Глава 30

30.
 
Следующий год в их общении был и обыденным, и странным. В одно и то же время, но, разумеется, по разным поводам. Нютка быстро вошла, так сказать, в рабочую колею. Нет, она вовсе не зависала в Музее, с утра до вечера. И даже появлялась отнюдь не каждый день. Приходила после школы, раза три в неделю. Делала все, что ей поручала Рута Георгиевна. Делала это старательно, аккуратно и безо всяких, так сказать, нюнь и соплей, по поводу «не могу», «не знаю» и прочих отговорок.

Ничего подобного. Старательная девочка, не пойми зачем променявшая свои спортивные успехи на черновое впахивание в борозде музейной пажити… Серьезная – в полном противоречии со всеми теми ее закидонами, которыми она огорошила свою Наставницу, в ходе своего визита по трудоустройству. И даже без каких-либо поползновений на все и всяческие манипуляции.

До поры, до времени.

Время это наступило как раз через год после их первой встречи. Время, которое, по идее, должно было оставить на прическе молодой Начальницы Музея несколько седых волос…

Между прочим, по ходу их совместной работы, кое-что из того, о чем говорила ее, Руты Георгиевны, помощница, было реализовано. В ту памятную встречу, девочка сама предложила выполнять весьма специфическую функцию помощницы экскурсовода. На предмет того, чтобы присматривать за детьми, чтобы ничего не трогали – не хватали. За экспонатами – в силу тех же причин стихийно-детского характера.

Ну и в целом… для антуража.

Для этих целей, Нютка, как она выразилась, «сделала себе наряд». Сарафан, нижняя рубаха – все в том самом, слегка украшенном «народном» стиле. Удобное, но с минимальными украшательствами. Эдакая… дворовая девка при барыне. Скромная, но с норовом.

Ах, да…

Лента на волосы – узорная, яркая, про которую сама девочка гордо заявила, что расшивала сей аксессуар ее матушка. Так сказать, лично и собственноручно.

Вряд ли она обманывала – во всяком случае, в этом конкретном случае. А уточнять это занятное обстоятельство у самой матери – вернее, у матушки, как ее, по каким-то своим неведомым причинам, именовала эта странная девочка! - было как-то несподручно и неудобно.

Кстати, эта самая матушка, Вера Петровна, произвела на Руту Георгиевну самое благоприятное впечатление. Стройная высокая брюнетка, одетая в темно-зеленый костюм – юбка и жакет-пиджак, с бордовыми блестящими пуговицами и мелкой бордовой строчкой. Под жакетом ярко зеленая блузка, на ногах темно-коричневые туфли на умеренной высоты каблуке. Лет, примерно, сорока – но весьма красивая собой, причем как бы… изнутри. Она была сама любезность. Осмотрев экспозицию, Вера Петровна воздала Начальнице Музея многая похвалы и торжественно вручила ей свою визитку с эмблемой пресловутого филантропического общества. Словесно заверив застеснявшуюся девушку о том, что ей можно звонить по любому из обозначенных там телефонов, в любое время дня и ночи… Но все-таки, лучше до семи часов вечера. Семья, знаете ли…

- Анюшка Вам… не докучает?

Этот вопрос прозвучал несколько странно. Рута Георгиевна даже как-то напряглась, заподозрив неладное. И подробно рассказала внимательной слушательнице, чем конкретно занималась ее милая дочь последние две недели – в смысле, занималась именно в Музее, поскольку о прочем толком ничего неизвестно. С полным перечнем дел и забот девчонки, которой уже, к тому времени, исполнилось одиннадцать полных лет. Акцентировав внимание на днях и часах, когда это все происходило. На тот случай, если Нютка, паче чаяния, затеяла какие-то свои странные игры со временем. В стиле, дома сказала – ах, у нас там, в Музее, столько дел, столько дел… А сама немедленно отправилась куда-то туда. Совсем в другое место.

Однако, мать Нютки – вернее, матушка, как сама девочка изволила ее величать! -  вовсе не высказала своего удивления по этому поводу. Значит, не в этом дело.

А в чем?

- Что случилось? – откровенно спросила девушка. – Почему Вы считаете, будто Нютка мне докучает? Ой…

Рута Георгиевна снова сконфузилась. Однако Вера Петровна улыбнулась ей с пониманием.

- В додзё… Ну, так называется их спортивный зал… Ее зовут Анна-тян, - сказала она. - По-японски, тян значит девочка. Анюшка сама так попросила. А для Вашего Музея она выбрала вот такое имя… Забавно!

- Если Вы против…

Рута Георгиевна недоговорила, поскольку эта милая женщина махнула рукой.

- Да что Вы! – Вера Петровна по-прежнему ей улыбалась, причем, вполне доброжелательно. И это радовало! – Это ее фишка! Для каждого нового места, где она учится или занята чем-то еще, новая версия ее имени.

- Да… Примерно так она мне и говорила, - согласилась девушка. – Но все-таки, в чем выражается ее… докучливость?

- Анюшка очень любит… настаивать на своем, - ответила Вера Петровна. – Многих это нервирует. А кого-то просто раздражает. Люди, как Вы понимаете, бывают разные.

- Да, это так, - снова была вынуждена согласиться с нею Рута Георгиевна. – Я имею в виду это ее забавное свойство. Но мне оно вовсе не мешает. Я уважаю ее право на самостоятельное мнение.

- Знали бы Вы, как это меня радует! – искренне сказала эта милая женщина. – Анюшка обычно вежлива и корректна. Но некоторым эта ее вежливость кажется эдаким… изысканным издевательством.

- Что есть, то есть! – усмехнулась девушка. – Но меня это вовсе не пугает! Мы с нею нашли общий язык!

- Очень хорошо! – женщина посерьезнела лицом. – Знаете, я очень рада, что Вы ею занимаетесь. Мне кажется, это идет ей на пользу.

- А как же… секция кобудо? Там что, все уже закончилось?

