Колдунья

Желающих попасть на материк было пятеро. Помимо участников нашей экспедиции к длинному бревенчатому строению подошёл один из геологов, которого мы встречали прежде в посёлке и неизвестно откуда взявшийся офицер в новеньком бушлате, в чине капитана.

- Какой шикарный у них морской вокзал, - с наигранным восхищением сказал Манукян. – Второго такого в мире нет.

Наша экспедиция состояла из трёх человек: руководителя, доцента кафедры, на которой я учился, звали Николай Сергеевич Лапа. Ему помогали инженер кафедры Александр Манукян, и автор этих строк, тогда - студент четвёртого курса. Для меня экспедиция была практикой, за время которой полагалось приобрести навыки работы с аппаратурой, регистрирующей космические лучи. В реальности большую часть времени мне приходилось быть грузчиком: плоское тащить, круглое – катить, по ехидному замечанию Манукяна. Практику по регистрации космических лучей я выбрал исключительно по романтическим соображениям: побывать, да ещё за казённый счёт, на самом краю земли – что может быть привлекательней?

Геолог требовательно стучал в дверь.

- Сейчас вылезет, - сказал геолог, поворачиваясь к нам. – Здесь начальником причала баба – огонь. Осторожно с ней, может зашибить ненароком.

Дверь раскрылась, и мы увидели это саму начальницу причала.

Это была женщина огромных размеров. По росту она была не ниже каждого из нас, но по ширине…Причём, это не была разбухшая от жира тётка, это была именно крупная женщина, с огромным бюстом и круглым обветренным лицом. Взгляд её был неприятен, надменен, словно ты ничтожный проситель, а она – вершительница судеб. Возникло желание сбежать, удалиться от неё и никогда более не попадать под пронзительный сверлящий взгляд.

- Маруся, - дрогнувшим голосом начал геолог. – Сюда буксир скоро должен …

- Должен? Тебе? – грубо оборвала она.

Голос у неё был громкий, с хрипотцой.

- Радиограмма была. В двенадцать часов должен быть…

- Не будет. Капитан радировал – поломка есть. Велел ждать.

- Сколь ждать?

Маруся посмотрела на геолога так, словно примеривалась – прихлопнуть его как муху, или оставить пока в покое.

- Может, впустишь?

Она придирчиво осмотрела нас, словно прикидывала – как поступить, но неожиданно кивнула – заходите. Ящики с оборудованием мы затаскивать не стали: подождут на улице, ничего с ними не сделается.

Большая комната в два окна, которую мы тут же между собой прозвали «залом ожидания» была обставлена весьма скудно: пять или шесть стульев, грубый дощатый стол. В центре правой от входа стены была дверь с выцветшей табличкой «Касса», за который и скрылась начальница причала.

- Не баба, а бабище, - покачал головой Николай Сергеевич.

- Дочь шамана, - пояснил геолог. – Её тут уважают по страшной силе.

- Чукеранка? – удивился Николай Сергеевич.

- Говорят, наполовину. История старая, тёмная, за давностью лет забытая.

Геолога, как выяснилось, звали Михаилом Марковичем. Но почему-то все его звали просто геологом.

Мы поставили рюкзаки к стене. Геолог снял с плеча ружьё и поставил его около стенки, придавив рюкзаком. Наш начальник, глядя на него, сделал тоже самое.

- Медведь может подойти к помещению, но вовнутрь, если нет запаха свежей рыбы, никогда не сунется, - пояснил геолог.

- Давно вы здесь?

Они разговорились, потом сели играть в карты. Манукян достал из рюкзака старую книгу, а я занялся изучением приобретённого у отца этой самой Маруси амулета.

В посёлке геологов есть небольшой магазин, работающий от случая к случаю. Хозяйничает в магазине пожилой чукеран, вечно щеголяющий в красивой песцовой шапке. Мне объяснили, что в такой шапке дозволяется щеголять только шаману. Но шаманского бубна у него нет, советская власть шаманство запретила и бубен, который был у него прежде, отобрала. Если кому худо сделается, велено было идти к доктору, что в посёлке, а не к шаману. Но, как добавили словоохотливые знатоки местных обычаев, хоть он и без бубна, но как был шаманом, так и остался, просто не все обряды выполнять может. Большую часть дня шаман занимался резьбой по кости. Вырезанные фигурки продавал. Цену устанавливал, как говорится, «с потолка», в зависимости от того, понравился ему покупатель, или нет. Мне он уступил божка Айнахура за умеренную плату, сообразив видимо, что со студента много не возьмёшь.

