Никита

НИКИТА

Побитое оспинами лицо с длинным шрамом на правой щеке, покрытое седой щетиной, вдруг озарилось улыбкой. Человек с широкой орденской планкой на пиджаке вздрогнул и с удивлением огляделся. Где я? Почему в вагоне? Фу ты, я еду в военный госпиталь имени Бурденко к сыну Никите, раненному при выполнении боевой задачи во время освобождения от украинских националистов и иностранных наёмников Мариуполя.
Никита был неуёмного характера: гитара, ночные посиделки с друзьями, отличник учёбы в Политехническом университете Москвы, чёрный пояс по каратэ, член сборной университета по волейболу. Но грянула беда на Донбассе.
– Па, мамочка, я решил ехать добровольцем воевать за наш народ.
– Никита! – вскрикнула мама, опускаясь на стул, – что ты, сынок, надумал!? Там война, там убивают!
– Знаю, –  ответил сын, – я поеду воевать за Россию.
Отец молча смотрел на сына, ему показалось, что его Никита в мгновение повзрослел: в тёмно-серых глазах блеснул огонёк, плечи распрямились, голос, раньше приятный маме, зазвенел мужским баритоном. Подумал: так и не заметили, как вырос сын.
– Па, ты же воевал на Кавказе, был ранен, прошёл госпиталя. Ты всегда говорил: так надо, Отечество в опасности. Сегодня Запад, подстрекаемый Америкой, создал из нашего доброго соседа-Украины – враждебное государство. Ма, ты слышала, как они кричат: «москаляку на гилляку» или «хороший москаль – мёртвый москаль», – это о нас с вами, мама. Конечно, это не весь народ Украины, это отщепенцы, их нужно остановить, пока они не пришли на нашу землю.
– Я понимаю, – вполголоса произнесла мама, – но ты же студент, ещё год учиться, закончишь, потом... 
В военном комиссариате, куда он обратился, полковник внимательно выслушал, поблагодарил за патриотические чувства, а, изучив личное дело, поднял глаза на юношу:
– Вы являетесь студентом ВУЗА, учиться ещё год, военной специальностью не обладаете…
– Я обучаюсь на военной кафедре. Отец мой – подполковник в отставке, воевал на Кавказе. Я возьму академический отпуск на год.
– Никита Константинович, воинские части и подразделения, участвующие в специальной военной операции по освобождению Донбасса, по приказу Верховного Главнокомандующего, комплектуются только военнослужащими контрактной службы. Закончите вуз, военную кафедру, и тогда…
– К этому времени спецоперация закончится! – вспылил юноша. – Там воюют мои сверстники, я здоровый, физически подготовленный, чёрный пояс по каратэ…
– Никита Константинович, огромное спасибо за патриотические чувства, полагаю, что вам стоит продолжить учёбу, а воины контрактной службы, как вы сказали – ваши сверстники, с задачей, возложенной на них, справятся. Желаю вам успешно закончить вуз, а при желании, по окончании учёбы, можете связать свою жизнь с Вооружёнными силами. – Полковник встал и протянул руку в сторону «несостоявшегося добровольца». – До свидания!
В общежитие идти не хотелось. Бродил по весенней слякотной Москве, всё ему казалось немилым. Хотел сесть на скамейку, но она оказалась мокрой, подумал: сегодня не мой день.
…Третьего дня Никита стоял у ворот учебной базы в одной из республик России. Хмурый, с окладистой седой бородой пожилой мужчина у ворот, разглядывая ладно скроенного с горящим взглядом юношу, спросил:
–  Вы к каму?
– Я хочу записаться в добровольцы, ехать воевать на Украину.
– Вы служили в армии?
– Я год проходил обучение на военной кафедре в университете.
– Прахади, – открыл калитку. – Вот в тот дом иди, там всё скажешь.
Отцу позвонил спустя пять дней:
– Папа, я в школе подготовки специалистов…
– Сын, ты всё-таки решил.
– Да, папа. Ты маме как-то объясни. У меня всё хорошо. Обнимаю вас.
Никита вместе с другими курсантами бегал выматывающие кроссы, лазил в окна на этажи, стрелял из всякого стрелкового оружия, кидал гранаты, учился, как ножом обезвредить противника, а приёмам каратэ обучал других сам. По физическим данным, наблюдательности и умению точно поражать цели его определили в снайперы. Скоро его просьба отправить на фронт была удовлетворена. И вот он, покачиваясь в БМП, цепко держа СВД, рассматривал соседа напротив – своего помощника, с которым сдружились во время месячной подготовки. Ни капли страха в тёмных глазах, а отросшая бородка, скрывая юный возраст, придавала ему солидность, позывной «Ёрш». «Этот в бою не подведет», – подумал Никита.
Боевая машина пехоты, подпрыгивая на рытвинах, оставленных взрывами снарядов и мин, среди развалин Мариуполя несла в своём «брюхе» вооружённых «до зубов» добровольцев в неведомое.
