В. И. Васильев. История деревни Заручье

В.И. Васильев
Как это было
История деревни Заручье

…
На другой день начала войны папа, мама и я провожали Глеба пешком до деревни Столбово, под вечер, а далее он шел в военкомат летней ночью через деревню Перегреб (12 км) в поселок Осьмино, тогдашний районный центр (40 км).
 

В.И. Васильев.

Мобилизацию еще не объявили, но молодые парни-школьники рванули на войну добровольцами и почти все они погибли в 1941 – 1942 годах, собою заслонив Родину от немецких захватчиков.
Честь и хвала им, от ныне живущих, и вечная память.
С момента прощания с Глебом на дороге у деревни Столбово до 1944 года мы ничего о нем не знали. Родители были поражены горем, когда летом этого года пришла похоронка (извещение), в котором было указано, что… «Ваш сын Васильев Глеб Ильич тяжело раненый, на поле боя, скончался от ран … октября 1941 г. …, воинское звание сержант…».
…

Война

Великая Отечественная война началась 22 июня, о чем мы, дети и взрослые, узнали из выступления В.М. Молотова в тот же день по радио, и 3 июля 1941 года по радио выступил И.В. Сталин с развернутым анализом обстановки в стране и на фронтах. Тогда народ впервые услышал слова вождя: «Наше дело правое. Враг будет разбит и Победа будет за нами!»
Жизнь народа круто и сурово изменилась и с этого мо-мента мы все тогда, и поныне исчисляем ее, как «До и после войны…»
В нашей деревне стало малолюдно, так как взрослые мужчины и молодежь, как мои братья, ушли на войне.
Мы мальчишки, которые постарше, частично заменили ребят на деревенских колхозных работах. Таких как, например, сенокошение, прополка, пастьба коров, как правило, поочередная.
Ну, а самое любимое дело: уход за лошадьми днем на сельхозработах, и особенно нравился выгон верхом лошадей в ночное. Там и ночевали у костра. Животные в это время, похрупав травы, отдыхали до утра. Пасли стреноженных лошадей только и всегда на лесных полянах. Плодородные поля были заняты под хлебами и сенокосами колхозными.
Пролетел первый военный месяц июнь 41-го года. А 25 июля , этого страшного года, после ожесточенных боев Красной армии по отражению врага на северо-западном направлении, немецкая армия оказалась здесь, в нашем крае; за месяц с небольшим, был создан ленинградцами и армией Лужский оборонительный рубеж, на котором вражеская армия Вермахта – застряла на полтора месяца. Это позволило создать и укрепить в аварийном режиме оборону Ленинграда, что и спасло город от вторжения врагов.
Ночью с 24-го на 25 июля мой отец вместе с кумом (крестным моих братьев) Михаилом облили деревянный мост через реку Долгую бензином и подожгли его, чтобы задержать врага.
На левом берегу реки немцев встретила кинжальным огнем в упор группа разведчиков Красной Армии из воинской части, закрепившейся на плоскогорье деревень Лосева гора, Максимова гора и Стрежино (Теперь это место трех деревень называется просто « Лосева гора».
На берегу реки Долгой запылали немецкие мотоциклы и 3 автомашины. На плоскогорье несколько дней шло сражение, в ходе которого небольшая (до роты) часть нашей армии в направленном бою в окружении, нанесла отпор немцам убитыми и ранеными. Поля колхозные, не знавшие доселе войны, были усеяны убитыми и ранеными бойцами Красной Армии .
Теперь здесь, на возвышенности, установлен памятник бойцам и командирам, погибшим в этом малоизвестном бою.
Память об этом хранит и бережет для нас, ныне живущих Валентина Петровна Михайлова, которая девочкой, находясь в деревне Лосева гора, слышала и наблюдала бой с немцами и принимала участие в захоронении наших бойцов.
В ночь перед вторжением в Заручье немцев через горя-щий мост , жители деревни ушли в леса и моя семья в том числе; укрылись мы в гористом лесном месте под названием Язвенник по старой Говоровской дороге, а потом еще дальше – за деревню Говорово. Там и скрывались мы целый месяц, навещая эту деревню. В свою деревню Заручье я пробирался тайно, с опаской и приносил в лес овощи со своего огорода и кой-какую посуду, ведро и одежду.
А однажды, по старой говоровской лесной дороге я на телеге привез несколько упаковок соли, которую набирали деревенские ребята и я с ними в разгромленном магазине Заручья. На обратном пути в Говорово при выезде на большую дорогу я как раз был остановлен немцами, и они меня стащили с телеги и обыскали.
С врагами я столкнулся впервые, но все обошлось в тот раз благополучно. Немцы могли бы меня пристрелить как партизана, но этого не случилось. Соль при этом к радости говоровских женщин и моей мамы доставили целехонькой.
Немецкая армия, неся потери, застряла на Лужском рубеже, который обороняли дивизии ленинградского ополчения и регулярные части нашей армии. Фронт был от нас в 50 – 60 км.
Грохот сражения длился и доносился до нас явственно и днем и ночью. В небе непрерывно шли воздушные бои наших истребителей с немецкими.
Здесь скопилось огромное количество немецкой техники и пехоты. Они разлились повсюду на дорогах и даже на лесных окраинах и в деревнях.
Наши бомбардировщики и штурмовики косили немцев и днем и ночью, нанося им большой урон, и особенно на берегах Долгого озера и реки.
Доложская больница была заполнена немецкими ранеными. Здесь же хоронили убитых немцев под березовыми крестами. В деревне Заручье содержали в сараях и гумнах наших пленных бойцов и тяжелораненых, которые умирали от ран и голода.
Местные женщины, и мы дети, как могли, старались облегчить их страдания; рискуя попасть под пули врага, передавали через проволоку хлеб, картошку и овощи.
В память о наших бойцах, погибших здесь и на Лужском рубеже, в д. Заручье на берегу Долгого озера у дороги установлен памятник .
В начале сентября 1941 г. немцы прорвали оборону на Лужском рубеже и устремились в сторону Ленинграда. – С этого момента начался новый этап нашей борьбы за оборону города.
Обстановка изменилась, немцы схлынули из наших мест, испоганив берега озера и реки Долгой с окрестностями. На дорогах валялась брошенная техника, всякая амуниция и оружие разных систем советского и немецкого происхождения. Наши самолеты продолжали бомбить и расстреливать немецкие войска. В воздухе вспыхивали одиночные бои.
Я прибежал на разведку обстановки в деревне и обнаружил в огороде наших корову и овцу, которых в стадах угнали месяц назад , чтобы они не достались врагу. Из леса привел маму, и мы с ней закрыли животных в хлеву. Но не тут-то было, на дороге появился здоровенный немец и залез в хлев, схватив нашу единственную овечку, поволок ее к выходу и на улицу. Моя мама была возмущена до бесстрашия и вцепилась в овцу, таща назад и крича при этом. Тут и я изловчился и потащил овцу, за шкуру вместе с мамой. И вдруг, о, ужас! немец выхватил из ножен штык и замахнулся на нас, на маму и меня. Кричали мы, видно, страшно и громко от страха. Но тут появился еще один немец, что-то рявкнул на нас, и приказал грабителю бросить овцу. Овцу мы от-стояли, но ведь могло быть при этом убийство моей матери. Это и сейчас я вспоминаю с ужасом.
Вернувшись из леса, мы с мамой нашли наш дом изрядно разграбленным: двери и окна настежь открыты, запасы пищи и, главное, зерна украдены, а мясо-солонина в бочке, спрятанные в подвале, исчезло.
Это результат деятельности и находчивости, известных в деревне нечистых на руку людей.
Кстати, им немцы пришлись по душе и никуда они от врагов не убегали, а наоборот, приветствовали. Но таких, было мало, единицы.
Отец оставался пока в лесу. Он был болен желудком. И лечился травами у нашей родственницы-целительницы Дарьи Крыловой в д. Говорово.
Началась сухая и теплая осень и мама с моей подмогой прибрала огород – картошку, морковь, свеклу и прочее, и мы все загрузили все в подвал. Этим мы и держались зиму 1941 – 1942 годов. А вот хлеба не было совсем, потому что нашей семье не досталось ничего из собранного колхозниками урожая с бесхозных теперь полей. Да и немцы проследили, чтобы жители деревни сдали сполна в пользу Германии урожай зерна. Колхозное стадо враги также захватили себе почти полностью.
Овцу, которую мы с мамой отстояли от немцев, родители продали в деревню Борисова Гора за мешок зерна, чем мы и продержались до весны 1942 г.

