Роковая ошибка

     Сидоров любил петь со дня своего рождения. В пять лет он уже выступал солистом детского хора на местном радио, а в пятнадцать был победителем на Областном смотре самодеятельности. Профессионалом он не стал, но всю свою жизнь пел, как только представлялась возможность.
     И вот теперь, выйдя на пенсию, он все свое время отдавал пению, участвуя в Академическом хоре. Два дня в неделю он ходил на занятия хора, а в остальные дни пел дома с утра до вечера, готовя хоровые партии. Делал это с упоением, с ощущением того, что, наконец-то, на склоне лет ему довелось хлебнуть свежего творческого воздуха в полном объеме своих легких.
     Жена в это время ходила по магазинам, готовила завтраки, обеды и ужины, выгуливала собаку, трудилась в огороде.
     А Сидоров все пел и пел. И чем громче он пел в хоре, тем неистовее он вопил дома. Ему хотелось, чтобы весь дом с первого этажа по пятый слышали, как он прекрасно поет.
     На репетициях он старался перекричать весь хор. И когда это ему удавалось, он умиротворенный возвращался домой и крепко засыпал в обнимку с мечтами о карьере Карузо или Паваротти.
     На следующее утро он добровольно брал собаку на поводок и на несколько часов уходил с ней в парк, где давал волю своему голосу, вспоминая вчерашний успех в хоре.
     Это были счастливейшие часы для членов его семьи. Жена могла снять наушники и услышать щебетание птиц за окном. Дочка с зятем могли в такие часы сказать друг другу слова любви, а внуки – просто выспаться.
     Но Сидоров возвращался, и музыкальный кошмар продолжался. Один раз он вернулся без собаки, которая убежала от душераздирающих звуков, воспроизводимых ее хозяином. Три дня вся семья, конечно, без Сидорова, который в это время пел, искала обезумевшую собаку, которую потом с трудом затащили домой в мир завывания голосовых связок хозяина.
     Сидоров с удовольствием создавал этот мир звуков и ему нравилось в нем жить!
     Но однажды он совершил роковую ошибку. Ему очень захотелось, чтобы жена услышала его со сцены, и он с трудом уговорил прийти ее на концерт хора.
     Концерт прошел с большим успехом под громкие крики «браво» родственников и знакомых участников хора.
     А потом был традиционный фуршет под лирическим названием «стоя у рояля». На крышке старого рояля устроили праздничный стол, вокруг которого толпились хористы утоляя жажду питья и, одновременно, песнопенья. И вот, когда все было выпито и многое спето, кто-то предложил жене Сидорова ходить на занятия хора.
     Вначале она наотрез отказалась, но потом о чем-то задумалась, а через некоторое время появилась на репетициях.
     И с тех пор для Сидорова началась кошмарная жизнь. Жена перестала ходить по магазинам, готовить завтраки и обеды. Дома она оттерла Сидорова от пианино и сама целыми днями тыкала пальцами в клавиши, познавая азы музыкальной грамоты.
     Она вопила, мычала, рычала, кудахтала и ржала целыми днями, стремясь освоить непонятную ей технику воспроизведения звуков с помощью голосовых связок.
     Сидоров с утра до глубокого вечера ходил в наушниках. Дочка с зятем, прихватив детей, съехали – они сняли квартиру на соседней улице. Собака совсем взбесилась. На прогулке в парке вопил Сидоров, а дома вопила хозяйка. В результате собака покусала хозяев, и на нее пришлось надеть намордник и не снимать его ни на улице, ни дома, ни днем, ни ночью.
     Сидоровым же пришлось походить в местную поликлинику и получить по сорок уколов с вакциной от бешенства.
     Вечерами жена восторженно выпархивала из ванны и неслась в спальню, где ее с ужасном ждал Сидоров.
     В ужас его приводили ноты, которые жена всегда держала в руках. Она требовала от Сидорова объяснить ей счет, длительность нот, пауз и для лучшего усвоения включала метроном, который потом стучал всю ночь тяжелым молотом по вискам Сидорова.
     Правильно говорят в народе: один творческий человек в семье – это проблема, а два – сумасшедший дом.