Никита вспомнил, как инструктор по снайперскому делу, напрягая голосовые связки, напутствовал:
– Разведчик, что стрекоза с её фасеточным зрением, которая видит вкруговую. Вы должны достичь такого уровня чувствительности, чтобы затылок, спина, уши и вообще каждая клеточка тела видели, ощущали всё вокруг, тогда вы выживете и победите врага. Выстрел должен быть тщательно подготовлен, выверен и точен. После выстрела быстрая смена позиции. В сегодняшней войне всё решают мгновения, замешкался, и тебя уже причислили к лику святых.
БМП резко затормозила. Команда:
– К машине! Строимся у левого борта.
Переговариваясь, отделение выстроилось у борта.
– Внимание! Движемся группками по три человека, расстояние семь – десять шагов, первая – справа, вторая – слева по дороге и так далее. Всем быть в готовности к бою. В домах прячутся снайперы. В случае выстрела, рассосредоточиться, укрыться за естественными препятствиями, как вас учили, а обнаружив, огнём подавить. При обстреле снарядами или минами падать на землю, прикрыв руками голову. Ваша жизнь в ваших руках, так говорят, я думаю – она в вашей башке. Радиосвязь постоянная. Всё! Бисмилляхи р-рахмани р-рахим! – Поднял к небу руки командир отделения Ахмад: – Вперёд!
Дни неслись лихим рысаком. Щетина покрыла лицо Никиты, зудело натёртое от приклада плечо, дурно пахло потное обмундирование, спёртый воздух с запахом гари щекотал ноздри, только облезлый приклад эсвэдэшки  нежил душу да успокаивала улыбка второго номера.
Развалины домов Мариуполя, взрывы снарядов и мин, стригущие воздух осколки, визг пуль, падающие или сползающие после выстрела из эсвэдэшки бандиты…   
 Сегодня с «Ершом» в засаде на втором этаже развалин огромного цеха завода «Азовстали», до рези в глазах, выискивают скрывающихся неонацистов и наёмников из «дружественных» стран.
– Никита, смотри, небольшой домик справа от разрушенной трубы, – ожил Ёрш, – пулемётчики устраиваются на крыше.
– Понял, – припал к прицелу Никита, – вижу.
Первый номер расчёта пулемёта удобно устроился, зыркнул в сторону помощника, но сказать ничего не успел, после выстрела упал на блестящую от битума крышу. Напарник, не поняв, что случилось, дёрнул мёртвое тело и пытался бежать, вдруг, выставив руки вперёд, словно упёрся в стену, пошатнулся и упал. Это был второй выстрел.
– Отлично! – прокомментировал Ёрш. – Уходим.
Подняв винтовку, Никита нырнул вслед за помощником в проём стены, а через несколько минут в подвале они ощутили дрожь стен, посыпалась штукатурка, услышали приглушенные взрывы. Снайпер, присев на ящик, вытащил из нагрудного кармана разгрузки мини радиостанцию, включил. Услышав голос командира, доложил:
– Ахмад, я Никита, минус два, пулемётчики.
– Понял, работайте.
Перекусили говяжьей тушёнкой и лепёшкой, запили крепким остывшим кофе.
– Никита, а почему у тебя такой ник? – поинтересовался напарник.
– Отец облагодетельствовал, у него друг был на войне с таким ником. А ты как стал Ершом?
– В детстве я был ершистым, никому не уступал, вот и припечатали кликуху на всю оставшуюся жизнь. Отец у меня правильный – директор гимназии, а я шалопай.  Когда я сорвался на войну, он наказал: «Сын, помни, в нашем роду трусов и подлецов не было, коли суждено, так умри с честью, а с позором домой являться не смей». Как думаешь, скоро выбьем клятых «нацыков» из Донбасса?
– Выбьем. Погнали на вторую точку.
Поднимаясь по широкой полуразрушенной лестнице, Никита заметил, что там, где они раньше сидели в засаде, обрушена стена, свисает потолочная плита и клубится, оседая, пыль. Подумал: неплохие артиллеристы у «укров», зазевайся мгновение, и некому было бы рассуждать.
Петляя между разрушенных стен и простенков, вышли на присмотренную ранее точку. Опрокинутый стол подняли и подтянули к окну. Никита удобно пристроил винтовку, через прицел оглядел окрестности. Ничего приметного. Ерш, в бинокль изучая пространство, вдруг прошептал, словно могли услышать в какофонии звуков войны:
 – Никита, смотри, железнодорожная будка, правее 50, три «духа».
 – Вижу, – припал к прицелу снайпер. Подумалось: куда они спешат? Первый, рослый, упакован в дорогую разгрузку с торчащей на груди мини-радиостанцией, заполненную: ножом, гранатами, пистолетом и запасными магазинами с патронами, в руках укороченная американская винтовка. Смекнул: «Это гость из-за бугра», приехавший на сафари. Говорили, что тут таких предостаточно: англичане, америкосы, поляки, даже цветного окраса. Под разгрузкой бронежилет, даже попу прикрывает, целься в голову, надёжней», – прошептал себе Никита.
