не будет: — Не буду избивать уже. Хватит. И вообще, я Чехова люблю с Достоевским. И играю городничего. В спектакле на нашей зоне. Чтобы выйти условно-досрочно. Если повезёт, — тем и закончил письмо.
            — Жду! — коротко ответила ему Марта Францевна.
            И главное — она ему тогда поверила. Что Марк на путь исправления встал. Ведь ей уже далеко «за» было, а ему идти некуда особо. После освобождения. К тому же больно уж Марк ей Мишеньку напомнил — её безвременно усопшего мужа. Тот тоже Чехова любил. При жизни. Сядет тихонько в уголке, книжечку откроет и сидит. Ужина ждёт. Она его во дворе прикопала потом. Около сортира. Не сошлись во взглядах. Ей казалось, что «Песнь о Буревестнике» — верлибр, а Мишеньке — что белый стих. Заспорили. Она тогда распалилась очень, разошлась, схватилась за кочергу. А когда Мишенька уже впал в кому, как на грех, участковый Ипполит Ипполитович заглянул. Большой ценитель французской литературы пятнадцатого века в фуражке… Его пришлось в выгребной яме утопить. Уже с пробитой башкой. Потому что выхода не было. И с гирей привязанной к ноге…
             — Ушел по грибы, — ответила она на вопрос нового участкового по поводу исчезновения мужа. И всё. А про Ипполита Иполлитовича у неё никто и не спрашивал…
             «Двоих и более», — перечитала Марта Францевна, а повторив фразу ещё раз, светло улыбнулась. Вообще, воспоминания перманентно захватывали её. В памяти периодически проносились любимые литературные герои: Агафья Тихоновна, студент Раскольников, Павка Корчагин, Царевна-лягушка, прочие. В мозгу копошились разные мысли из Гайдара, Прилепина, Юнны Мориц и почему-то афинского драматурга Софокла, которого она к тому же отродясь не читала. Мысли, монологи и диалоги наслаивались одни на другие, тревожили ей мозг, беспокоили, и хотелось обязательно с кем-нибудь дискутировать, глубокомысленно рассуждать и угадывать разные, порой самые безумные авторские замыслы. Как делается это на различных литературных форумах страны…
               Иногда по-хорошему вспоминался и Мишенька. Марта Францевна, как могла ухаживала за грядкой с посаженной на ней редиской, под которой он как раз и лежал, и размышляла о верлибрах, белых стихах и о возможности их различать без потери рассудка. Если такое в принципе возможно, конечно, и, если вдруг придёт такая нужда. Потом, полив ту саму грядку, думала уже о чем-нибудь другом. Например, всё о том же Софокле. И мысли мучили её, и не давали ей покою. И хотелось биться головой об стену или читать стихи современных интернет-авторов из ближнего зарубежья...
               Впрочем, через некоторое время она успокаивалась,  приводила себя в порядок и садилась у окна. Ждать Марка.