Пробный шар, по поводу когда-то заявленной этой девочкой смены приоритетов. Как говорится, хотелось бы проверить!

- Анюшка хотела уйти оттуда красиво, на высокой ноте! – снова улыбнулась Вера Петровна. – Через месяц у нее соревы… В смысле, соревнования, - пояснила она и девушка кивнула, в знак того, что она тоже в курсе всей этой специфической спортивной терминологии. – Моя дочь хотела выиграть пару медалей… Желательно, золотых!

- Похвальное рвение! 

Девушка добавила в голос дюжину ноток оптимизма. Однако собеседница как-то странно покачала головой.

- Знаете, - смущенно сказала она, - я отношусь к ее спортивным делам… очень неоднозначно. Все эти ее упражнения, ката с оружием и прочее… рукомашество без противника… Это еще куда ни шло. В конце концов, это красиво! Но когда Анюшка выходит на бои…

Женщина тяжело вздохнула.

- Понимаете, - продолжила она, - видеть, как твой ребенок идет на татами… Как она становится на колени лицом в мат… Вернее, забралом уже надетого шлема… Его при этом затягивают, чтобы он не болтался и защищал ребенка, а не травмировал… Как она поднимается с колен и встает с краю, в готовности начинать… Я знаю, что когда Анюшка, по знаку судьи, выходит на татами и готовится к бою, она читает для себя странную молитву… Нет, это не обращение к Высшему, не мольба о победе в грядущей схватке… Это простая фраза… «Храни меня, моя правая маваха!»

Вера Петровна взглянула в глаза юной собеседницы. Девушка пожала плечами. Смысл сказанного от нее, разумеется, ускользал. Тогда женщина смилостивилась и кое-что разъяснила.

- Маваха это… Особый удар. Маваши-гэри, удар ногой в голову. Эффектно и сложно. Но сразу засчитывается, если этот удар проходит в шлем противника.

- Понятно, - откликнулась Рута Георгиевна. – Простите… Я не очень интересовалась, всеми этими тонкостями восточных единоборств.

- Пустяки! – махнула рукой Вера Петровна. – Вам это, конечно же, вряд ли интересно… Но я-то все это видела сама и непосредственно! Так сказать, воочию! Любимая комбинация Анюшки. Вывести противника на дистанцию удара – отогнав его серией кулачных атак или же просто отступив на шаг. И эдак красиво, с ноги в голову…

- Жуть… - только и смогла произнести девушка.

- Вы не думайте, это не так уж и опасно, - заверила ее матушка Нютки. – В конце концов, она еще ребенок и не может ударить по-настоящему, в полную силу! У моей девочки есть скорость, ловкость… То, что называется техникой боя. Но массы тела, которую надо вкладывать в удар, чтобы пробить защиту противника, ей недостает. Наверное, это к лучшему…

- Наверное… - девушка кивнула головой.

И молчаливым жестом предложила женщине выговориться об этом. Чем Вера Петровна и воспользовалась.

- Поймите, - сказала она, - я действительно бываю рада ее победам. Да, всякий раз меня переполняет гордость за ребенка, выигравшего очередной свой бой… Но знали бы Вы, как у меня замирает сердце, когда она не может парировать атаку и получает удар! Это ужас… Вот из таких вот, выпадений в состояние то ужаса, то восторга и состоит мое наблюдение за этими ее… соревнованиями. Конечно же, если все заканчивается очередным ее маленьким триумфом, все это, в итоге, выходит на позитив… Но ведь победа достается ей не всякий раз! Это же бой! Пускай и в такой вот его спортивной ипостаси. Но как всякий бой, он непредсказуем. Ребенок может оступиться, поскользнуться – босой ногой на составном пластиковом ковре! Да просто прозевать атаку противника! И тогда… Очередное «Ямэ!» - возглас, останавливающий поединок. И поднятая вверх рука судьи, показывающая балл в пользу противника. Одна пропущенная атака… Другая… А уж если доходит до столкновения вплотную, когда бойцы переходят в борьбу на полу… В смысле, на татами… Там у Анюшки нет серьезного преимущества. Она просто легкая… И подмять под себя соперницу или провести условный болевой прием ей непросто.

- Кобудо… допускает и такое?

Рута Георгиевна, к стыду своему, так и не проштудировала книг или статей, посвященных японской борьбе, которой занималась ее подопечная. Поэтому открывала некоторые подробности этих ее боевых занятий вот прямо сейчас.

- Это самая реалистичная боевая система, - женщина, кажется, говорила примерно то же самое, что когда-то пыталась ей разъяснить сама Нютка – в ту самую первую их встречу, наедине! – Рукопашный бой… где используют и удары, и борцовские приемы. В дело идут руки, ноги, борцовские захваты и даже броски. И это страшноватое зрелище, для родителя. Особенно, если на поединок выходят старшие возраста. Маленькие… Машутся ногой, рукой… Смешные, в этих своих доспехах, которые увеличивают для зрителя их реальные размеры как бы не вдвое! Ну, что с них возьмешь! А вот мальчики и девочки лет двенадцати и старше… Там все серьезно. Технично, быстро и… жестко! Звук от удара ногой по шлему, по гладкой черной коже… Как будто тебе самой в голову с размаху прилетело! Да, я знаю, что шлем крепкий… Что спереди лицо бойца прикрыто металлической сварной решеткой… И нос моей девочке, благодаря такой мощной защите, никто не сломает! Но все-таки, как же это страшно для того, кто все это наблюдает, зная, что под доспехами, которые, вроде бы как защищают от жестких ударов, прячется их ребенок!   

- Как Вы вообще допустили, чтобы Нютка… Чтобы Ваша Анюшка, - поправилась Начальница Музея, - занималась таким жестоким видом спорта? Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело… Я, конечно, понимаю, это решать Вам. Но ведь она импульсивна! И каждое поражение должно задевать ее… очень сильно!