Айнахур, объяснил он, покровитель охотников. Самое страшное на охоте – испугаться. Если ты испугался зверя – всё, конец. Зверь твой испуг чувствует и сразу переходит в атаку. Айнахур не даст испугаться. Он не даст зверю почувствовать твой страх.

Он говорил о животных, а я мысленно переводил это на людей. Даже в мальчишечьих драках, побеждённым обычно оказывался струсивший. Преподаватели естественных наук, умеющих отстаивать свои убеждения студентов, уважали более, чем тех, кто сразу покорно соглашался. Чем более ты веришь в собственную правоту, тем более у тебя шансов стать победителем.

В никакие амулеты я, конечно, не верил. Но мне хотелось привезти с острова на краю света что-то такое, чего нет ни у кого. Айнахур, вырезанный из моржового клыка подходил как нельзя лучше. Красивая история в придачу делала этот сувенир неповторимым.

Офицер скучал у окна. Видать, книг в его вещмешке не было, и он не знал, чем заняться. Наш начальник попытался пригласить его к игре, но капитан отказался.

- Как ты не понимаешь, - тут же влез Манукян. – В игре можно выиграть, а можно и проиграть. Каково офицеру признать себя побеждённым?

Полагаю, капитан немного обиделся, потому что ни проронив ни слова достал папиросы, и ушёл на улицу курить. Из-за двери с табличкой «Касса» появилась Маруся с большим чайником в руках.

- Садитесь чай кушать, а то присохните к стульям.

Она принесла заварку, сахар, сухари. Мы оживились.

- Буксир ещё не вышел, сказала Маруся, прежде чем оставить нас.

- Уже час дня, - вздохнул Михаил Маркович. – Если он до трёх не выйдет – пропало. Никто не поплывёт так, чтобы на обратном пути ночь захватить.

- Какая ночь? - возмутился капитан. Это были первые слова, произнесённые им за всё время, что мы здесь. – От ночи здесь одно название. Видно, как днём.

Он преувеличивал, хоть ночью солнце и не пряталось за горизонт, но дневной освещённости более не было. Полярный день во всей его красе.

- Вы здесь были по личной надобности, али по казённой? – высокопарно спросил Манукян. Капитан насмешки не заметил.

- По казённой.

Вскоре подошло время обеда, и мы достали из рюкзаков припасённую еду. Чаепитие плавно переросло в неторопливый обед.

Маруся вернулась в три часа и, не глядя на нас прошла в свою комнату. Через минуту вышла к нам.

- Шабаш, буксира не будет. Завтра.

Повернулась, и ушла к себе, в кассу.

- Живёт она там, что ли? – сердито сказал Николай Сергеевич. Геолог оживился.

- Да. У неё своя ятанга в посёлке есть, но временами живёт здесь. Колдует должно быть.

- Колдует? Она, что, колдунья?

- А что? – загордился Михаил Маркович. – У неё отец шаман.

Наш доцент Лапа уставился в потолок, видимо пытаясь понять, что в словах геолога правда, а что – вымысел.

- Что значит – колдует? Есть какие-то примеры? Я имею ввиду настоящие, а не случайные совпадения.

Геолог сник.

- Я что, слежу за ней? Я повторяю, что в народе говорят. Хочешь – спроси. Только я бы поостерегся, как бы ненароком не обидеть. Пришлёпнет, как муху.

Наш руководитель вздохнул.

- Убираем в зале и возвращаемся в посёлок.

- А оборудование? – возмутился я. – На себе тащить? Спросите у неё, здесь же склад есть. Наверное, можно оставить.

Со мной согласились. Николай Сергеевич постучал в дверь с табличкой «Касса». Маруся отозвалась сразу.

