de omnibus dubitandum 96. 397

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.397. Я СМОТРЮ, ТЫ НЕ ПРОМАХ, МОШЕННИК…

    Мы жили на улице Татарской. Идёт она с севера на юг параллельно Пятницкой, Большой Ордынке...

    От домовладения, справа вниз шла широкая Татарская улица, влево к Пятницкой отходил Климентовский (по церкви Святого Климента, Папы Римского) переулок. Вот на углу этих улиц и стоял, под нумером 12, дом Александровых. Дом этот имел свою интересную историю. В Реестре недвижимого культурного наследия г. Москвы он числится под названием "Палаты Дурново в составе жилого дома, 18-19 век". Но Дурново, Николай Дмитриевич, не первый хозяин этого владения...
 
    Наверное, естественно, что место к югу от Кремля, (но за Москвой-рекой получило название Татарская слобода. К татарам ведь было ехать как раз в эту сторону. Ордобазарная дорога, Муравлянский шлях.

    Жили в слободе переводчики и толмачи. С тех далёких времен остались названия: Татарская Большая улица, Большая и Малая Ордынка, Толмачевский Старый переулок...

    Ещё в середине 18 века слобода не была полностью застроена. Поэтому на картах и чертежах стояла надпись "пустое татарское место". Но во второй половине века в Москве было отменено слободское разделение земли и разрешено продавать пустующую землю в частную собственность. Появились крупные землевладения, объединившие в себе слободские наделы...

    Первыми хозяевами "пустого места" стали знаменитый генерал-майор Бибиков Иван Иванович-большой и его сын Степан Иванович, сержант лейб-гвардии Семеновского полка. Степан Иванович в 1753 году нанял людей строить здесь "конюшню и при ней избу, сарай, кухню… светлицы, два погреба". Так возникла первая застройка этого участка.

    В 1777 году владельцем двора Бибиковых стал генерал-аншеф Дурново Николай Дмитриевич (возможно, знакомый и даже приятель со Степаном Ивановичем Бибиковым по Семёновскому полку, где служили и Бибиковы, и Дурново). Генерал-аншеф Дурново в 1781 г. велел построить "на оном дворе каменные палаты в два этажа". Именно этот дом получил, в качестве памятника, название "Палаты Дурново". Дом был построен торцом к красной линии переулка, а главным фасадом – во двор. Такая планировка уже тогда считалась архаичной, но, видимо, отвечала вкусу генерала. В 1803 г. надстроен третий этаж. Большой двор был оформлен в стиле загородной усадьбы: сад, два деревянных павильона-беседки.

    Отец Иван Александрович, мать Марья Леонтьевна и мы, шесть дочерей:  13-летняя Наталья, 11-летняя Александра, 9-летняя Ольга, я – 7-летняя Варвара, 5-летняя Екатерина и 3-летняя Марья-младшая жили в дедушкином доме вместе с другими его сыновьями.

    Мои двоюродные братья, Коля и Сережа, были единственными представителями мужской половины в нашем женском царстве и, очень непохожими по темпераменту. Николай, был на четыре года старше меня; он всегда был очень замкнутым, погружённым в себя, прилежным и благонравным. Сережа, которому было столько же лет сколько мне, был, напротив, весёлым и держался гораздо ближе ко мне, нежели к Николаю.

    Мне минуло приблизительно семь лет, когда однажды после обеда мы с Сережей отправились в гости к соседским детям. Они тоже были брат и сестра, и постоянно сидели одни, поскольку у них не было матери, а отец проводил целые дни на работе.

    Анне в ту пору шёл десятый год; это была бледная, худенькая белокурая девочка с заячьей губой. Её брат Марк, тринадцатилетний крепко сбитый парнишка, широкоплечий светловолосый блондин, с румяными щеками.

    Поначалу мы играли совершенно безобидно, когда вдруг Анна предложила:

    – Давайте поиграем в папу и маму.

    Её брат рассмеялся на это и сказал:

    – Ей бы всё только в папу с мамой играть.

    Но Анна настояла на своём и, подойдя к Сергею, заявила:

    – Итак, ты муж, а я жена.

    А Марк тут же подскочил ко мне, схватил меня за руку и объявил:

    – Тогда я, значит, твой муж, а ты моя жена.

    Анна немедленно взяла два чехла от диванных подушек, смастерила из них пару грудных младенцев, и одного передала мне.

    – Теперь у тебя для этого есть ребёнок, – сказала она.

    Я сразу начала укачивать тряпичную куклу, однако Анна и Марк подняли меня на смех.

    – Так дело не пойдёт! Сначала надо ребёнка сделать, потом побыть в положении, потом его родить, и только потом можно нянчить!

    Мне, естественно, уже приходилось прежде слышать разговоры о том, что женщины находятся «в положении», что они-де ожидают ребёнка. В аиста я давно уже не верила, а потому, когда видела женщин с огромным животом, понимала, что сие означает, хотя и, весьма приблизительно – более точными сведениями и представлениями об этой стороне дела я до сих пор обзавестись ещё не сумела. И Сергей тоже. Поэтому мы беспомощно стояли в полной растерянности, не зная, с чего нам начать эту игру или каким образом в ней участвовать.