- Все так, - неожиданно согласилась женщина-благотворительница. – Вы абсолютно правы… Но Анюшке это было полезно… Именно тогда. До тех пор, пока она не перешла к взрослому стилю ведения боя. Вот сейчас, если она не прекратит… Лет с двенадцати они лупят друг друга уже со всей дури. И очень технично – сказывается все наработанное, годами тренировок! Сейчас та самая точка, где я надеюсь… Очень надеюсь ее остановить!

Дальше был взгляд… Умоляющий взгляд карих глаз, с ее, материнской стороны.

Странная мысль…

Как причудливо тасуется колода генетики и прочего! Ведь Нютка… Она же Анюшка… Ну, совсем не похожа на свою маму!

Однако, все эти мысли, о ребенке, желание ему помочь… и спасти его от опасностей, которых он, этот самый ребенок, никак не хочет замечать… И более того, наверняка, откажется признавать их опасностями, если их ему показать и разъяснить…

Это поведение настоящей матери. Нежной, заботливой и искренне любящей свое дитя!

Интересно, как выглядит ее отец… Вернее, батюшка – ведь так его величает странная девочка-манипулятор.

Разумеется, ничего из этого Рутой Георгиевной озвучено не было. Не ее это дело, кто на кого похож, и какая порода из какого поколения пробилась-проклюнулась в этом конкретном ребенке!

Важно было другое.

- Вы… хотели, чтобы я помогла ее отвлечь… Ну от всего этого?

Так был задан этот вопрос. И кивок головы матери был ей ответом.

- Но…

Девушка растерялась. Ситуация с условным трудоустройством ее решительной помощницы представала теперь перед нею совсем в другом свете! 

- Но отчего же Вы прямо не запретили ей такие… опасные игры? – спросила она. – Не воспользовались своей родительской властью? Ну, хотя бы в части этих… боев?

- Не так-то это все… просто, - вздохнула женщина-общественница. – Как я могла отнять у нее мечту о спортивных победах… Пока она у нее была? Вообще, отнимать у детей мечты, исходя сугубо из родительских хотений… А пускай даже и страхов! Это наши страхи! Они не должны вредить моей девочке! Мы, родители, должны сами справляться! Наш долг помочь ребенку двигаться, развиваться в том направлении, которое ему интересно и важно! Отсекать ребенка от тех сфер жизни, где он достиг уже какого-то успеха, это… попросту жестоко!

- Да… Наверное, Вы правы! – кивнула девушка. – Тогда… В общем, понятно, отчего Вы так беспокоитесь о том, не успела ли она меня достать… Если честно... Нет, не успела.

- Хорошо,- женщина кивнула ей.

Однако полного удовлетворения ответом не чувствовалось. И Рута Георгиевна прекрасно понимала, почему.

- Вы хотели мне задать совсем другой вопрос, - обратила она внимание собеседницы. – Не оттолкну ли я ее? Не опрокину ли вверх тормашками очередную версию ее детской мечты?

Женщина кивнула ей, подтверждая сказанное – молча, напряженно. И вся обратилась в слух.

- Не беспокойтесь, я ее не оттолкну. Более того, - добавила девушка, - я постараюсь ее завлечь, привлечь и даже… припахать! Так, чтобы в свободное от кобудо время она была у меня… безвылазно!

- Только не переборщите с этим! – улыбнулась Вера Петровна. – Чтобы она не почувствовала, будто ее чрезмерно напрягают, оттаскивая от спорта… Боевого спорта! Нет, я уверена в том, что она не передумает, но…

Далее, вместо слов был взгляд. Умоляющий взгляд матери. Который вмещал в себя, наверное, целый абзац – а то и поболее! – слов. Мол, не спрашивай, отчего, что и как! Просто помоги!

И кивок головы ей в ответ. В знак принятия этого безмолвного поручения…

В общем, тогда Рута Георгиевна справилась. Ненавязчиво акцентируя внимание объекта своей заботы на том, что здесь – именно здесь, в Музее! – эту странную девочку ценят, любят и ждут. И всегда озадачат чем-то интересным. Опять-таки, без вариантов.

Кажется, сама девочка это заценила. Во всяком случае, спустя примерно месяц после того памятного разговора, она все-таки явилась к своей Старшей, прямо туда, в ту самую привратную комнатушку, предназначенную для отдыха. Поздно вечером, в субботу, после рабочего дня. Гордая, с медалями на шее.

- Ката с парным оружием – тонфа, нунчаку и кама* - золото! - тут же похвасталась юная спортсменка. - Ката с одиночным оружием - с бо** – увы, бронза. Если честно, сама облажалась… немного. Зато, индивидуальные ката – золото! Парные и групповые ката – золото и серебро! Кое-кто… чуточку не выдержал общий стиль. Нунчаку-кумитэ… Там серебро. Пропустила удар… А вот бои – золото! А еще у меня… Золото за фристайл! Работала с керамбитами***!

- Поздравляю! – искренне сказала Рута Георгиевна.

Она обняла свою помощницу и предложила ей присесть за стол, чай и прочее.

- Простите, я ненадолго, - сказала девочка, воспользовавшись первой частью ее любезного приглашения жестом отказавшись от остального. – Матушка ждет меня в машине. Припарковалась, не доезжая до Музея… нашего. 

Это слово прозвучало в таком… предположительном тоне. И сопровождалось вопросительным взглядом, дескать… Ведь это правда?

Вместо ответа, Начальница того самого Музея, молча протянула ей ключик… С биркой-номером.

- Это… мне? – опешила та.

- Тебе! – девушка кивнула, подтверждая свое решение. – У меня возникло желание обеспечить тебя персональным шкафчиком в раздевалке. Ты ведь так активно у меня зависаешь, а переодеваешься и хранишь свои вещи, где попало! В общем, держи! Так будет правильно. Ты ведь, только за?

- За! – решительно произнесла девочка. – Завтра же… Нет, послезавтра, я привезу все свои прибамбасы! Буду хранить их здесь, у… Вас!

