Как я угрожала Смольному

После рождения сына жизнь усложнилась И у моих родителей, и  у свекров было по 2-х-комнатной квартире. К свекрам нас никто не приглашал,квартиру снять с маленьким ребнком было невозможно, так что жили мы с малышом у моих родителей. Муж, когда не был в плаванье, жил у своих, а встречались мы то тут, то там - когда родителей не было дома. В нашей квартире одна комната была папина - это был и его кабинет, и спальня и гостиная, а мы с мамой спали вместе на большой кровати в другой, потому что вторую поставить было некуда - поместилась только детская кроватка. Зимой в этой комнате было очень холодно, потому что какие-то "умники" спроектировали по сути стеклянную стену: двустворчатая стеклянная дверь на балкон с двумя окнами по бокам. Две небольших батареи под окнами, разумеется, согреть этот аквариум не могли и с ноября по апрель малыш спал в шерстяной шапочке и варежках.

 Когда я вышла на работу, стало еще хуже - проверять тетради и готовиться к урокам я могла только на кухне, после обеда и мытья посуды. Хотя по тогдашним законам и папа, как доктор наук и профессор, и я, как учитель, имели право на отдельные комнаты, общая площадь была больше необходимого минимума для того, чтобы встать на очередь или вступить в кооператив: у нас было 34 кв. метра на 4-х, а на очередь ставили, если было меньше 7 метров на человека, так что лишние 6 метров категорически  не позволяли нам воспользоваться гарантированными законом правами.

В конце-концов, папа рассказал о наших мытарствах директору института, где работал и, уж не знаю благодаря кому, Академия Наук постановила выделить профессору Шуркину трёхкомнатную квартиру из жилого фонда Академии. Наша двушка отходила в жилой фонд горсовета, хотя тоже была выделена нам АН СССР. Мы уже съездили посмотреть на наше будущее жилье, но радоваться было рано: городские власти запретили выделять нам квартиру. Почему - неизвестно, каждая инстанция ссылалась на другую, но ответа никто не дал. Я была тогда молода и наивна, к тому же бывшая "комсомольская богиня" - была секретарем комитета комсомола в военной академии, где работала до декрета - в общем, я решила бороться и написала письмо Брежневу. И меня пригласили на собеседование в Смольный - бывший институт благородных девиц, а в советское время штабквартиру  обкома и горкома партии, естественно коммунистической - других просто не было. Папа порывался пойти со мной, но ему объяснили, что всяких беспартийных в святую святых не пускают, а вот комсомолка - пожалуйте.

Встретили меня у входа два человека в строгих костюмах, красных галстуках и с партийными значками. Они проводили меня в кабинет к третьему - похоже, что все они одевались по одному дресс-коду, да и вообще были похожи. Я провела в высоком кабинете около часа и беседа наша состояла из моих вопросов и его ответов, дословно следующих: "Почему нам запретили выдачу квартиры?" - "Значит, есть основания." "Какие основания?" - "У вас достаточно жилой площади." "Но почему не соблюдается закон? Мы имеем право на дополнительную площадь." - "Если она у вас есть. В нашей стране академики и дворники имеют равные права." "А отдача у них тоже одинаковая?"- "Это не в моей компетенции." "Но ведь мой отец профессор, ему нужен кабинет для работы." - "Он может работать в библиотеке." "У нас 6 тысяч томов научной библиотеки дома. Он что, должен носить книги с собой?"-- "Это не в моей компетенции." "В чьей компетенции ответ на этот вопрос?" - "У вас достаточно жилой площади." И далее по кругу. В общем, в конце-концов я сдалась - ничего вразумительного мне здесь не скажут. И на прощание сказала:"Этого я так не оставлю."

На выход меня провожал только один красногалстучник, и когда мы шли по бесконечному коридору с красной ковровой дорожкой, он тихо сказал мне: "Думать надо за кого замуж выходишь. Ваша свекровь написала жалобу, что ваш отец собирается спекулировать жилплощадью. Теперь ни одна инстанция вам ордер на квартиру не одобрит. " - "Но вы же понимаете, что  это абсурд и клевета." - "От меня ничего не зависит. Да и начальство не рискнет игнорировать сигнал от члена партии. А ваш отец беспартийный."   

Я думала, тема закрыта. Но когда я вернулась домой, меня встретили родители в состоянии близком к прединфарктному:"Что ты наговорила в Смольном?" Оказывается звонил директор отцовского института в панике и спрашивал как дочь профессора Шуркина могла угрожать сотрудникам Смольного и понимает ли он чем это может кончиться."  Мои заверения, что Смольному угрожать я не могу, поскольку крейсером "Аврора" не командую, да и вообще никакого оружия, кроме ручки у меня нет, имели малый эффект. Папа взял с меня слово, что я больше не буду никому писать и ни о чем не буду жаловаться. Они с мамой лучше всю жизнь  проживут в в подвале, чем  будут носить мне передачи. Слово я дала, больше никуда не писала, но квартиру мы сумели обменять на трёхкомнатную в нашем же доме без участия городских властей. Но это уже другая история.