    Но тут Анна, не теряя времени, подступила к Сереже и схватила его за ширинку.

    – Ну, давай! – сказала она. – Доставай-ка свой перчик.

    С этими словами она спустила ему штаны и извлекла «перчик» на всеобщее обозрение.

    Марк и я следили за её действиями: Марк – со смехом, я – со смешанным чувством любопытства, изумления, ужаса и ещё какого-то особенного, никогда не испытываемого мною возбуждения.

    Сережа стоял совершенно неподвижно и не понимал, что ему делать. Его «перчик» от прикосновений Анны очень туго поднялся вверх.

    – А теперь пошли, – едва слышно прошептала Анна. И я увидела, как она бросилась на пол, задрала подол, под которым ничего не было, и широко раздвинула ноги.

    В этот момент Марк схватил меня.

    – Ложись, – прошипел он и, при этом я почувствовала его ладонь у себя между ног.

    Я совершенно покорно улеглась на пол, подняла юбку, и Марк принялся тереться упругим членом у меня между ног. Я не удержалась и засмеялась, ибо его «хвостик» изрядно меня щекотал, поскольку он елозил им по моему животу и вообще повсюду. При этом он пыхтел как паровоз, тяжёло навалившись мне на грудь. Всё это в целом казалось мне довольно смешным и нелепым, во мне возникло лишь небольшое волнение, и лишь им одним можно объяснить то, что я продолжала лежать, оставаясь совершенно серьёзной.

    Внезапно Марк затих и вскочил на ноги. Я тоже поднялась, и он показал мне свой «перчик», который я спокойно взяла в руку. На кончике его была видна маленькая светлая капелька. Потом Марк оттянул крайнюю плоть, и я увидела, как появился «жёлудь». Тогда я несколько раз, играя, открыла и закрыла кожицу крайней плоти, радуясь, когда «жёлудь» высовывался наружу точно лазоревая головка маленького зверька.

    Анна и мой брат по-прежнему лежали на полу, и я видела, как Сергей в судорожном возбуждении двигался вверх и вниз, будто затачивая свой инструмент. Щёки у него раскраснелись и он, совершенно так же, как до этого Марк, тяжело дышал. Но и Анна тоже совсем переменилась. Бледное личико ее разрумянилось, глаза были закрыты, и я подумала, что ей стало плохо. Внезапно они затихли, несколько секунд неподвижно лежа друг на друге, а потом поднялись на ноги.

    Какое-то время мы посидели вместе. Марк держал ладонь у меня между ног под юбкой, Сергей проделывал то же самое с Анной. Я сжимала рукой «хвостик» Марка, а Анна – «хвостик» моего брата; мне было очень приятно чувствовать, как Марк перебирает по мне пальцами. Он щекотал меня, но уже не так, что мне хотелось бы смеяться, а так, что по всему телу моему растекалось чувство блаженства.

    Это занятие прервала Анна. Она взяла обе куклы, одну из которых сунула себе на живот под одежду, а другую мне.

    – Вот так, – сказала она. – Теперь мы в положении.

    Мы принялись вдвоём расхаживать по комнате, выпятив вперёд животы и смеясь этому. Потом мы произвели наших детишек на свет, качали их на руках, давали своим «супругам» подержать и полюбоваться младенцами, одним словом, шалили точно невинные дети.

    Анне пришла в голову идея покормить своего младенца. Она расстегнула кофточку, подобрала вверх сорочку и сделала вид, будто даёт ребёнку грудь. При этом я обратила внимание, что соски у неё уже едва заметно набухли; её брат подошёл к ней и начал поигрывать ими; Сергей тоже вскоре занялся грудью Анны, а Марк выразил сожаление, что у меня нет таких штучек.

    Затем последовали разъяснения по поводу делания детей. Мы узнали, что то, чем мы только что занимались, называется «спариванием», что наши родители делают то же самое, когда лежат друг с другом в постели, и что у женщин от этого получаются дети.

    Марк был уже сведущим в подобных вопросах. Он растолковал нам, девчонкам, что наша «кунка» ещё должна подрасти и что поэтому по ней можно пока гладить только снаружи. Далее он сказал, что со временем, когда мы станем постарше, там у нас появятся волосы, а потом у нас откроется дырочка и в неё можно будет засунуть весь перчик целиком.

    Мне как-то в такое не очень верилось, однако Анна объяснила, что Марк совершенно точно знает, о чём говорит. Он-де совокуплялся на чердаке с соседкой, и тогда его «хвостик» действительно полностью вошёл в её дырку. Соседка была женой трамвайного кондуктора, проживавшего на последнем этаже доходного дома, в котором жили Марк и Анна. Это была пухленькая черноволосая мещанка, маленькая, симпатичная и всегда очень приветливая.

    Марк рассказал нам эту историю:

    – Соседка как-то возвращалась из прачечной. Она несла полную корзину белья, а я в это время стоял на лестнице. Так вот, когда я поздоровался с нею, она мне говорит: «Пойдём, Марк, ты парень сильный и в самом деле мог бы помочь мне отнести тяжёлую корзину на чердак».