Во вражеской оккупации

Зима сорок первого года началась рано. С ноября установились лютые морозы (до 40 градусов) и большие снега. Было очень тревожно и страшно. Немцы схлынули из наших мест, к блокадному Ленинграду. Здесь они появлялись нерегулярно и каждый раз что-то страшное происходило.
Ходили слухи о партизанах, о расстрелах немцами целый семей за их поддержку.
Вдруг у нас в доме по осени еще появился Коля Марушкин – работник довоенной почты и приятель моего брата Бориса. На фото он сидит в первом ряду слева. Он бежал из плена после ранения и спрятался у нас до поправки. Жил у нас на сеновале очень скрытно, недели две-три.
А потом, переодевшись и постаревший от небритья, направился ночью в сторону своих мест на Псковщину, где жили его родители.
У мамы сердце разрывалось от страха и переживаний за своих ребят, о которых родители ничего не знали. В зимние морозные ночи на севере явственно грохотало; Ленинград всеми силами отбивался от врага, находясь уже в блокаде. Немцы расстреливали город и бомбили с воздуха.
Мы научились различать грохот боя по громкости и характеру канонады. Отец мой, Илья Васильевич, так и говорил: «Бьет Кронштадт, бьют корабли и мой «Стерегущий», и вот теперь бомбят немцы».
Отец, как морской радиотелеграфист, тайно слушал и читал по детекторному простейшему кристаллическому радиоприемнику краткие сообщения о положении в Ленинграде и на фронтах.
Это делалось тайно и независимо с чердака нашего дома, где был спрятан маленький радиоприемник и незаметно растянута за досками проволока протяженной антенны. Прослушивал отец передачи через наушники.
Доступ к этому я, разумеется, не имел. Так что кой-что о происходящем родители знали и таились, чтобы избежать доноса немцам и полицаям, так как это было смертельно опасно.
Окружив Ленинград, немцы изгнали из окрестностей города все гражданское население и силой направляли поток беженцев в сторону Эстонии, по сельским дорогам. Поток беженцев проходил и через деревню Заручье, с кратковременной остановкой на ночлег в свободных домах. У нас вспыхнула эпидемия гриппа и тифа. Были смертельные случаи, в том числе и в нашей деревне. Беженцы были страшно истощены от холода и голода. К счастью, еще работала Доложская больница, где удавалось подлечивать тяжелобольных местных жителей и беженцев, благодаря хорошему врачу и медперсоналу.
До этого здесь в больнице располагался немецкий госпиталь с большим количеством раненых врагов. Помню их могилы с березовыми крестами, рядами и в одиночку.
Чтобы обогревать больницу, нужны были дрова. Для этого оккупационная власть обязала мужское население заниматься их заготовками.
Пришлось мне этим заниматься, как единственному здоровому мужику в доме. Отец мой тяжело болел. Пилил я и колол на территории больницы, наравне с взрослыми мужиками. С этой поры этим делом я и поныне занимаюсь, чем и горжусь сегодня, вспоминая детство.
Зима 1941 – 1942 годов была зима тревоги нашей, которая разлилась по всей нашей стране от глухих здешних деревень до Ленинграда и Москвы, где решалась судьба нашего государства в сражениях Красной Армии с немецко-фашистским захватчиками.
Здесь мы ловили каждую новость, из разных источников, в том числе из уст беженцев.
В деревне Заручье оказалась семья из четырех человек из Павловска, где жили наши родственники тетя Ира и тетя Мария и рассказ этих беженцев нам был интересен.
В семье оказался бывший священник игумен Илья, его дочь Ольга с мужем дьяком Алексеем и внуком Германом.
С мальчиком я подружился, и вместе играли с ребятами.
Так вот, священник отец Илья, с разрешения оккупационных властей, открыл в деревне церковь и службу на радость местных жителей. На колокольне зазвонил давно, с 1937 года, уснувший колокол. Это было здорово и интересно.
Басовитый звук большого старинного колокола распространялся вдаль и высь и в нем слышалось: «Выстоим, победим, не сдадимся врагу, как всегда это было в России, и ныне в Советском Союзе, непременно».
Из кратких сообщений по радио и из уст в уста мы знали, что Ленинград в страшной осаде и блокаде стоит и сражается с немцами со страшной силой, насмерть.
Немцы в деревне появлялись редко, но каждый раз осуществляли облавы и обыски с целью поиска партизан. В домах не было света, да и откуда ему быть; керосина-то ни у кого не было. Немцы с собаками и фонариками обшаривали везде и всюду, в том числе на печках и в наших кроватях. Однажды огромная немецкая овчарка стащила с меня одеяло, напугав родителей.
Огонь хранили в печах, которые специально топили ради сохранения углей и тепла в доме.
Для освещения научились жечь лучины по старинному русскому обычаю.
Спичек, привычных сегодня, давно не было. Но и в этом положении нашли выход: стали делать короткие палочки длинной 8 – 10 см, которые опускали в раствор жидкой желтой серы. Такая спичка с желтой головкой при прикосновении к раскаленному углю ярко загоралась.
Добывать первичный огонь даже я научился: ударяя металлическим предметом, скажем куском напильника по специальному камню, от которого высекалась искра, и она поджигала распушенный трут (сухой гриб) до тления и слабого огонька, от которого поджигалась береста, лучина, и печка. Потом такие «зажигалки» многие мужчины носили в карманах.
