Личность учителя
Раздается звонок – и в класс не вошёл, а влетел стремительной спортивной походкой тот, кого мы с такой жадностью ждали. Мы, обезумев от счастья, отупело смотрели на него, как будто он пришелец с другой планеты. Всё в нём: и серебристо – серый с лёгкой, едва заметной полоской костюм, и белоснежная рубашка с галстуком, и запонки в рукавах рубашки, и гладко зачёсанные светло-русые волосы, и нежно – розовый цвет лица с едва проступающими веснушками, и аромат свежего чистого тела – в единый миг покорило нас. Мы не помнили, о чём он нам рассказывал. Вероятно, о своём любимом предмете, о значении физики в быту и на производстве, но с каким упоением мы учили физику! Получишь четвёрку или пятёрку у любимого учителя – это необыкновенное счастье. И мы старались.
Самым умным по математике и физике был Пашка Зарубин, но и он иногда получал четвёрку – так жёстко требователен был наш учитель.
На физкультуре Николай Григорьевич окончательно покорил нас. На турнике, что стоял во дворе школы, он проделывал такие выкрутасы, так легко подтягивался, так ловко проделывал разные петли, что мы едва успевали ахать. Да, личный пример заразителен. Наши мальчишки до самых сильных морозов занимались на турнике, пытаясь добиться успехов.
Учитель организовал математический кружок, пригласив всех желающих. Даже я, не обладавшая большими способностями в математике, ходила на занятия кружка. Чувствуя ответственность перед учителем, я особенно старательно готовила интересные сообщения из жизни великих людей, математиков, стремясь вызвать одобрение. Приходилось подолгу рыться в книгах, чтобы отыскать нужный материал.
От учителя исходило удивительно волшебное обаяние, будто колдовство какое – то. А может быть, аура его была столь притягательна, что мы после урока обступали его плотной толпой, спрашивая обо всём на свете. Думаю, что ему доставляли беспокойство веснушки, эти рыжеватые пятнышки на лице не только весной, но и в любое время года. Он пудрился, чтобы веснушки были незаметнее. Но мы – то замечали всё!
Помню, как именно он разгадал мою близорукость. Я, в силу своего высокого роста, сидела на последней парте и ничегошеньки не видела с доски. Учителя поворачивали доску и так и эдак, стремясь помочь мне, просили подойти к доске во время контрольных работ и у доски списать задание, но Николай Григорьевич поступил по – другому.
Неожиданно он входит в класс и начинает рисовать глаз и рассказывать, когда у человека бывает дальнозоркость, а когда близорукость, и как при этом устроен глаз. Обратившись ко мне, он сказал, что нужно ехать в Нижнеилимск к окулисту, проверить зрение, купить очки, если потребуется. Его внимание к каждому из нас подкупало.
Наступает хлебоуборочная страда. Наш классный объявляет нам, что надо помочь колхозу на току. Мы с готовностью всем классом идём на гумно, где от шума молотилки трещит голова, а от едкой, дико разъедающей пыли першит в горле. Мы работаем, в руках у нас деревянные лопаты, которыми готовое уже зерно подгоняем к веялке. С нами Николай Григорьевич, он тоже работает. Ему не надо нас заставлять – дети колхозников умеют трудиться так же, как их родители.
Николай Григорьевич не забывает о технике безопасности, напоминает
нам, чтобы близко не подходили к механизмам. И всё это мы делали после уроков.
А картошка! В воскресенье копали колхозный картофель, хотя свой ещё не был выкопан. Таков закон! За труды наши праведные – бесплатный просмотр фильма.
Весной снова для нас работа. Нужно заготовить для школы дрова на зиму – отопление печное. Взрослые валят лес, а мы обрубаем сучья, пилим на чурки и колем, складывая в поленницы. И это по колено в снегу – март ещё не растопил снег. А какая на нас была одежонка! Возвращались домой люша – люшей, в чирках хлюпала вода, но никто не ныл, не отлынивал, и с нами всегда наш дорогой учитель.
Недолго он был нашим классным руководителем. Скоро его назначили директором школы, но физику и физкультуру он по – прежнему вёл у нас. Принёс однажды электрофорную машину, желая продемонстрировать перед нами кратковременный ток в лабораторных условиях. На приборе красовались два блестящих шарика – поцелуйчика, один из которых нёс положительный заряд, другой – отрицательный. Включался прибор, учитель подставлял бумажку, и искра молниеносно пробивала её. Ребятам захотелось попробовать самим, но Николай Григорьевич строго сказал:
-Это не игрушка. Может только Говорина, она в резиновых сапожках.
Надо признаться, все мы бегали в школу в самодельной обуви, в чирках. Но моя мама, великая труженица, побывавшая в Москве на сельхозвыставке, привезла мне сапожки.
Одноклассники с завистью смотрели на меня, а я, гордая и счастливая, понеслась к столу, на котором стоял прибор. Оказалось, что мои резиновые сапожки служили своеобразным изолятором, спасающим меня от увечья.
Как – то раз учитель задал нам задачу, а сам вышел из класса. Два окна нашего кабинета выходили во двор школы, где наискосок стоял туалет. Капка Куклина, оторвавшись от учебника, воскликнула:
-Ребята, смотрите, он же в туалет идёт!
Это до крайности смутило нас. Мы все четырнадцать человек, как по команде, прильнули к окнам, наблюдая за действиями любимого учителя, считая его святым. Молча, без крика и шума, стояли мы, воткнувшись в стёкла. Николай Григорьевич взялся за щеколду, повернул её, дверь распахнулась, но он вдруг оглянулся, будто чувствуя, что мы наблюдаем. Мы отпрянули от окон. Учитель бегом возвращался назад. Тогда Мишка Мазаник, назначенный им старостой класса, рыкнул на нас, и мы упали над тетрадями как ни в чём не бывало в тот момент, когда уже Николай Григорьевич входил в класс. Ни слова не сказал он, лишь зашелестел страницами журнала.
Боже! Как мы были чисты и наивны!
Прошло много лет, а память о нём не иссякает.
Свидетельство о публикации №222071701379
Роман Рассветов 10.12.2023 16:12 Заявить о нарушении