Рута Георгиевна услышала в этой паузе желание произнести другое слово. Выражающее куда более близкое отношение, так сказать, накоротке. Но благоразумно не стала на это реагировать, поскольку оплошность была исправлена и вряд ли предполагалась к повторению. Соответственно, имело смысл просто не подавать виду. Ну, так, на всякий случай.

Это случилось в конце марта – сугробы тогда еще только-только начали таять, после затянувшейся зимы. А вот как раз через месяц…

Нютка сдержала слово. Забросила, понемногу, свои боевые рукомашества и стала появляться в Музее чуть ли не каждый Божий день. Сопровождала экскурсии, переодевшись в то самое «народное» платье. Выступая, по ходу, эдакой помощницей своей барыни. Между прочим, она всегда выручала девушку в ситуациях, когда никто из экскурсантов, при посещении той самой «комнаты для посеканций», не желал, так сказать, знакомиться с розгами – даже символически! Тогда Нютка сама ложилась на скамейку, спасая ситуацию. Выходило, кстати, вполне аутентично. За исключением привязывания, заголения и, само собой, всяческих болевых воздействий. Театр он и есть театр! Доля условности хорошему нравоучительному спектаклю не помеха! Здесь ведь, самое главное, не заиграться!

Ведь именно об этом ее предупреждал когда-то Сергей Леонидович!

А вот с этим как раз случилась проблема. Небольшая, но показательная. И имевшая не самое приятное… продолжение.

Все произошло буквально накануне своеобразного юбилея – в смысле, за день до того, как исполнился год их, так сказать, близкому знакомству. Нютка получила под свое начало пару девчонок-школьниц, которые, по ходу очередной экскурсии, напросились немного задержаться в мастерской кружевоплетения. Ну, просто, чтобы доделать образцы коклюшечного кружева. Нютка осталась с ними, чтобы присмотреть и проконтролировать. И надо же такому случиться, что обе девчонки, каждая лет десяти, снимая с валиков свои работы, испортили сколки. Ну, рисованные трафареты, по которым плетут кружева. Обе, сразу и, практически порвали бумажки напополам!

Вот буквально так!

В общем-то, убыль копеечная. Сколки для таких работ берутся самые простые. Откопировать их пара пустяков. К тому же, всегда есть запас, поскольку ожидать аккуратности от ребенка, впервые в жизни плетущего на коклюшках, попросту глупо!

Короче… Не стоило это всего того, что девчонка умудрилась начудить, оставшись, так сказать, со своими подчиненными наедине, в отсутствие своей Старшей.

В общем, когда Рута Георгиевна, появилась на пороге мастерской – дверь в соседнюю «девичью» притворена не была, так что произошло это все почти бесшумно…

Глазам Начальницы Музея предстала картина, более чем неоднозначная. Две девочки, в современных школьных нарядах – пиджаки, юбочки и прочее – стояли в углу на коленях, понуро свесив головы. А сбоку от них стояла-возвышалась их сверстница в старинном платье «а-ля крепостная крестьянка» и грозно читала им нотацию.

- Рвать сколки в мастерской! Неслыханно! Да за такое… В прежние времена, за такие выкрутасы, вас бы обеих послали на конюшню! И угостили бы там лозой, по-свойски!

- Ну… Нет же! – попыталась ей возразить одна из девочек – та, что стояла на коленях справа. – Не на конюшню же… Здесь ведь есть такая… комната… специальная… Ну, где наказывали… телесно. Зачем же так?

- Ха! – с яркой насмешкой в голосе парировала Нютка. – Быть наказанной здесь, в самой усадьбе… Это привилегия, которую барыня-сударыня дарует только ближней своей прислуге! Кому-то… вроде меня! Вкусить премудростей лозы от самой хозяйки… Приватно, келейно и без огласки… Это право надо еще заслужить! Так что… Стойте так пять минут! Подумайте над своим поведением и… Благодарите все Силы Небесные за то, что времена нынче другие! А то бы…

Здесь Нютка осеклась, завидев саму Начальницу Музея… откровенно говоря, слегка ошалевшую от такого расклада, устроенного подчиненной за время ее непродолжительного отсутствия. Девчонка замолчала и… замерла, почуяв неладное.

Вот значит, как…

Да уж… Ситуация была, говоря по совести, архискверная. Следовало вмешаться, и очень быстро!

Рута Георгиевна в несколько шагов пересекла пространство, отделявшее ее от наказанных школьниц. Оказавшись рядом, девушка сделала совершенно неожиданную вещь. А именно, плюхнулась на колени, позади девчонок и хлопнула их обеими руками по плечикам. Ту, что была слева – по левому, ту, что была справа – по правому.

Как бы обнимая их. Обеих сразу.

Неожиданно, правда?

- Ну, что, девицы-красавицы, душеньки-подруженьки! Проштрафились-провинились, да серьезно, ась?

Все это было произнесено ею тоном веселым, дружелюбным, ободряющим…  Особенно «ась». Тоном полным оптимизма и даже с нотками нежности, в голосе ея. Так сказать, в полной противофазе с тональностью всего высказанного ранее ее же помощницей. На которую Рута Георгиевна сейчас даже не взглянула.

Принципиально.

- Ага… Да… Но мы случайно! Мы не хотели, правда! - затараторили девчонки самыми жалобными голосами.

Явно рассчитывая на пожалейку.

Ну что же…

В этом они, откровенно говоря, преуспели. Ситуация была именно такая… Снова без вариантов.

- Та-а-ак… - протянула Рута Георгиевна.

И вдруг скомандовала.

- Ну-ка, красавицы… Кру-гом!

Коленопреклоненные школьницы как-то странно дернулись – по направлению друг от друга. Разумеется, они сразу же запутались ногами. Потом сообразили, что правильно будет двигаться иначе, и все-таки развернулись – так сказать, в обратном направлении, оказавшись к девушке лицом, уже без приключений.