В конце 1941 года у нас блеснула радостная весть о разгроме немцев под Москвой. – Жить всем стало веселей и надежней. К нам чаще стал заходить сосед Александр Дмитриевич Никифоров – учитель математики и предвоенный директор Доложской средней школы. Он отрастил большую бороду и стал неузнаваем. Отец дружил с ним и считал его надежным человеком. Он прошел от начала до конца, как и мой отец – Первую Мировую войну в качестве артиллериста, и имел тяжелое ранение в ногу. Он был связан с партизанами, которые действовали в Лужском и Осьминском районах. Об этом я, как сосед, раньше догадывался, а потом и убедился, увидев как к нему на огород затемно приехали двое верховых в седлах, один из которых был Иван Дмитриевич Дмитриев, комиссар 3-й партизанской бригады, а до войны – первый секретарь райкома Лужского района. Об этом, конечно, я узнал позднее. Это был родственник Людмилы Павловны Емельяновой (по ее тетке Татьяне Трофимовне). Он был руководителем района, а позднее и Ленобласти. В конце пятидесятых годов Дмитриев проходил по Ленинградскому делу, был выслан по доносу на пять лет вместе с женой. Потом о был оправдан, вернулся в Лугу и там жил ,как персональный пенсионер и участник войны со злейшим врагом.
К нашей радости наступила весна 1942 года. Как водится – растаял глубокий снег, хлынули вешние ручьи прямиком в наше любимое озеро. Проклюнулись первые ростки зелени в полях и на огородах. Взрослые и дети, в особенности все пригодное, пробовали и тащили в рот. За долгую зиму, наголодавшись и переболев всякой хворобой, мы здорово ослабели. Мать и отец, постоянно недоедая, заметно отощали и постарели. Меня показали врачу, и он обнаружил двустороннее воспаление легких.
Хороший врач был в Доложской больнице, да я, видно старался стать на ноги изо всех сил. Так что, все обошлось удачным выздоровлением. И питание стало лучше, т.к. наша корова, хотя и поздно, стала давать молоко, будучи яловой.
Деревня изготовилась к посевной страде. Лучшие колхозные поля по жребию поделили пропорционально количеству едоков. Нам также досталось немного. Поделили, также несколько хозяйств. А кто у нас стал пахать и сеять и убирать урожай? Мама, да я подросток. Работа была страшно тяжелая и непрерывна – ни днем, ни ночью нет отдыха. Скооперировались как-то с соседями. В результате удалось все-таки, кое-что вырастить и в конце лета жить стало сытнее. Появился хлеб из свежего зерна, но немного.
Спасибо, моей матери, великой труженице и кормилице. И вечная память!
…
С наступлением весны стало больше разных забот: местные жители работали на земле, добывая хлеб насущный. Однако, радости и веселья, обычного для деревенской жизни не было. Люди, давно знавшие друг друга, с детства, замкнулись в себе.
В деревне появился староста, бывший председатель колхоза. Выбрали его на деревенском сходе. В общем, мужик был неплохой, по прежним понятиям, и строгий предколхоз с зычным голосом. Итак, образовалась начальная оккупационная власть. Немцы заметно наглели и чаще проводили облавы, выискивая партизан.
Ранней весной провели перепись мужчин с 17 до 40 лет и медосмотр с проверкой здоровья. Здесь, в деревне отбирали жителей, а 5 – 6 человек под конвоем полицаев пешком погнали на станцию, а оттуда эшелоном в Германию.
Провожали их всей деревней как на смерть со слезами и долгими объятиями. – Больше о них действительно ничего не было известно. Как в воду канули…
А война Отечественная все разгоралась и разгоралась. Молодые парни и мужчины, ушедшие на войну по зову сердца добровольно и по призыву незамедлительно рванулись в бой и к лету 1942 г. в большинстве все погибли.
К слову сказать, угнанные в Германию односельчане, после окончания войны вернулись домой, пройдя проверку в системе госбезопасности, как положено по закону.

Выстрелы на рассвете

Прозвучали так резко и страшно в то туманное и раннее утро 22 июля 1942 года. На этот день пришелся большой православный праздник Казанской Божьей Матери.
Накануне в деревню внезапно нагрянул немецкий кара-тельный отряд. Как всегда каратели закрыли входы и выходы из деревни. Жители быстро разобрали свой скот, вернувшись из вечернего пастбища на окраине леса возле церкви. Пастуху офицер приказал протрубить отбой, что он и исполнил. Это был мой двоюродный брат Михаил Васильев.
Пастьба скотины выпала ему по установленной деревней очереди. Жители, почувствовав тревогу от присутствия в деревне врагов, затаились в своих домах… и , по возможности, натрудившись на полях и огородах, в темноте отдыхали. Пока не грянули выстрелы, прозвучавшие с перерывами,
Меня разбудила мама. Уже немного светало, и был густой туман. Прильнув к окну, выходящему на улицу, мы увидели, как по мостовой немцы провели под винтовками моего дядю Колю, его жену тетю Матрену и брата Мишу.
Через несколько минут прогрохотало три резких выстрела в направлении на церковь. Все вдруг стало понятно и страшно. Мой отец, инвалид 1-ой Мировой войны, в прошлом боевой офицер Балтфлота, поставил у входа в комнату топор…, сказав: « Убью хоть одного фашиста !»
Родители попрощались друг с другом и со мной. Я, теперь ясно помню, сказал, что уйду в лес с коровой Шуркой к партизанам. И ждали у входа смертельных врагов…
Вдруг, мимо нашего дома по деревне затопали копыта кованых коней отряда карателей, проследовавших в сторону церкви и далее. Убедившись, что враги ушли далеко, деревня очнулась от страха и угрозы и все кинулись к церкви, где были убиты в одночасье 8 жителей нашей деревни. – Все мы с плачем и рыданиями там побывали.
В тот страшный день поднялась жара, палило яркое солнце. Нужно было предать земле убиенных родных и близких. В подготовке и похоронах приняли участие, по родственному, и жители соседних деревень. К концу первого дня стало известно, кто стал жертвой страшного злодеяния немецко-фашистских карателей.
Похороны были завершены к концу этого трагического дня. Хоронили, как партизан, но без отдания воинских почестей.
Тогда по горячим следам называли причину расстрела восьми человек: «За связь с партизанами…» Кто же были эти отважные люди? Их имена сегодня занесены на мраморную доску у подножия памятника на мемориальном кладбище в деревне Заручье:

Васильев Николай Васильевич, 48 лет, 1894 г.р.,
Васильева Матрена Дмитриевна, 51 год,1891 г.р.,
Васильев Михаил Николаевна, 20 лет,1922 г.р.,
Иванова Лидия Константиновна, 18 лет, 1925 г.р.,
Рассказова Зоя Николаевна, 24 года, 1918 г.р.,
Павлов Николай Семенович, 48 лет, 1894 г.р.,
Павлов Виктор Семенович, 45 лет, 1897 г.р.

Многие годы спустя после трагической гибели моих земляков и родственников, мысленно переживаю и переосмысливаю, это страшное событие. Состав казненных людей не случаен, это ясно. По-видимому, карательная акция была проведена с помощью какого-то предателя, и продумана со знанием людей. Первыми арестовали ночью Н.С. Павлова, который до войны был председателем колхоза, и на момент казни был выбран жителями деревни старостой.
Далее расстреляли В.С. Павлова, брата старосты, который здесь находился, после тяжелого ранения в плену и был передан брату на поруки. Тогда деревенские жители говорили, что он командир Красной армии – лейтенант.
Н.В. Васильев и М.Д. Васильева в разные годы до войны были активными колхозниками и избирались председателями Заручьевского колхоза «Супряга». Их настроение и отношение к оккупантам, было, несомненно, враждебным.
Их сын Миша Васильев был студентом сельсхозтехникума, и искренним комсомольцем.
Иванова Люда окончила 10 классов перед войной, собиралась учиться дальше, комсомолка.
К.И. Никифорова – колхозница и комсомолка.
З.Н. Рассказова – студентка , активистка, комсомолка.
Все четверо были активными антифашистами. Ходили в дальний лес, где учились стрелять из трофейного и подобранного оружия, которого было здесь разбросанно навалом во время войны.
Мне представляется теперь, эта группа молодых людей образовала в Заручье подпольную ячейку сопротивления, связанную тайно с партизанами.
В 1944 году наша местность была освобождена Красной армией. Контрразведка «Смерш» провела расследование обстоятельств казни жителей деревни Заручье. Был проведен опрос жителей и родственников погибших патриотов. Следствие выявило двух женщин, повинных в наводке карателей. Эти женщины были осуждены на срок 10 лет. Отбыв положенное наказание в дальних краях, обе вернулись невредимыми и еще где-то долго проживали. Появившись здесь, они заявили, что их оклеветали, невинно осудили и выслали. С тех пор, прошли уже многие годы, сменились поколения людей, и острота горечи потерь смягчи-лась. Однако, в памяти немногих еще живущих, эта трагедия крепко сидит.
Добавлю несколько слов к сказанному о расстрелянных родственниках. После гибели трех молодых девушек и юноши, нити их жизней нам этом и оборвались. Родители же Лиды Ивановой, после расстрела дочери и расследования в 1944 – 1945 годах обстоятельств трагедии, уехали на Псковщину. В семье Павловых осталась дочь – подросток , и сын Костя, приятель моих братьев. Он стал летчиком, прошел всю войну и вернулся в Заручье в 1945 г., которое было уничтожено немцами в 1943 году.
Константин увез мать и сестричку, ближе к Ленинграду, в Гатчину. В семье Васильевых после расстрела родителей, остались дочери Леля и Валя, и брат Володя (Елена Николаевна, Валентина Николаевна и Владимир Николаевич). В 1944 году они уехали в Ломоносов (Ораниенбаум) к старой сестре Анне Николаевне, родили детей и внуков.
Мой брат двоюродный Володя окончил суворовское училище, общевойсковое офицерское, долго служил в Венгрии в группе советских войск . После этого он служил и жил с семьей в городе Азов Ростовской области. После ухода в отставку в звании майора – вернулся в Ленинград и г. Ломоносов. Там и живут наши многочисленные родственники по линии отца Ильи Васильевича.
Второй год войны был трагическим трудным и опасным годом для нашей Родины. Мы научились сражаться с врагами и на фронте и здесь в лесном крае.
Ленинград выстоял! в блокаде в первую зиму ценой многочисленных смертей. Летом 42 года было проведена массовая эвакуация истощенного населения через Ладожское озеро перед вторым яростным штурмом города, который был отбит в ходе контрбатарейной операции дальнобойной артиллерии и противовоздушной обороны. Город сражался и готовился к главному удару по прорыву блокады и полному ее снятию.
Здесь в Заручье, многие годы жили мои родные и славные люди Евдокия Прокофьевна, Нина Николаевна и Вера Николаевна , которые побывали в эвакуации с 17 июля 1942 по 1944 год на Урале, после страшной блокады и, как только позволила обстановка, после снятия блокады, вернулись в 1944 году в родной Ленинград. Честь и слава защитникам нашего славного города и вечная память павшим в боях за Родину.
До главных наших побед было еще далеко...
Здесь же, в Заручье, еще долго шастали наглые оккупанты и вывешивали листовки типа: «За одного убитого немца – расстрел 10 русских!», « За помощь партизанам – расстрел!» и т.д.
Красная Армия оставила после многомесячной обороны Севастополь, Крым, Харьков и Ростов. Немцы двинулись на Кавказ, предвкушая запах нефти. 6-я армия Паулюса после Харькова, измотанная и ослабленная в боях с нашей армией, попала в окружение в Сталинграде, а после невиданной силы сражения в январе 1943 г. капитулировала, вместе с Паульсом и всем его штабом.
О разгроме немцев в Сталинграде мы узнали из листовок, которые находили на полях и в лесу только весной, но уже с подробностями о переходе нашей армии к наступлению на юге и в центре страны.
А пока здесь было тревожно и страшно, так как немцы нагло бахвалились о своих победах. И особенно , о неминуемом взятии Ленинграда.
 Сюда в наш деревенский край чаще стали наезжать карательные отряды смешанного состава: эстонские в немецкой форме страшного вида, с немцами во главе. Рыскали по дорогам на автомашинах и мотоциклах и быстро уезжали. Выгоняли население ремонтировать дороги под конвоем.
Был здесь, также отряд из бывших пленных украинцев, хорошо говоривших по-русски, с забавным украинским акцентом. Этих ребята наши, которые постарше, не боялись. Все они были на лошадях и с саблями. Они пели украинские песни. Потом, рассказывали женщины, как стало пахнуть разгромом немцев, украинцы все перешли к партизанам.
Однажды летом 1943 г. у нас появился отряд карателей, – чеченцев, также в конном строю и во главе с немецкими офицерами. Как только несколько конных карателей попали под выстрелы партизан на другой стороне озера, отряд чеченцев дал деру в сторону Сланцев. На этом и кончилось мое наблюдение за карателями, с кавказским названием» чеченцы». Так что чеченцы и в нашем краю сотрудничали с оружием в руках с немцами против русских.