- Нам бы ящики прибрать под крышу. Не таскать же их взад-вперёд, - сказал он, не глядя этой бабище в глаза.

- Дождик будет, - ответила она. Сняла с пояса связку ключей и кивнула – пошли.

Через четверть часа всё наше оборудование перекочевало под крышу.

- Я вам матрасы дам, - неожиданно сказала Маруся. – Зачем дорогу топтать? И ужином накормлю. Сытным, с олениной.

Идея мне сразу понравилась. Но наш руководитель почему-то ударился в размышления, говорившие о его сомнениях. Выручил подошедший капитан.

- Большое спасибо. Ужин с олениной – это то, о чём мы мечтали.

Маруся решила, что капитан выражает общее мнение, и кивнула головой. Затем поманила меня пальцем.

Через пять минут мы с Сашкой тащили на себе матрасы, подушки и простенькие одеяла. Ясно, не мы первые в такое положение попали. Регулярных рейсов на остров нет, а погода бывает капризной.

Мы сдвинули стол и стулья и разложили матрасы. Получилось очень даже неплохо. Ночёвка обещала быть не хуже наших предыдущих на этом острове.

Следить за временем по тому, светло или темно за окном, здесь невозможно; поэтому сообщение, что ужин готов, застало врасплох.

Маруся принесла знатную еду: большую миску тушёной оленины, отваренный рис с бобами, немного картошки, и целую горку консервных банок.

- Рты не разевайте, а стоимость харча в билет включу, - предупредила она.

- Чую, цены здесь ресторанные, - Манукян изобразил досаду.

- Не обеднеешь. Пить будете?

Мы переглянулись.

- А что, есть?

- Я что, не знаю, что вам надо? Но сначала ружья давайте.

Человек с ружьём на острове – дело обычное. Медведи не только вдоль берега гуляют, но и вглубь острова заходят. С оружием здесь обращаться умеют, и понимают, что можно, а чего нельзя.

- Ты чего? – оскорбился геолог. – Полагаешь, что мы тут напьёмся и друг дружку перестреляем?

- Да по мне хоть и перестреляли бы. Но ежели я говорю – отдать, то слушать а не рот развевать. Я зря не скажу. За себя не бойтесь, я тоже здесь ночевать останусь.

Наступила тишина. Последняя её фраза насторожила более, чем просьба сдать оружие. Она остаётся, чтобы защитить нас? И для той защиты ружья не нужны, а наоборот, противопоказаны? Наверное, каждый из нас в этот момент вспомнил, что она – дочь шамана.

- Ну? – Маруся голосом словно просверлила геолога. Он медленно встал, подошёл к своему рюкзаку и вытащил из-за него ружьё. Вернулся и протянул его Марусе.

Та взяла ружьё, раскрыла замок и деловито проверила, что стволы пусты. Движения были ловкими, видно было, что она с оружием умеет обращаться.

То же она и проделал с ружьём, которой отдал ей наш начальник.

- Служивый, - она повернулась к капитану.

- Я… Я не имею право никому передавать табельное оружие. По Уставу…

- Я твой Устав, - перебила его Маруся. – Мне шо, тебя как девку уговаривать?

Капитан посмотрел нас, словно ища поддержки. Мы сидели опустив головы, помочь ему никто не мог. Он расстегнул кобуру и достал пистолет.

Также ловко Маруся вытащила из пистолета обойму и вернула её капитану.

- На что мне патроны твои…

Она унесла конфискованное оружие куда-то к себе и вскоре вернулась с большой бутылью.

- Местная, на ягодах настроенная. Заместо лекарства можно.

- Интересно, у неё мужик есть? – неожиданно спросил капитан.

- Был, - хихикнул геолог, - да задохнулся, титькой придавило.

Шутка не получилась. Все оставались под впечатлением того, с какой лёгкостью она нас обезоружила.

Николай Сергеевич разложил по мискам еду и разлил самогон по пол кружки каждому.

После первого тоста и первого куска съеденного мяса – просто объедение - мы разговорились. Капитан, прежде казавшийся молчуном, разговорился.