Рута Георгиевна по-прежнему контролировала их руками. И теперь девчонки оказались в том самом положении, которого она от них добивалась. При этом ладони инициатора всех их круговых перемещений теперь снова оказались у них на плечах, но теперь уже по-другому. У левой девчонки на правом ее плече, а у правой, соответственно, на левом.

Так…

Дистанция доверительного общения задана. Тактильный контакт обозначен. Самое время исправить неприятную ситуацию.

Да, создала ее вовсе не ты…

Но ты – Старшая. Тебе, если что, и отвечать. За все выкрутасы твоей помощницы. И лучше до этого, все же, не доводить.

- Итак, - начала девушка серию своих нравоучений, - что же вы такого натворили, мои дорогие? Небось, сколки порвали?

Девчонки разом потупили очи…

Долу…

Полу…

Да не суть!

Главное, что ненадолго. Всего лишь, на какое-то мгновение. А после та, что была под левой ее ладонью – явно посмелее, побойчее! – произнесла смущенно.

- Мы же случайно… Ну… так получилось! А зато мы все доделали! Вот!

- Доделали? – с неким условным скепсисом в голосе уточнила Рута Георгиевна. И немедленно потребовала от них:
- Ну, давайте, показывайте! Вот только…

Она подмигнула обеим девчонкам сразу, но адресно – в смысле, каждой из них в отдельности, лично.

- Поднимайтесь на ноги! Живо! – распорядилась она.   

Когда же девчонки-школьницы исполнили ее требование, девушка – как Старшая, это важно! – задала им один вопрос. Удивленным тоном голоса и несколько даже нравоучительно.

- Эй… А как насчет того, чтобы меня поднять таперича? Вам что, слабО?

К этому моменту, обе ее руки уже исчезли с плеч адресатов столь забавного предложения — просто потому, что сами адресаты переместились в пространстве, немного назад и вверх. Однако упомянутые длани девушки, одетой в старинное платье, остались простерты-подняты в направлении школьниц, выведенных ею из состояния коленопреклонения. Девчонки тут же сразу за них и ухватились — между прочим, в две руки каждая! И немедленно вытянули Начальницу Музея, из той же позиции, в которой они только что находились сами - в нормальное стоячее положение тела в пространстве. После чего, Рута Георгиевна демонстративно-показательно отряхнула нижнюю часть своего платья спереди. Если смотреть на ситуацию объективно, никакой такой особой необходимости в этом, конечно же, не было. Однако сам жест как бы намекал юным зрительницам на то, что неприятная ситуация уже закончилась — вернее, только что была прервана Старшей стороной. С целью исправления известной… ошибки — не будем именовать ее злоупотреблением! И вообще… Вы постояли на коленях, передо мною — и я постояла на коленях, перед вами. Так что, мы с вами в одной лодке, в одной компании — так сказать, на троих! И потому, нет никаких причин нам с вами сердиться друг на друга, обижаться и всякое такое прочее!

Нютку это, конечно же, выводило из игры — как минимум семиотически! Однако это было к лучшему. Психологически отстранить от всего происходящего саму виновницу происшествия, переключить внимание на себя — это было теперь очень даже важно!

Надо сказать, что у девушки все получилось. Обрадованные внезапной и молчаливой амнистией школьницы незамедлительно продемонстрировали ей результаты своего коклюшечного творчества. Рута Георгиевна придирчивым взглядом осмотрела изготовленные ими крохотные образчики кружев. Указала на некоторые изъяны — а куда же без них, в ученических работах! Однако нашла и за что похвалить. В общем, вывела девчонок на позитив. Настоятельно попросила их в следующий раз быть поаккуратнее. Как в самой работе, так и после нее… Ну и, разумеется, пригласила их приходить снова, чтобы поучиться этому занятному ремеслу у приходящей мастерицы, основного преподавателя этой рукодельной дисциплины. Сие предложение Начальница Музея сопроводила выдачей визитных карточек, с расписанием этого педагога. После чего погладила по головушкам своих незадачливых экскурсанток и отправила их во двор, догонять одноклассниц.

За все это время общения с юными посетительницами, девушка не удостоила свою помощницу ни единым взглядом. Ну… В общем, было за что. В конце концов, имело смысл как-то высказать — вернее, показать! - свое отношение к тому, что она только что натворила. А потом и принять меры, воспитательные и дисциплинарные.

Увы и ах… Это объективно необходимо.

Девушка, наконец-то, позволила себе взглянуть на истинную виновницу всей этой неприятной истории. На ту, кто только что, нагло, превысила свои полномочия. Смотрела она на девчонку холодно и сурово — едва ли не с презрением! И добавила к этому взгляду всего лишь несколько слов, с максимально низкой и суровой температурой вербального интонирования.

- В кабинет! Живо!

И сама направилась туда, в полной уверенности — то есть, ни секунды не сомневаясь! - что девчонка движется прямо за ней!

Так все и вышло. Они добрались до того самого кабинета и вот там, отперев двери, Рута Георгиевна не стала пропускать вперед свою провинившуюся помощницу, а просто вошла сама. Предоставив ей возможность зайти самостоятельно, но уже после своей Старшей.

Когда они обе оказались внутри, Начальница Музея устроилась в кресле, предоставив своей подчиненной почетное право стоять напротив ее начальственного места — то есть, с другой стороны стола.

Стоять, понуро свесив голову. Это важно.

- Как. Ты. Посмела. Такое. Сделать.

Раздельное произнесение слов почти убило вопросительную интонацию. Но вопросительный смысл всего сказанного остался все же в полной неприкосновенности. И он, несомненно, был понят точно, четко и однозначно.

- Я… хотела как лучше, - глухо произнесла девочка. - Чтобы они ничего не портили… больше. Я захотела их урезонить… В том самом старинном стиле. Для того, чтобы их впечатлить… по-настоящему!

- Каков твой статус в Музее? - прозвучал вопрос со стороны ее Старшей.