Партизанский край

Как-то летом 1943 года я пошел в лес за грибами в сторону деревни Говорово на место под названием Язвинник, возвышенное и песчаное. Грибов было очень много, и вдруг меня кто-то схватил за шиворот и повел под елку. Он неожиданности я перепугался, но сразу сообразил, что это наш, партизан, довольно пожилой человек с бородой . Он допросил меня: кто, откуда, и чей парень по фамилии отца, есть ли немцы или полицаи в деревне. Получив ответ, он достал из кармана листовку и передал мне, белозубо и весело улыбнулся и добавил – немцам скоро будет крышка!
Домой я бежал, вприпрыжку, с полной корзинкой белых и лисичек. Листовку быстро прочитал и узнал, что немцев разгромили на Курской Дуге, и наши войска наступают широким фронтом. Во время войны очень ценились карты нашей страны, по которым мы едва представляли, где и что происходит. Карты были крупномасштабными малого формата в школьных учебниках моих братьев.
Обстановка круто изменилась к лучшему. Партизаны, ранее таившиеся в лесах, осмелели и начали открыто действовать. Стали формироваться отряды, в которые шли и взрослые и, подросшая за годы оккупации молодежь. Деревни с радостью их приветствовали и угощали как родных и долгожданных людей. В нашей деревне такой отряд простоял и формировался несколько дней. Это стало известно немцам, от полицаев. И вдруг ранним солнечным днем появились самолеты и начали бомбить нашу деревню фугасами и зажигательными кассетными бомбами. Люди, убежавшие из домов, не пострадали, но погиб один любимый и умный конь, по имени Чупан. Немцы совершили два налета по деревне с партизанами, а мы отделались большими испугами еще кой чем похуже. Во время бомбежки от разорвавшейся в конце соседнего огорода бомбы моей матери ударил в спину на излете порядочный , размером с кулак камень, а мне чиркнуло по касательной в лоб, выше глаза, или осколком или иным предметом. Кровь мать со лба моего смыла у ручья, и приложила лист подорожника. Все быстро зажило, а метку на лбу и ныне ощущаю. У мамы болела спина многие годы. Деревенские жители стали вдали от деревни  строить землянки и шалаши, которые вскоре, очень пригодились. Но об этом, расскажу потом, поподробнее. За два года оккупации деревенские жители кой-чему научились: Например, быстро скрываться, кто как мог, при появлении врагов, и прятаться в своих норах и землянках. Прятать в укромных местах свои пожитки, ценные вещи, и продукты; Урожай зерна и овощей стали зарывать в землю в сухих, по возможности, местах. Кто как мог и разумел. Наша семья, также зарыла в песчаную землю часть урожая картошки и два мешка зерна урожая 1943 года. Как это вскоре, пригодилось! Мы плохое предчувствовали, но всей коварности врагов – оккупантов, от нашей деревенской доверчивости, и предположить не могли.
Тем временем мы вырыли в лесу вместе с соседом Н.П. Родионовым в Язвиннике две глубокие, в рост, землянки, покрыв их жердями, землей и хвойным лапником. На землю насыпали желтые листья, замаскировали убежище.

Бой у поворота на Заручье

В октябре 1943 года две автомашины с немцами, появившимися со стороны Старополья после деревни Менюши, были обстреляны партизанами из засады перед поворотом на Заручье. Немцы выскочили из машин и под прикрытием придорожных кустов атаковали партизан. Немцев было много, а наших было всего пятеро деревенских еще не опытных молодых ребят, совсем недавно взявших оружие в руки, вступив в партизанский отряд. На стороне наших ребят была смелость и внезапность отпора врагам. Завязался скоротечный бой, в ходе которого погибли трое молодых парней: А.З. Веников (17 лет), Н.Н. Николаев, Г.И. Фомин (17 лет) Двое из пяти партизан отошли под напором карателей в ближний лес. Один из них был схвачен немцами в деревне и убит, а другой парень дожил до наших дней, чудом спасшийся, убежав из туалета от немцев. Теперь, на кладбище в Заручье, стоит памятник на могиле молодых и отважных партизан. Кажется мне, что это было совсем недавно, когда я присутствовал здесь и плакал со всеми во время похорон, когда раздались выстрелы партизанского салюта, и взметнулись ввысь испуганные голуби.