- Никогда не думал, что вот так, с лёгкостью, отдам табельный пистолет, да ещё бабе. В голосе её, во взгляде, сила какая-то необычайная – невозможно ослушаться. Словно гипнотизирует. Не зря её на острове колдуньей считают.

- Мне бы такую силу, - мечтательно сказал Манукян. – Все бабы бы мои были.

- Вот и хорошо, что у тебя такой силы нет. Умер бы от истощения, - сказал Николай Сергеевич.

Все засмеялись.

- Видать, про силу её такую на острове все знают. За что и колдуньей считают. И уважают за то, что она силой своей осторожно и умело пользуется. Чтобы не навредить.

- Любопытно, сила её такая на всех действует, или только на некоторых? – задумчиво сказал Николай Сергеевич. – Эх, поздно сообразили, нужно было у народа поспрашивать. Я слышал о колдунье, но серьёзно не воспринимал – мало ли что говорят. Особенно, когда оказываешься у чёрта на куличках, да ещё в окружении тех, кто только вчера вёл первобытный образ жизни.

- Не обижайте чукеранов, - сказал геолог. – На этом острове они недавно, меньше ста лет назад часть их народа перебралась. А на материке они совсем другие. Большими поселения жили. Ремесленники свои были. Есть в летописях письмо, восемнадцатым веком датированное, так в нём говорилось, что у чукеранов даже свои кузнецы есть.

- Кто же их заставил на остров перебраться? – задумчиво сказал Николай Сергеевич. – Может, такой же, как Маруся, шаман собрал своих единоверцев, и увёл подальше от наступающей цивилизации. Как раз лет сто назад индустриализация до этих краёв добралась.

- Никакая она не Маруся, - неожиданно сказал геолог. – Это её так, промеж наших прозвали. На самом деле её зовут иначе, только никто не говорит, как. Табу на её имя наложено, кто произнесёт – либо до конца дней под власть её попадёт, либо с ним что-то страшное случится.

- Вот это уже сказки, - резко сказал наш руководитель. – Гипноз – это явление наукой подтверждённое, и то, что гипнотизировать можно не только взглядом, но и голосом – известный факт. А от того, что имя произнесёшь, ничего случиться не может. Если кто не верит, так пусть уточнит: как произнесённое? Про себя, шёпотом, вслух? В её присутствии, или вдали от неё? С радостью в голосе, или со злостью? Видите, как много факторов? Это я ещё вглубь проблемы не заглянул.

- А если поразмышлять трезвым умом, почему она оружие забрала? – задумчиво сказал капитан.

Николай Сергеевич взялся за бутыль.

- От противного. Чтобы наш ум был трезвым, надо ещё выпить.

Я отказался, чем удивил всех.

- Что за молодёжь пошла? – фыркнул геолог.

А я подумал, что эту самогонку на местных ягодах, что почти как лекарство, она предложила нам, чтобы мы крепче спали. А она в это время будет… Что? Колдовать над нами? Отнимать нашу жизненную энергию?

В голову лезли мысли одна нелепее другой.

Маруся появилась точно в тот момент, когда мы закончили трапезу.

- Ну, мужики, пока убираю, марш на улицу. Кому до ветра, кому покурить. На ночь я запираю.

- Из-за медведей? – оживился Манукян.

- Из-за дураков.

За три недели, проведённые на острове, мы видели медведей всего три или четыре раза, да и то, издалека. Но охотничье ружьё нашему руководителю дали из-за них.

- Не для того, чтобы стрелять по ним, а чтобы отпугнуть, если приблизятся. Звук выстрела на самом деле их не страшит, но они не любят, предпочитают уходить. Стрелять только в воздух. Если вы хотя бы ненароком попадёте, то хана вам. С одного выстрела завалить медведя только опытный охотник может. А раненный, даже смертельно, с вами живо расправиться.

Дверь, сделанную из толстых, в три пальца досок, Маруся изнутри заперла на два засова.

- Ежели ночью страшно будет - постучите, я приду, - сказала на прощание Маруся и исчезла за дверью с табличкой «Касса».

- О-па, - сказал капитан. – Всё было в жизни, но чтобы баба предлагала прибежать к ней, когда мне страшно будет – такого ещё не было.