- Волонтер… Помощница… Ваша, - ответила девочка.

- Кто из нас главнее, ты или я? - задала очередной свой вопрос Начальница Музея.

- Вы, - ответила помощница.

- Когда ты училась кобудо, - продолжила Старшая, - тебя наказывали… вот так? Тебя ставили на колени?

- Нет! - девочка почти возмутилась такому нелепому предположению. - Если мы дурили и косячили… Нас заставляли приседать… Ну, или отжиматься. И мы понимали, что это правильно!

- То есть… Вы прекрасно понимали, что если вы не умеете себя вести… Вас надо успокаивать. Но так, чтобы это шло вам на пользу. Чтобы это делало вас сильнее. Так?

На это соображение, высказанное Начальницей Музея, девчонка смогла лишь согласно кивнуть головой.

- Никто из педагогов не вправе ставить ребенка на колени, - с горечью произнесла девушка. - Никто и никогда не вправе его так унижать! Это в принципе исключено! Но ты себе позволила именно это! Как ты могла?

- Не знаю… - девчонка, кажется, растерялась. - Я думала, для них это все будет… Ну, как игра! Как такая… Шутка напополам с нравоучением! В точности, как… там.

Нютка неопределенно мазнула рукой. Но Рута Георгиевна прекрасно поняла, о каком конкретном месте идет речь. И сразу же отрицательно мотнула головой.

- Не смей даже сравнивать… это! - суровым голосом оборвала она ее измышления. - То, что я делаю там — это действительно, игра. Четко продуманная, со множеством ограничений. То, что устроила ты — это уму не постижимо! Ты просто заигралась! Сегодня ты себя вела... Знаешь, в прежние времена, среди простого народа ходило такое выражение, «барская барыня». Говоришь, у вас в доме есть приличная библиотека? Открой энциклопедию, словарь старых терминов… Сделай запрос в Сети, наконец… Узнай — сама узнай, не прибегая к помощи и посредству батюшки, матушки и учителей! - что означает это выражение. Это будет полезно… лично тебе!

Девочка в ответ только молча кивнула головой - как будто приняла к сведению некое домашнее задание. Что ж… Наверное, это тоже неплохо.

Однако, следовало кое-что уточнить. Не очень приятное… Но куда деваться! Такие вещи лучше выяснять сразу.

- Во всей этой истории, - задумчиво произнесла Рута Георгиевна, - мне непонятно только одно… Как ты сумела их заставить подчиниться? Ты что, кого-то из них ударила? Или взяла одну из них… Как это там у вас говорят… «на болевой»?

- Нет! - вот здесь, именно на этом месте обвинительных речей своей Старшей, Нютка уже буквально возмутилась. - Я никого из них не била! И руки я им не выкручивала! Просто, глянула на них… грозно. Девчонки даже не подумали о том, что я не имею никакого права их наказывать. Наверное, сработало то, что я была в таком платье… старинном. Ну, как в спецодежде… Как в форме, которая намекает на особые полномочия… Даже, если их нет, на самом деле! Ну, а может…

Здесь она опять смутилась. На секунду потупила очи долу — или столУ, не суть! И поведала нечто странное.

- У меня иногда получается заставлять людей подчиняться… Не всех, но некоторых… Просто командую им — мысленно, но резко. И они делают то, что я хочу. А этих девчонок…

Нютка на секунду зажмурилась — как бы собираясь с духом. А потом широко раскрыла свои глаза и выпалила:
- Я представила себе, как ставлю их на колени. Мне, почему-то, очень захотелось наказать их именно так. Я приказала им… Сначала мысленно, потом устно. Девчонки отчего-то перепугались и… Они обе сразу же выполнили мой приказ! Я даже сама никак не ожидала, что это будет так просто!

- В общем, какая-то составляющая внушения… Ну, или же сочетание обстановки и роли, которую ты играла… Да, это дало интересный эффект. Что-то из этого у тебя все-таки сработало, - сделала вывод ее Старшая. И подвела итог:
- Ты действительно заигралась. И поэтому нам с тобой придется…

Девушка хотела закончить фразу словом «расстаться». Но не смогла, не сумела его, это самое слово, произнести. Провинившаяся помощница подняла на нее свой взгляд. И стало совершенно ясно, что она точно знает, какое именно слово повисло в воздухе между ними, оставшись недосказанным и ненужным.

Что именно произошло-случилось… Трудно сказать точно и однозначно. Рута Георгиевна подумала, что девочка, оказавшаяся под ее началом, явный эмпат — и это как минимум! Считала ли Нютка это слово напрямую из мыслей своей Старшей… Или догадалась обо всем по ее лицу… где все, как говорится, было нарисовано четко, ясно и без прикрас… Бог Весть! Однако голубые глаза этой девчонки…

Они не просили. Они умоляли: «Пощади! Не делай этого! Пожалуйста!»

И еще…

Сразу же вспомнились темные глаза ее матери, умолявшей помочь, удержать это шальное дитя на музейной стезе. Такое обещание было дано, причем, с тех самых пор прошло совсем немного времени. И что же теперь?

Неловкая пауза продлилась-затянулась. Девушка, наконец-то, решилась прервать ее, несколько смягчив свое первоначальное решение. Переведя его из формы категорической в предположительную. Сделав его возможным, но не окончательным.

- Нам придется расстаться с тобою… до завтра, - она произнесла эти слова твердо, отчетливо выделив самое значимое из них — а именно, наречие, указывающее на время, на продолжительность перерыва в общении. - Предлагаю тебе хорошенько поразмыслить над случившимся и сделать выводы. Завтра вечером… Попозже… Ты мне их озвучишь. На сегодня твоя работа закончена.