Гибель деревни Заручье

Под вечер 6 ноября 1943 года в мою деревню нагрянул немецкий карательный отряд. О его приближении со стороны д. Руско прокричала мне какая-то женщина, когда я пас деревенское стадо у развилки дороги Печеры -Лужки, у т.н. Крестка. Быстро окучив стадо, бегом пригнал его в деревню, где женщины его быстро разобрали и погнали в лес кто куда, к своим убежищам в лесу. Мои родственники со мной и коровой направились, уже затемно, по старой деревенской лесной дороге в сторону д. Говорово на Язвинник, где у нас была подготовлена глубокая землянка. Уже совсем стемнело, когда я вернулся домой, что бы собрать теплую одежду и обувку и кой-что из еды, для ночлега в лесу. Немцы шумели уже у 2-х этажного школьного здания, когда возвращался по дороге в лес.
Свод неба на Западе и Северо-западе полыхал страшным заревом. Оккупанты сжигали все деревни в окрестностях д. Старополье. Отраженным от неба светом даже в лесу было светловато. Ночь мы были начеку: не шумели, говорили шепотом и конечно не зажигали огней. Среди ночи послышался тележный шум, и чей-то говор на дороге в д. Говорово. Как оказалось, небольшая группа карателей при помощи и наводке полицаев нагло и смело вошла в ночную деревню, не побоявшись партизан, и начисто спалила ее дотла. У нас в лесу запахло едким дымом.
Вы спросите, а где-же были наши защитники – партизаны? Потом стало известно, что партизаны, почувствовав опасность убежали. В лесу у них, за болотом, была хорошо оборудованная база. Зачем им было рисковать и привлекать к себе внимание, во вред самой деревне. А нужно было из темноты, при появлении карателей, встретить их оружейным огнем. Хорошая дружная деревня, которая помогала партизанам, погибла покинутая и беззащитная без единого выстрела.
Мы находились совсем близко (500 – 700 м) от дороги, и все это ощущали, переживали и за свою деревню.
По направлению на нашу деревню под утро загрохотали выстрелы и одиночные взрывы. Рано, с рассветом, отпросился у мамы посмотреть, издалека, что происходит в деревне Заручье. Побежали вместе с Кимом Емельяновым. Выбежав на возвышенную опушку леса, у бывшего кирпичного завода, ахнули от ужаса: все наши дома уже сгорели, дымились остатки, как на жутком невиданном доселе поле - планшете, торчали печи и отдельные печные трубы. Последней догорала церковь, пламя бушевало над главным куполом. Возле церкви увидели издалека женщин. Карателей уже не было: ушли к реке Долгой после поджога больницы. Отступая, не успели сжечь с другого берега. В оставшихся домах и разместилась часть жителей нашей деревни, когда улеглись страхи от пережитого нашествия карателей.
 Моя семья осталась в лесу, пока была довольно теплая погода. С первым заморозком мы переправились за озеро Долгое пожить у доброй женщины Прасковьи Васильевны. Здесь мы и зимовали.
На другой берег озера отец и мама переправились на рассвете в лодке с небольшими пожитками, что остались от пожара. Мне было поручено доставить в д. Изборовье нашу верную кормилицу корову Шурку. Мост был сожжен, отступившими карателями и к нему было опасно приближаться. Поэтому, я лесными тропами опустился к первой мельнице, ниже по течению реки, где она была мелководной, но широкой. Раздевшись, догола, на другом берегу, еще раз вошел в воду и потащил на поводке свою корову в воду за собой, она меня поняла, и быстро перебрались на берег. Где я поспешно оделся и обулся. Потайной тропой и свежевыпавшему снежку, возле выжженной немцами деревни Селково, перелеском у озера Жабенка, прошел на другой берег озера, в устье реки. Корова, как умная собака, охотно шла за мной.
Но тут, оглянувшись назад, увидел, что за мной скачут на вороных конях двое. Ну, думаю, плохо дело… Подскакали двое  и допросили: кто, куда, чья корова. Получив ответ, что  сын Ильи Васильевича из Заручья, один улыбнулся, спросив, где братья и родители. И тут, я узнал его: Это был Круглов Миша из д. Бор. До войны он работал в поселке Осьмино в райкоме. Так что, все обошлось хорошо, и корова была доставлена во двор бабушки Прасковьи в целостности и сохранности, вместе со мной, на радость мамы и папы. Хочу отметить, что я трижды вброд холодную реку перешел в воде до груди, и ни сколько не простудился. Вот такие мы русские мужики!
Жили мы в кирпичном доме вместе с другими беженцами-погорельцами. Мои родственники Володя, Валентина и Леля перезимовали в д. Нарницы. После расстрела родителей и брата Миши в 1942 году они дружно трудились и держались. Дважды за зиму, бегал к ним через озеро. 

Помощь партизанам

В ноябре 1943 года в деревне Изборовье ленинградский беженец столяр-краснодеревщик, по решению командира партизанского отряда Скурдинского организовал мастерскую по изготовлению санок, лыж, мисок и столовых ложек. В бригаде работали подростки и я с ними.
Ходили, мы в лес за заготовками, пригодными для дела. Начерно обрабатывали, подвергали ускоренной сушке. Затем мастер научил работать с инструментами разного назначения. Под его руководством научился делать лыжи с направляющей дорожкой и пазом для ремней. Это уже класс! Изготовил несколько пар для партизан. С разрешения столяра изготовил себе лыжи и для брата Володи. Вот загиб лыж оказался непростым делом. Для этого нужно было вскипятить котел в бане, для распаривания лыжных носов сразу для нескольких штук.
Сначала, бабушка Прасковья ворчала и запрещала истопку бани, а потом осознала важность этого дела, и даже разрешила делать у свободной стенки загиб лыж на распорах. Натопленная под присмотром баня очень даже всем нравилась. Дрова мы приносили из лесу, сушняк. Еще научились делать деревянные ложки для себя, погорельцев и, главное, для партизан. Моя мать многие годы берегла у нас в доме шесть штук деревянных ложек. Потом, после смерти мамы, памятные ложки за ненадобностью куда-то пропали. В д. Изборовье, рядом с домом, где мы жили, располагалось партизанское начальство. Так вот оно, по знакомству с моим отцом, раза два – три посылали меня с записками к ко-мандиру отряда в деревню Хрель. Теперь там, на виду у всех, висит мраморная доска о том, что в этом доме размещался штаб партизанского отряда (командир отряда был т. И.В. Скурдинский).