Перекрестие легло на пошатывающуюся во время движения голову с фотокамерой, палец привычно надавил на спусковой крючок. «Гость» споткнулся и грохнулся на землю.  Перекрестие СВД легло на лицо второго, пытавшегося завернуть за угол здания. Лёгкий толчок в плечо, и «азовец», неестественно крутнувшись, медленно сполз вдоль стены. Третий замешкался, оглянулся, но очередная пуля нашла и его.
– Быстро уходим! – крикнул снайпер, но выполнить свой приказ не успел. Перед глазами сверкнуло, больно ударило в левое плечо и голову, сдавило грудь. Падая, услышал громкий звук и провалился в беспамятство.
– Никита, Никита, ты живой!?  – тряс его контуженый Ёрш, размазывая по лицу струящуюся из носа кровь. – Никита, вставай, пошли, – и сам опустился на пыльный пол.
…Никита услышал голос:
– Повезло парню. Говорили, что мина разорвалась почти рядом, десять осколков извлекли, из головы один. Второму больше повезло.
На проходной в военный госпиталь, старший лейтенант, глянув на орденскую колодку с орденом Мужества спросил:
– Вы к кому?
– Сын мой в травматологическом, Мальцев Никита, простите, Никита.
– Подождите, пожалуйста, – офицер направился в комнату с оборудованием связи и управления. Через минуту вышел: «Разрешите ваш паспорт», – взглянув на фото, перевёл взгляд на посетителя:
– Извините, так положено.
– Я также военный, подполковник запаса…
– Я понял по орденской планке и выправке. Проходите, корпус номер три, там вас встретят.
В пути у Константина учащённо забилось сердце. Ну что ты? Ведь жив, только ранен, так ведь и ты прошёл госпиталя, хотя в непогоду ноет правое предплечье.
При входе в двухэтажное здание Константина Алексеевича встретила медицинская сестра:
– Вы к Никите?
– Да.
– Идите за мной. Ваш сын молодец, уже сам ходит по коридору, просился гулять на улице, но врач пока не разрешает.
У двери с надписью: «Начальник травматологического отделения» медсестра остановилась, постучала и открыла дверь: – Отец Никиты.
– Проходите, – раздалось из глубины кабинета.
Переступив порог, отец остановился. Перед ним стоял в медицинском халате, седой моложавый мужчина:
–  Орлов Петр, заведующий отделением, – протянул руку для приветствия. – Валентина Сергеевна, предупредите Никиту, мы позже подойдём.
– Мальцев Константин Алексеевич, – представился, пожал протянутую руку. – Здравия желаю!
– Проходите и садитесь.
Когда гость сел, врач занял своё место.
– Говорить буду, как есть. Ваш сын рассказывал, что и вы были ранены и лечились в госпиталях. Так вот, поступил он тяжёлым. Контузия. Осколок в правой части головы, но повезло, застрял в кости. Два осколка в левом плече, осколок в ребре, перебита берцовая кость левой ноги. Большая потеря крови. Доставили с фронта на вертолёте полуживым. Прооперировали, осколки не нарушили жизненно важных органов. Ногу собрали. Память восстановилась, много рассказывал о вас, о маме, о своих фронтовых друзьях. Но пока он слаб, думаю, что через неделю можно будет и на улицу.
– Простите. Я ведь узнал, что сын в госпитале из телевизора, когда ему заместитель министра обороны вручал орден Мужества. Им, что, телефоном пользоваться не разрешают?
– Что вы?! – удивился врач. – Многие, чтобы не расстраивать родителей, о ранении или госпитализации скрывают, некоторые бахвалятся. Ваш Никита мне сказал: «Выздоровею, сам дома появлюсь, а потом на фронт».
– Да, он и раньше звонил редко, а как уехал на Донбасс, вообще перестал. Жена поседела. Раньше мы не ходили в церковь, но после того, как сын уехал воевать, жена чуть ли не каждый день бывает в храме и молится о здравии сына, желая быстрой победы нашему воинству. А я думал так: если не оповещают о смерти, значит, жив. Я тут гостинцы от мамы сыну привёз, выпечку разную, он очень любит. Можно передать?
– Да, конечно. Пойдём.
Переступив порог палаты, отец замер: перед ним стоял, опираясь на костыли, почти седой сын.
– Никита! – сделал несколько шагов отец, чтобы обнять сына, но был остановлен врачом.
– Простите, пока обнимать его нельзя.
– Папа! – Из глаз сына выступили слёзы. – Прости, что не звонил. Как мама? У меня всё нормально, скоро буду бегать. Спасибо Петру Александровичу, моему спасителю.
– Мама здорова, только поседела. Всё ждала звонка…
– Там была война, пап. Ты же сам был на войне.
– Проходите, садитесь, – указал врач на стул у кровати Никиты. – Да и ты не здорово храбрись, садись на кровать. Я с медсестрой пойду, у нас работа.
О чём говорили отец и сын, два русских воина, известно только им.





***