- Но у нас еще две экскурсии, - Нютка все же попыталась протестовать, хотя прекрасно понимала всю бесперспективность этого своего сопротивления. - Я хотела помочь…

- Ты не поняла? - усталым голосом произнесла Рута Георгиевна. - Я отстраняю тебя от работы. Как минимум, до послезавтра, - уточнила она. - Допускать ли тебя снова, к детям или даже просто к экспонатам… Я, честно говоря, не знаю. Посмотрим. Все будет зависеть от результатов нашего завтрашнего разговора. От тех выводов, которые мы сделаем… Ну и всякое такое прочее.

- Но я хотела…

Девчонка, кажется, надеялась еще немного поторговаться, но ее Старшая снова отрицательно мотнула головой — и сделала, в добавление к этому, соответствующий жест рукой.

- Ступай-ка ты домой, - сказала она. - На сегодня, ты уже помогла… Более, чем. Иди теперь, и думай, как нам быть с тобой дальше. В общем… До завтра.

- Я… поняла.

Девочка явно расстроилась. Она снова потупила свой взгляд и добавила, напоследок, только одно слово.

- Простите…

Трудно сказать, к чему относился финал ее выступления. К тем самым… скажем мягко, излишествам, которые девчонка себе позволила в общении с экскурсантками. Или же только к вялой и бессмысленной попытке сопротивления. Рута Георгиевна предпочла не уточнять. Просто молча кивнула и проводила взглядом свою помощницу, пока та шла к дверям кабинета.

Естественно, назавтра Нютка вернулась. Она пришла в точности, как и было ей сказано, вечером — примерно в половине седьмого. Рута Георгиевна какое-то время даже сомневалась в том, что девочка решится…

Однако Нютка все-таки решилась. Из окна своей комнаты отдыха девушка видела, как она прошагала вдоль забора. Открыла калитку. Вошла во двор и прошла по нему к дому. Поднялась на крыльцо и постучала в дверь…

Тем самым, четко показав своей Старшей, какой она сделала выбор.

Ну что же…

Теперь оставалось только выслушать эту странную девочку и принять окончательное решение.

Впрочем…

Если бы Рута Георгиевна знала все подробности предстоящего разговора… Кто знает, может быть, она хорошенько бы призадумалась, перед тем, как открывать входную дверь своей помощнице и давать ей еще один шанс… неслабо так накуролесить!

В этот раз девушка уже не стала играть в некий официоз. Провела девчонку туда, в свою неофициальную комнату для релакса — сиречь, привратницкую.  Место ими обеими любимое. Что, несомненно, намекало на возможность исчерпания конфликта без серьезных потерь и проблем для провинившейся стороны.

Надо сказать, что Нютка прекрасно поняла этот намек. И, переступив порог этой самой комнаты, позволила себе некий вздох облегчения.

Рута Георгиевна сама сняла со своей гостьи верхнюю одежду, повесила ее пальто на крючок возле двери. Потом уселась за стол, на свое привычное место. И указала своей помощнице стул напротив. Девочка ожидаемо отказалась и осталась стоять.

Рута Георгиевна понимающе кивнула. После чего, предложила ей высказаться, довести, так сказать, до слуха Начальницы Музея результаты своих размышлений. Вечерних, ночных, утренних, дневных… Всех.

Один молчаливый жест со стороны Старшей. Кивок в ответ со стороны девочки…

И полная готовность теперь уже не только говорить, но и слушать. А, возможно, даже понимать.

- Я виновата, - призналась Нютка.

На это ее заявление — в принципе, вполне ожидаемое — девушка только кивнула. Дескать, хорошо, продолжай!

- Я виновата перед девчонками, которых… обидела, - признала помощница главную свою вину.

И сразу же кое-что уточнила, точно и безжалостно.

Безжалостно к самой себе. Это важно.

- Я выяснила, что означает выражение «барская барыня». Кто это… И что это такое в нашей истории. Вы были абсолютно правы. Я вела себя в точности так. А именно… Как нравственно недоразвитое существо, получившее, в силу каких-либо обстоятельств, незначительное повышение от своих господ. И по одной этой причине, уже готовое издеваться над своими же собратьями — по классу и сословию. Подчеркивая это свое ничтожное превосходство… И собственное свое ничтожество!

Рута Георгиевна еще раз кивнула, соглашаясь, тем самым, с результатами ее исторических изысканий. А после, задала ей нечто вроде вопроса — молча, одним только… Даже не жестом — на этот раз! Просто выражением лица своего.

«И это все, что ты имеешь мне сказать?»

Девочка и в этот раз прекрасно поняла намек. И, вздохнув, добавила кое-что значимое.

- А особенно, я виновата перед Вами, - сказала она. - Ведь, если бы девчонки пожаловались на меня, то отвечать за мои косяки — за все и любые! - пришлось бы именно Вам. Родители могли обратиться в прессу. Случился бы скандал… Был бы урон… Урон репутации Музея… Да всего волонтерского движения! И Вашей личной репутации мог быть нанесен непоправимый урон! Ведь это Вы меня допустили работать с детьми!

- Ну… Наконец-то ты что-то начала понимать, в нашей с тобой ситуации! - девушка позволила себе нарушить первоначальное молчание. - В таком случае, ты должна осознать, что такие выкрутасы, которые ты вчера себе позволила, просто недопустимы! Ни в нашем Музее… Ни где бы то ни было еще!

- Да…

Юная помощница потупила очи долу, стыдясь содеянного.

Возможно, искренне.

- Я вчера разрулила ситуацию, - со значением добавила Рута Георгиевна. - Между прочим, девочки сегодня приходили познакомиться с основным педагогом по кружевоплетению… В общем, кажется они уже позабыли о том, что ты натворила. Однако я не могу оставить твой проступок без последствий.

- Да, конечно!

Нютка кивнула как-то очень серьезно. Рута Георгиевна немедленно насторожилась. И не зря.

- Я… В общем, у меня было время подумать над тем, как я должна быть наказана… за такое, - произнесла девочка. - Вот… мои предложения. Пожалуйста, ознакомьтесь.