- Готовься, - сказал геолог. – Чует моя душа, мы эту ночку запомним.

- Может, здесь призраки есть? – мне пришло, что именно это объясняет, что нас оставили без оружия. Чтобы не начали палить по бестелесным созданиям.

- Я тебя материалистом полагал, - сказал наш доцент. – А ты про призраки.

Мы закрыли окна плотными кусками материи, погасили свет и улеглись на матрасы.

- Может, дежурство организуем? - подал голос капитан. – Для уверенности. По два часа.

- Не в казарме, - буркнул геолог. – Посмеялись, и будя. Если бы в самом дела была опасность, Маруся бы себя иначе вела. Народ зря уважать не будет.

Я полагал, что не засну. Масса впечатлений, полученных за день давила на меня и искала выхода в размышлениях и воспоминаниях. Но усталость взяла своё.

Проснулся от шума. Лампочка под потолком снова горела. Капитана и геолога я увидел около двери. Доцент Лапа сидел на матрасе и таращился на них.

Раздался стук в дверь. Затем скрябанье. И вдруг кто-то стой стороны навалился на дверь так, что она заскрипела.

- Говорю вам, медведь! – заорал геолог. – Сейчас высадит дверь – и хана всем!

Николай Сергеевич вскочил и, бросившись к двери с табличной «Касса», начал барабанить по ней кулаками.

В наружнюю дверь снова постучали. Странно так, словно сразу несколько костяшек ударили по дереву.

- Это когти стучат, - пояснил геолог. – Тащите стол.

Я вскочил. В секунды у двери появилась баррикада из стола, стульев и наших рюкзаков.

Раскрылась дверь с табличкой «Касса» и мы увидели Марусю.

Она была в меховой малице поверх ночнушки. На ноги успела надеть пимы – кожаные сапоги мехом вовнутрь.

- Уберите эту дурь, - скомандовала она, показывая на нашу баррикаду.

- Там медведь! – закричал геолог.

- Не глухая. Долго я ждать буду? Хотите, чтобы он дверь вынес?

Раздался удар в дверь.

- Тихо! – заорала Маруся. И мы поняли, что это уже относится к медведю.

Пока мы разбирали баррикаду, Маруся вооружилась веником.

- Слушай, служивый. Как только выйду – дверь за мной прикрой. Не запирай, а просто прикрой. Стань как солдат на посту, и никого не выпускай. Нечего за мной следить.

Она собиралась выйти на улицу, где бушевал белый медведь, вооружённая лишь веником?

Маруся сама отодвинула два засова – теперь я понимал, почему они такие массивные – и кивнула капитану.

- Открываешь дверь, я выхожу, закрываешь. Понял? Поня-я-я-л???

Капитан испуганно кивнул. Мы замерли.

Дверь раскрылась и Маруся с удивительной для своих габаритов проворностью, выскочила наружу. Дверь захлопнулась.

«Пошла отсюда!» - донесся из-за двери могучий голос. «Говорила не приближаться!» Пауза. «Марш зараза, кому сказала!»

Затем она перешла на язык чукеранов. Постепенно крики стали удаляться. Затем наступила зловещая тишина.

Мы стояли, не шелохнувшись. Жива ли Маруся? Она вышла на него с веником, словно, это домашняя шавка. Он послушал её, или утащил к своей берлоге и сейчас терзает? Её поступки не вписывались ни в какую понятную схему.

Дверь распахнулась, и мы увидели Марусю. В руках она по-прежнему держала веник, но от него осталась половина. Окинула нас сочувствующим взглядом и заперла дверь на оба засова.

- Не бойсь, больше она не придёт.

Она. Значит, это была медведица.

- Вы её веником? - я никогда не слышал, чтобы наш доцент говорил таким голосом. Словно шёпотом, но в то же время мы слышали его, не напрягаясь. И голос был, как чужой.

- Да это так, для острастки. У неё кожа толстая, не больно. Перепугались, вижу. Правильно, что ружья у вас забрала, палить бы стали. А так миром разошлись.

- Вы уверены, что она не вернётся?

Маруся тяжко вздохнула.