Освобождение

Зиму конца 1943 начала 1944 года в д. Изборовье мы провели с тревогой и ожиданием избавления от вражеской оккупации. Хотя, в сущности, здесь на левобережье нашего озера и р. Долгой, установился свободный партизанский край, в который немцы, неоднократно, пытались двинуться. Слышалась стрельба и взрывы в направлении сланцевской дороги (д. Кологриво, Борки и др.) а также, в направлении на Псковщину (деревни Шавково, Псковщину (деревни Шавково, Марьино и Заянье) Это наши партизаны, изрядно окрепнув и накопив силы, и боевые навыки, давали отпор карателям, пытавшимся вторгнуться в наш край, с целью уничтожения сохранившихся деревень. Однажды, возвращаясь из д. Захрелье, куда бегал с запиской, увидел, как два самолета с малой высоты, развернувшись над деревней и сверкнув красными звездами, сбросили на парашютах несколько огромных упаковок для партизан, бежавших по полю из деревни. Мне захотелось сигануть туда же. Это мы наблюдали с моей двоюродной сестрой Таней (Татьяной Александровной), родной племянницей моего отца. Она уже тогда была молодой учительницей младших классов в д. Шавково. У нее было двое девочек, а муж ее Алексей также учитель Доложской школы старших классов. Он ушел на войну в июне 1941 года и погиб на Лужском рубеже. Таню по доносу немцы арестовали, как кандидата в члены КПСС и комсомолку, но как мать двух детей, сразу отпустили. Татьяна Александровна – дочь моего родного дяди Александра Васильевича, погибшего героически в 1916 году в Восточной Пруссии, во время 1-ой Мировой Войны фактически Второй « отечественной» большой войны) память о которой, теперь восстанавливается.
Я невольно соскользнул со своими воспоминаниями на тему, достойную подробного рассмотрения. Скажу откровенно, что я утратил связь с моими родственниками из ветви от моего деда Александра – родного брата моего отца. Надеюсь, что дочки моей сестры Тани продолжили жизнь нашей еще одной генологической веточки большой семьи Евстигнеевых-Васильевых. Кстати, племянницы общались раньше с Валентиной Николаевной, а также с родственниками в Ломоносове. К сожалению, я с племянницами не познакомился, они родились здесь в Заручье до войны в 1938 – 1940 годах. В шестидесятых годах они появились и здесь в Заручье, меня не повидали, т.к. был в командировке.

Освобождение
Конец немецкой оккупации

В те зимние месяцы 1943 – 1944 годов прошли в приятных и тревожных ожиданиях наших освободителей. Как помню, 31 января 1944 года моего отца позвали к командиру партизан в их штаб, располагавшийся рядом, с нашим домом, в д. Изборовье. Пошел и я с ними туда же. Вступив в избу вслед за отцом испугался, увидев за столом двух командиров в погонах. Еще бы! В погонах могли быть или белые офицеры, или кто-то чужой. Увидев улыбки партизан, отца и командиров Красной Армии, понял: пришли наши, наконец-то дождались…
Это были разведчики и прибыли они на невиданных ранее аэросанях для согласования совместных с партизанами действий.
Что тут началось! Всю деревню всколыхнуло. Стали запрягать лошадей в сани-дровни, деревенские мужики с пилами и топорами спешно направились вместе с партизанами к мосту на р. Долгой, который нужно было срочно восстанавливать к приходу передовых частей, которых ожидали утром. Мы, ребята, помогали, как могли: жгли костры для освещения места строительства и обогрева людей, занятых работой. Парни покрепче катали и подтаскивали бревна, наряду с взрослыми. Народа у моста собралось много и дело за ночь продвинулось хорошо. Плотники начерно восстановили опорное основание моста, работая по колено в воде, с камнями- валунами и бревнами. Спешно делали настил из бревен поперек моста, и вместо перил укладывали продольные бревна. К рассвету мост начерно был готов. Народ мастеровой и вспомогательный, натрудившись за ночь, ждал  у костров прихода нашей Армии… И мы ее дождались – уже совсем рассвело, когда к мосту подошли два танка Т-34, заснеженные и заиндевевшие. Экипажи, выскочившие из машин, тут же попали в наши объятия. Все хотели их потрогать, обнять и поцеловать, этих наших мальчишек и командиров. Плакали все от счастья и от избытка радости освобождения. А мост наш танкистами был забракован как ненадежный, танки после отдыха перешли реку вброд и двинулись одни в сторону Нарвы направо, другие в сторону Пскова, налево. У моста днем скопилось много техники разных автомашин и военных, что было замечено немецким самолетом – разведчиком (рамой – как его называли наши). К концу дня над мостом появилось несколько немецких самолетов, которые стали бомбить мост и наши колонны. В мост, к счастью, не попали. А вот немцы потеряли один бомбардировщик и два, задымившись, улетели прочь. Этот бой я наблюдал с берега озера, недалеко от моста. Немецкий самолет, не успевший сбросить груз, упал на берегу реки недалеко от мельницы, и был раскопан много лет спустя местными следопытами и мужиками вместе с летчиком. А мы, местные жители, и я среди мальчишек, часами стояли у моста и дороги, жгли костры, встречали нашу Армию и надеялись, что среди бойцов и командиров появится родной человек - брат или отец. Редко кому тогда повезло, т.к. многие, которых мы тогда ждали, уже погибли, защищая Ленинград и Родину. В деревню Заручье, в те дни, 1944 года, вернулся вместе с частями только один человек – Боровков Георгий Иванович, сверстник и приятель моих братьев. Здесь в деревне он нашел живыми мать Степаниду и отца Ивана и пошел дальше в строю на Псков. В семье Боровковых было пять сыновей: Иван, Николай, Георгий, Александр и Михаил. С войны не вернулись двое – Иван и Александр. Георгий прошел всю войну, честно воевал и трудился. Ныне его уже нет среди нас. Он так сильно любил Заручье и, возможно, это помогло ему выстоять в войне.
С приходом Красной Армии в деревнях сразу оживилась наша жизнь, всем стало радостнее и надежнее. Наши войска сплошным потоком двигались через деревни весь февраль и март 1944 г. на юго-запад, вслед отступившим вражеским ордам. Некоторые танки и автомашины с экипажами останавливались здесь, ожидая запчастей для ремонта. Военные жили в наскоро построенных блиндажах на берегу реки. Нам мальчишкам это было в радость, так как можно было пострелять прямо из рук солдат и командиров. С февраля была восстановлена советская власть, (сельсоветы) повсеместно. Моему отцу было поручено открыть почту в деревянном доме с мезонином, напротив больницы, сожженной немцами в 1943 году. Здесь же военные уста-новили полевые телефоны и коммутатор на 20 номеров. Всем связным делом занимался мой отец, а помогала ему дежурством моя двоюродная сестра Лена, а после ее отъезда с Валей и Володей в Ораниенбаум (Ломоносов), мама и я, на подхвате. С февраля открыли школу в д. Изборовье и всех ребят усадили за столы и парты. Вместе с другими ребятами окончил ускоренно (экстерном) 3-й класс к лету 1944 г. с хорошими отметками. Учился с удовольствием, все поспевал и родителям помогал. Война и войска Красной Армии двигались на запад - на запад. Все ждали окончание войны и возвращение домой своих родных и близких, с тревогой и нетерпением.