    Я, стало быть, поднялся с ней наверх и, когда мы оказались под крышей, она меня спрашивает: «Что бы ты хотел теперь получить за то, что помог мне?»

    – «Ничего», – отвечаю я. «Иди сюда, я тебе кое-что покажу, – говорит она, цепко хватает меня за руку и кладёт её себе на грудь. – Тебе нравится?». Тут я, конечно, уразумел, к чему дело клонится, потому что мы с Анной раньше уже не один раз тёрлись, так ведь?

    Анна утвердительно кивнула, как будто всё это было делом само собой разумеющимся. Марк между тем продолжал:

    – Однако я не сразу решился и только покрепче сжал её грудь. Она тотчас же распустила корсаж, вывалила голые титьки, позволила мне поиграть ими, а затем крепко ухватила меня за перец, рассмеялась и сказала: «Если ты никому не проболтаешься, то мы могли бы и кое-чем другим заняться…».

    – «Я ничего не скажу», – ответил я.

    – «Правда не скажешь?» – спрашивает она ещё раз.

    – «Нет-нет, разумеется, не скажу». Ну вот, тогда она легла на корзину с бельём, притянула меня к себе рукой и воткнула мой перец в свою кунку. Он поместился весь, я совершенно точно это почувствовал. И волосы, которыми она была покрыта, я тоже почувствовал.

    Анна не хотела, чтобы история на этом закончилась, поэтому она с напряжённым любопытством спросила:

    – Хорошо было?

    – Очень хорошо, – сухо ответил Марк, – бодалась она как безумная, стискивала меня, и я должен был играть её сосками. А когда всё кончилось, она быстро вскочила на ноги, застегнула корсаж и сделала очень недовольное лицо. «Я смотрю, ты не промах, мошенник, – сказала она мне, – но если ты об этом проболтаешься, я тебе голову оторву…».

    Марк сделал очень задумчивое лицо. Однако Анна внезапно заявила:

    – Тебе не кажется, что он и в меня войдёт?

    Марк посмотрел на неё, по-прежнему прижимающую кукольного ребёнка к голой груди, и, словно бы искушая, принялся её поглаживать. И Анна, в конце концов, решилась:

    – Попробуй чуточку… – после чего, предлагая, добавила: – Тогда мы снова поиграем в папу и маму.

    Сережа сразу же подошёл к ней, а я после всех наставлений, полученных мною, и после истории, которую только что выслушала, теперь тоже с готовностью приняла это предложение.

    Однако Анна отвергла Сергея.

    – Нет, – сказала она. – Теперь Марк должен быть моим мужем, а ты будешь её хахалем.

    С этими словами она придвинулась к своему брату и запустила руку в прорезь его штанов, а тот незамедлительно нырнул ей рукой под юбку.

    Я вцепилась в Сережу, сделав это, как сейчас помню, в крайнем возбуждении.

    Когда я извлекла у него из штанов маленький голый перец и принялась открывать и закрывать крайнюю плоть, он стал перебирать пальцами мою кунку. И поскольку мы оба теперь знали, как это делается, то уже в следующую секунду лежали на полу, и я рукой направляла его стерженек так точно, что тот елозил уже не по моему животу, а двигался прямо по моей расщелине. Это доставляло мне удовольствие, от которого я ощутила такое приятное напряжение во всём теле, что подавалась навстречу брату и извивалась, как только могла.

    Так продолжалось до тех пор, пока он в изнеможении не навалился на меня всем телом и не затих в неподвижности. Мы пролежали так несколько мгновений, а потом услышали спор между Марком и Анной и посмотрели в их сторону, стараясь разглядеть, что у них происходит, однако Анна так высоко задрала ноги, что они сомкнулись за спиной Марка, и нам ничего не было видно.

    – Он уже входит вовнутрь… – говорил Марк, на что Анна возражала:

    – Да, входит, но делает мне больно!.. Давай-ка, вытаскивай, мне больно.

    Марк её успокоил:

    – Ничего страшного, это только вначале, потерпи малость, он, должно быть, войдёт целиком.

    Мы растянулись на животе справа и слева от обоих, чтобы проверить, проник ли Марк внутрь или нет. Он и в самом деле немного засунул. Как мы с удивлением увидели: нижняя часть кунки Анны широко раскрылась, и Марк, вставив в неё головку своего «перца», неуклюже водил им взад и вперёд.

    Когда Марк сделал резкое движение и его «перец» выскользнул было наружу, я тут же его подхватила и снова ввела в раскрывшуюся кунку Анны, которая уже была натёрта до красноты. Я крепко сжала «перец» Марка, стараясь втиснуть его как можно глубже. Сам же Марк с усилием толкал его в том направлении, куда я направила, однако Анна вдруг начала так громко кричать, что мы испуганно откатились в сторону. Она наотрез отказалась продолжать игру, и мне пришлось ещё раз принять Марка на себя, потому что он никак не хотел успокоиться. Теперь и я тоже оказалась натёртой докрасна, но между тем подошло время, и мы отправились домой.