- Вы за нею не думайте, не с голодухи пришла. Сейчас тюлени есть. И нерпа.

Она ещё раз вздохнула, вводя нас в недоумение: кому она более сочувствует – нам или медведю?

- У меня ещё бутылочка есть. Распейте, да на боковую.

Пока она ходила за самогонкой, мы привели в порядок помещение.

- Говорил я вам – колдунья, - шёпотом делился геолог. – Гипноз её и на людей и на зверей распространяется. Где же это видано, чтобы белого медведя веником стягали, и он от этого веника бежал, как болонка какая-то.

- Медведица, - поправил я.

- Один хрен.

- Она в самом деле колдунья, - голосом, не допускающим возражения, сказал капитан. – Всякий, кто желает оспорить моё утверждение должен представить толковое объяснение тому, что видели. Я – пасс. Вы тут все грамотные, а я образованием не вышел. Если хотя бы училище закончил – давно бы уже майором был. А то и подполковником.

Все находились под впечатлением произошедшего, но словно боялись об этом говорить. В одно мгновение это стало для нас каким-то табу. Даже наш доцент, привыкший всегда находить научное объяснение всему, с чем сталкивался, молчал.

Вернулась Маруся с бутылкой. На этот раз это была обычная поллитровка. Разлили по кружкам.

- Между прочим, сколько бы нас не пугали белыми медведями, я о случаях нападения на человека на острове не слышал, - сказал геолог.

Мы восприняли его слова, как договорённость не возвращаться к теме колдовства.

- Это потому, что все проинструктированы, как себя вести в случае встречи. Плюс – у каждого второго есть оружие, и люди им умеют пользоваться,- рассудительно сказал капитан.

Разговор переключился на белых медведей. Словоохотливый геолог, проведший на этом острове много месяцев, рассказывал о случаях встречи с медведями. Он, также как и мы, видел медведей с расстояния не менее сотен метров, подходить ближе инструкции категорически запрещали. Случаи, что медведи выламывали двери и заходили на склад, были. Поэтому сейчас на единственном на острове складе, где хранится продовольствие, массивные железные двери. Убегать от медведя нельзя, у него может сработать инстинкт преследователя. Медведи хорошо чувствуют ветер и всегда стараются подходить с подветренной стороны.

Постепенно я перебрался из-за стола на матрас и уснул под продолжавшиеся разговоры о медведях.

Проснулся внезапно. Тишину утра нарушало лишь сладкое посапывание товарищей. Одна из тряпок, закрывавших окно, упала, и в зале ожидания было светло. Глянул на часы: без пяти шесть. Я подобрался к двери, тихонечко отодвинул оба засова и вышел.

Передо мной простиралась темно-изумрудное поле с ягодными крапинками, временами перемежавшееся отдельными скалистыми пригорками. Справа было море, залив Рыбачий с уходящим вдаль причалом. Чтобы попасть на него, нужно спуститься по лестнице с деревянными ступеньками. Вчерашних волн не было, десятки чаек покачивались на успокоившейся воде. Глянул направо.

В трёх десятках шагов от меня на траве, совсем по-собачьи, подвернув одну лапу, сидел белый медведь и наблюдал за мной.

Самое удивительное, что ни страха, ни беспокойства я не ощутил. Только удивление. Наверное, это была та самая медведица, которую ночью прогоняла Маруся. Я рассматривал её, как натуралист изучает интересный экземпляр.

Шерсть на лапах была вовсе не белой, а какой-то желтоватой. Может, это нормальный цвет шерсти, а может из-за грязи, которую плохо смывает морская вода. Шерсть на морде была тёмной – чем ближе к носу, тем темнее.

До медведицы было шагов тридцать, а до дверей, из которых я вышел – не более трёх. Я помнил, что к зверю нельзя поворачиваться спиной. И ещё я вспомнил, что нельзя бояться. Прежде, чем отползать потихонечку к двери, я достал из кармана штормовки купленный у шамана амулет – фигурку божка Айнахура – и крепко сжал в руке. Бояться нечего. Если что – пока медведица встанет – я успею доскочить до двери.