Школьные годы
В людях

Лето 1944 прошло быстро, в мальчишеских заботах и тревогах с привкусом запаха пороха и пожарищ домов. Наши и ближайшие деревни лежали в руинах и пепелищах. Народ постепенно вылезал из землянок, и начал создавать приличные жилища, времянки. Выращенные за лето овощи укрыли в ямах и буртах. Наша семья получала скудные продовольственные карточки на хлеб, крупу, подушечки (толченые), печенье. С сентября 1944 г. по май 1945 г. учился в школе в д. Заручье и окончил 4-й класс с отличными отметками и грамотой. 
И вот, наступил день Победы, долгожданный и ошеломительно радостный для всех и нас - детей особенно. Ребята, рискуя собой и окружающими, салютовали выстрелами из найденных трофейных винтовок, а также подрывали в кострах брошенные военными снаряды, мины и взрывпакеты. В общем, в этот славный день все ликовали и плакали от радости. Меня весть об окончании войны застала в поле, на пахоте земли под посев зерновых, где моя мама с другими женщинами тянули лямки плуга вчетвером, а пятая (по очереди) – управляла самим плугом. Узнав о Победе, женщины навзрыд заплакали, бросились целоваться и заплясали здесь, на вспаханной свежей земле; рванулись в деревню, где уже вспыхнула общая деревенская радость всех жителей.
Вскоре, после окончания войны, в деревне появилось несколько лошадей, правда, слабых и больных заморышей. Вот этих заморышей нам, ребятам и поручили выхаживать, мыть, чистить и «конечно» купать, чем мы и занимались свободные от учебы в школе. Наши лошади окрепли, похорошели и начали работать на пахоте и разных перевозках сельхозгрузов. Лошади на деревне всегда были и есть самое важное и любимое существо, преданные безропотно доброму человеку во всех его делах. На долгие и долгие годы запомнились их клички-имена. А какая радость охватывает нас, когда мы сидим на ней  в седле или просто так. Я не раз испытывал восторг и благодарность моей любимой лошади. Их звали так: Бравый – молодой, тяжеловес, 2-х леток; Любимый-отставной раненый конь-войн, верховой породы, красавец; Гоня - подросток, верховой породы, добряк со всеми, 1 годок; Казимира-верховая лошадь, монгольской породы, капризная и гордая, 2-х летка, плавного хода, моя любимица и сладкоежка. С конем «Любимый» была знакома наша Вера Николаевна, когда на ней иногда возили молоко и другие грузы во время работы в студенческой группе 2-го курса Политехнического института. На полях д. Заручье во время уборочной в сентябре – ноябре 1952 г. Тогда же Вера Николаевна познакомилась со всеми деревенскими женщинами и моей мамой Натальей Николаев-ной. Заручье она полюбила беззаветно и навсегда.

Вперед за знаниями

В 1945 году в окрестностях радиусом до 20 км не оказалось ни одной уцелевшей от войны школы 7-летки, тем более 10-летки. И вот тогда мой папа Илья Васильевич, отвез меня в школу в д. Будилово. Устроил меня на жилье в доме Максимовых, где жила со старым отцом Зинаида Никифоровна – начальник Будиловской почты. Хозяева были строгие, опрятные. Спал на широкой-широкой лавке на своем матрасе, набитом соломой. С понедельника до субботы учился в пятом классе, а потом в шестом классе. Все шло хорошо, интересно. При строгих условиях в доме, по улице не шастать, а сделав уроки, затем читать книги из деревенской библиотеки. Помогал доброму хозяину Никифору Максимовичу с заготовкой дров и таскал воду из ближнего колодца.
После уроков каждую субботу отправлялся домой, в Заручье к родителям. Дорога была длинной 20 км; Этот маршрут проделывали вместе с ребятами из разных попутных деревень. Сначала нас было 8 ребят, а к концу первого года осталось нас трое, закадычных друзей: Коля Веников (д. Руско), Коля Емельянов (д. Борисова Гора). Ходили туда и обратно в любую погоду, на свету и в темноте. Фонариков не было. Дорога разбитая, как говорят, «зашибись» В окрестностях шастали одиночные волки, а зимой выли и светились дикими глазами волчьи стаи. Мы также старались ходить группой, объединяясь с ребятами и девчонками с противоположенного берега озера. А с волками мы сталкива-лись неоднократно и они отступали. Случалось, что ходил в одиночку, – туда и обратно с мешком на лямках за спиною. Для безопасности я и мои сверстники, и друзья постоянно носили самодельные длинные ножи-финки в кожаных ножнах, на поясе. Теперь, спустя многие годы, с высоты моего пожилого возраста и понимания тогдашних и нынешних условий жизни, испытываю уважение к тем годам, полных мальчишеского упорства при достижении знаний в учебе и труде. С благодарностью вспоминаю сельских учителей и воспитателей Будиловской школы. У меня хранится фотография нашего класса, на которой хорошо видно какими были мы тогда.

2014 – 2015.


  Немцы были в районе Заручья уже 13 – 14.07.1941. В это же день они захватили Ивановский плацдарм на р. Луге.
Раус Э. Танковые сражения на Восточном фронте М. 2005. (Er-hard Raus PANZER OPERATIONS: The Eastern Front Memoirs of General Raus. 1941 – 1945).
  Официально в бою возле д. Лосева Гора 14 – 16.07.1941 г. было убито ок. 20 военнослужащих Советской армии.
  По сведениям Э. Рауса немцы сумели затушить горящий мост и никаких препятствий для переправы через р. Долгую у них в тот день не было.
  Фактически в Заручье у озера установлена на дыбы бесфор-менная бетонная плита и намогильный камень, на котором натрафаре-чены 2 – 3 слова. Назвать все это памятником – большая натяжка.
  Васильев В.В. (Виктор Васильев Доложский). Автобиография. Воспоминания. Размышления.
http://proza.ru/2016/09/15/145