Она вынула из кармана школьного пиджака сложенный в несколько раз двойной разлинованный лист — явно вырванный из середины школьной тетрадки по Русскому языку или литературе! - и, шагнув к столу, протянула сию бумагу своей Старшей.

Рута Георгиевна взяла из ее руки предложенный документ, развернула и…

В общем, ознакомившись с его содержанием, Начальница Музея пришла, образно выражаясь, в состояние «грогги»**** и несколько раз ошарашенно переводила свой взгляд с самого текста на девочку, что его написала. Явно пытаясь понять, в каком бреду это все было состряпано. И с какой целью.

Так и не придя к определенному выводу, девушка покачала головой, в полном недоумении. Потом положила бумагу на стол и распорядилась.

- Прочти это вслух. И объясни.

Девочка взяла спорную бумагу со стола и вопросительно посмотрела на свою Старшую.

- Начни с самого начала, - подсказала та. - Я имею в виду, с заголовка. Давай, моя дорогая, не стесняйся!

- Купчая крепость, - спокойно произнесла девочка.

И снова вопросительно на нее посмотрела. Дескать, что непонятного? Ну… в заглавии?

- Тебе ничего не кажется странным? Ну… уже в самом названии? - спросила Рута Георгиевна.

Разумеется, вопросы эти были заданы самым вежливым тоном. Без капли иронии в голосе вопрошающей стороны.

- Нет, - совершенно спокойно отозвалась ее помощница. - Там же дальше все написано, что и как.

- Однако! - сурово покачала головой Начальница Музея. - Впрочем, продолжай! Там дальше — больше! Как говорится, все чудесатее и чудесатее!

Девочка пожала плечами — в явном недоумении. После чего…

Она просто зачитала весь текст документа. Спокойным голосом, буднично, рутинно. Казалось, что сейчас Нютка просто отвечает некий урок — не зря же она все еще была одета в школьную форму, несмотря на сравнительно поздний час!

Нет, это казалось полным бредом! Ведь произносить нечто подобное всерьез... Такое в принципе немыслимо!

Значит, это какая-то игра… Более, чем специфическая! И если предположить, что все это какой-то розыгрыш — изысканный и извращенный, в одно и то же время… Что это все так и было задумано — в точности и буквально…

В общем, тогда все становится на свои места. И все тогда понятно.

А вот что делать с этим пониманием…

Пока неясно.

Впрочем, для начала, имело смысл просто выслушать всю ту галиматью и ахинею, что девочка успела понаписать и теперь вот озвучивала, как нечто само собой разумеющееся!

Так что же она там несет? Такого… дрянного, дурного и шизофреничного?

- Настоящим устанавливается, - читала Нютка, - и личными подписями сторон подтверждается ниже, что дворовая девка Анна Новикова, одиннадцати лет от роду, переходит в полное подчинение барыни своей, Костицкой Руты Георгиевны. Каковая обретает над означенной девкой полную власть, с правом отдавать ей личные приказы и распоряжения любого рода, обязательные к исполнению. В случае неисполнения тех приказов и распоряжений, барыня вправе применять к означенной девке наказания, в том числе телесные, публично или же келейно, по своему барскому усмотрению. Настоящая купчая действует один год со дня подписания. В оплату сей сделки, барыня обязуется внести один рубль звонкой монетой, за весь срок действия.

В общем…

Содержание сего чудного документа было озвучено персоной, поименованной в тексте, как «означенная девка». Так сказать, лично и персонально. И по завершении речевого воспроизведения пресловутой «купчей», Нютка вернула бумагу на стол. После чего, сделала шаг назад и замерла — можно сказать, по стойке «смирно».

Без тени улыбки на лице. Ожидая реакции со стороны персоны, указанной в том же тексте, как «барыня».

Между прочим, в эффектности и даже некоторой аутентичности получившегося спектакля — аутентичности весьма условной, можно сказать, сюрреалистического порядка! - организатору этой манипуляции отказать было невозможно. Сама Начальница Музея все еще не переоделась, и по-прежнему была в своем рабочем платье старинного стиля. Так сказать, барыня-сударыня в наличии. Как некая актриса, отыгрывающая предложенную роль.

Это как раз по части аутентичности и реализма.

А вот современное одеяние девочки — автора бредового документа — как раз добавляло визуальному решению запрограммированной ситуации, изрядную долю сюра.

В общем…

Можно было, наверное, поаплодировать изящному манипулятору. Но чуточку позже, по завершении этой самой интермедии. Ведь она все рассчитала точно. Эффектный ход. Шокирующий жест — скорее даже удар! И результат… который лично она, наверняка, предполагает вполне однозначным и, непременно, в свою пользу.

А вот это не факт!

Впрочем, имело смысл продолжить этот разговор. И попытаться развернуть ситуацию несколько иначе.





*Тонфа – изначально это ручка меленки. Палка с поперечной рукояткой. Парное оружие.
Нунчаку… Ну, это все знают. По Брюсу Ли и… черепашкам-ниндзя :-) Используются, обычно, как один предмет. В кобудо часто используются как парное оружие. Кроме нунчаку-кумитэ. Там работают одним предметом.
Тренировочные нунчаку смягчены. Но нунчаку-кумитэ, во избежание травм, занимаются в шлемах.
Кама – нечто среднее между короткой косой и серпом. Парное оружие.
В средневековой Японии, на Окинаве, простому народу были запрещены любые виды оружия. Поэтому тамошние крестьяне долбали самураев подручными предметами :-)

**Бо – шест буддийского монаха. Традиционное оружие Окинавских боевых искусств. Пришло на Окинаву из Китая.

***Керамбит – серпообразный филиппинский нож. Парное оружие.
Фристайл в кобудо – свободное зрелищное выступление с оружием не окинавского стиля.

****Грогги — состояние помрачения сознания у бойца, получившего удар в подбородок. Технически это нокдаун, при котором рефери открывает счет. Отличается от нокаута тем, что боец, пропустивший удар, все-таки способен продолжать бой.