Неожиданно я почувствовал рядом чьё-то дыхание. Кто-то подкрался ко мне? Стало не по себе, я боялся повернуть голову, чтобы не увидеть что-то такое, что лишит меня способности реагировать на происходящее. Скосил зрение вправо и… облегчённо вздохнул. Рядом стояла Маруся. Как-то сразу стало спокойно и даже уютно на душе.

- Всё равно пришла, - сказала Маруся. В её голосе прозвучали симпатия, любовь и я бы даже сказал, нежность. – Старая стала, вот и не находит себе места.

- Сколько ей? – осторожно спросил я.

- Кто знает? Лет пятнадцать, а может, и все двадцать. Они свои года не считают. Пока ноги носят – молода. А как тяжело ходить стало – старуха, скоро помирать. Слава богу, она об этом не ведает.

- У неё не будет сил нерпу ловить, и она умрёт от голода?

- По-всякому бывает. Кто от голода, кто от плохой еды, кто замерзнет зимой, а кто в океане утонет.

- Белый медведь может утонуть? – удивился я.

- А то. Погонится за тюленем и уплывёт далеко. А уже старуха, сил прежних нет, вот и не получается до берега вернуться. Каюк.

Мы молча смотрели на медведицу. Неожиданно я ощутил близость к ней, почувствовал, что и у этой безмолвной твари своя, только ей понятная жизнь, полная всяких событий, горестей, а иногда и радостей – в виде пойманной нерпы или банки сгущёнки, украденной у людей.

- Вы её подкармливаете?

- Боже упаси. У неё своя жизнь, у меня – своя. Жить надо так, чтобы другим не мешать. Тогда и тебе мешать не будут. А на Айнахура ты не надейся. Сам себе не поможешь – никто не поможет. Ты, парень, запомни – никто тебе ничего не должён. И Айнахур – тоже. Всегда на себя рассчитывай. Иначе будет в старости таким, как она.

В первый момент меня изумила её наблюдательность – фигурка божка в моей руке была почти незаметна, торчал лишь краешек, по которому было трудно догадаться, что за божок. Потом меня удивила её философия. Идеи были не новы, но здесь, за Полярным кругом, в трёх десятках шагов от старой медведицы, они звучали иначе, контрастней.

- Ты сотри, смотри, такое не повториться. Ты сейчас со всем миром одно целое, сохрани это. Потеряешь это целое – считай, душу потерял.

- Почему она вас не…

Я не договорил. Маруся взяла меня за руку.

- Смирись, что есть то, что не твоё. Хочешь погладить? Тогда иди за мной, на пол шага отстань, и делай всё, как я скажу. Понял?

Наверное, в эту минуты мы все составляли что-то единое, причём невообразимо большое и, в то же время, хрупкое. Именно из боязни разрушить эту хрупкую гармонию я пошёл за Марусей.

От медведицы исходил неприятный запах. Словно накануне она нажралась гнилых водорослей.

Мы стояли в метре от зверя. Маруся стала между мной и медведицей так, что я видел лишь заднюю часть туши зверя.

- Тихонечко, - скомандовала она.

Я протянул руку и прикоснулся к боку медведицы. Шерсть была жёсткой.

Неожиданно Маруся схватила меня за руку и с силой оттолкнула, так что я оказался в паре шагов сзади.

- Ну, всё, - резким голосом, невероятно диссонировавшим с предыдущим «Тихонечко», крикнула Маруся. – Уходи, люди здесь!

И добавила несколько слов на языке чукеранов. Затем повернулась ко мне и быстро проговорила:

- Стой и не шевелись!

Зверь зарычал и поднялся на лапы.

-П-шла, п-шла, - Маруся настоящим образом подталкивала её.

Мне показалось, что медведица горестно вздохнула и, опустив морду, поплелась прочь.

С тех пор прошло много лет. В моей жизни не было иного события, которое оставило бы о себе столь долгую и прекрасную память. Много лет я мечтал снова оказаться на этом маленьком острове за Полярным кругом, а потом понял, что та встреча, то прикосновение к старой белой медведице должно оставаться для меня светом далёкой заезды, к которому можно стремиться, но никогда нельзя достичь.