На полеты

Весной 1994 года, наконец-то, подходит момент, ради которого мы все собрались на третьем курсе Качинского училища летчиков – выход на полёты. На центральной базе училища в общежитии царит возбужденная активность. Курсанты получают лётное обмундирование. Вовке-каптёрщику я подогнал сникерс, чтобы получить не синий, а камуфлированный комбинезон. Они только начали появляться и на фоне обычных синих выглядели круто. Разделили нас по учебным полкам, я попал в Бекетовку, в 1 эскадрилью, 706 УАП. И вот, в один прекрасный день бортовым «Уралом» нас доставляют в учебный авиаполк. Разместились в одноэтажной казарме. Нас построил командир эскадрильи, подполковник Гришин.

-Товарищи курсанты! Вам повезло, вы попали в лучшую эскадрилью, лучшего полка, самого лучшего авиационного училища! Можете забыть всё, что вам рассказывали о полетах в теории. Летчик-инструктор теперь для вас - главный человек в жизни, он вас научит летать и всему остальному. Все вопросы решать через них.

- А зачем же мы готовились два года? …На тренажерах летали? – в строю всегда найдется кто-нибудь, озвучивающий в голос всеобщие мысли.

- А плохо, видимо, вас готовили, не научили из строя не выкрикивать. То, что вы кабину самолета изучили, это пригодиться. Но мы и без этого всего вас натаскаем, но, возможно, не всех. Деревянных обстругивать не будем, и сопли подтирать тут некому.

Тут мы, наконец, поверили, что летать нас все-таки научат. Пора бы уже, на третьем году училища.

Перед полетами выполнили необходимые два прыжка с парашютом и тренировочное катапультирование на НКТЛ-39 (наземный катапультный тренажер летчика). Тренажер катапультирования заряжался пиропатронами на перегрузку 8-12G, это послабее, чем в реальном катапультном кресле.

- Эй, парни, вы куда идете?

- «Стреляться», – такой диалог при этом можно было услышать.

Курсант садился в кресло, пристегивался и, преодолевая страх катапультирования, должен был потянуть ручки, приводящие к срабатыванию пиропатрона. Его выстреливало пинком под зад из кабины вверх по рельсам на высоту метров семь. Если голову не прижмешь к заголовнику, то подбородком о грудь свою могучую стукнешься. А правильное положение головы при катапультировании запомниться на всю жизнь вместе с болью в шее. Ходили слухи, что это страшное устройство использовалось для выполнения абортов у легкомысленных подруг технарей и летчиков, но думаю - это байки.

Перед полетами была оформлена куча документации, сданы зачеты по самолету, аэродрому, радиообмену. И вот она – первая летная смена. Расскажу об организации полетов, думаю это будет любопытно. За день до полетов проводится предварительная подготовка. Инструктора разбирают с курсантами планируемые задания. Всё расписывается в рабочую тетрадь. Полеты как правило проводят в две смены, до обеда - одна эскадрилья, после пересменки летает другая. Курсанты летают с инструкторами. Сначала выполняют простые упражнения, постепенно переходят к более сложным. Освоив упражнение, получают допуск к самостоятельному полету. Перед этим курсанта проверяет командир звена, замкомэска или начальники повыше. На лётную смену инженерный состав выкатывает 10-15 учебных самолетов Л-39 и размещают их на ЦЗ (центральная заправочная). Командиры заранее готовят плановую таблицу, где расписано, кто, на каком борту, какое упражнение летает. На старте, где размещаются летчики, работают громкоговорители, куда транслируется радиообмен, и можно оценивать ситуацию в воздухе.

И вот мы строем шагаем на аэродром. Видим, как взлетает разведчик погоды. Впитываем в себя все новые впечатления, запах сгоревшего керосина, радиообмен из динамика, четкое взаимодействие летного и технического состава. Лётная и техническая форма - без погон, общение - без лишних общевойсковых условностей.

Первый полёт выполнялся в пилотажную зону для ознакомления с управлением самолетом и районом аэродрома. Дальше начинаются полеты по кругам. Первым делом курсант должен освоить взлет и посадку. В нашей летной группе было 4 курсанта. Летчик-инструктор - возрастной, опытный майор Калинин. У каждого инструктора были свои подходы к обучению. Наш был очень обстоятельный, спокойный, интеллигентный, никогда не повышал на нас голос, не требовал уставных отношений. Но это все было только на земле. В воздухе он превращался в настоящего дьявола. Первый полет стал для меня шоком.

-Лёха, ну куда ты тянешь? Крен убери! Скорость, скорость… Бля, куда задрал? Где доклад, х№ли молчишь? Проскакиваем третий, быстрее в разворот! Закрылки кто выпускать будет? Крен убери!!  «;%:?:%№*:% !!! Убьешь нас щас!!!

Сели. Зарулили… Я весь в унынии, подхожу к шефу (так мы, уважительно, называли инструкторов), докладываю, в ожидании разноса.

-Товарищ майор, разрешите получить замечания.

-Ну что, Алексей, в воздухе ориентируешься неплохо, действия адекватные, молодец! Готовься, у тебя ещё круги через час.

-Есть! – я выпучил глаза, пошел на «квадрат».

Через полчаса, с округленными глазами, подошел Мишка.

-Миха, ну как?

-Леха, что творилось в воздухе, ты не представляешь. Шеф орал на меня весь полет, я чуть не катапультировался. Глянь, у меня руки трясутся до сих пор.

-Ты такой не один. На меня тоже орал благим матом. Видимо мы столкнулись с специфической методикой обучения, придется привыкать.

И так было всегда, на земле ни разу матного слова от шефа не слышал, а в воздухе он меня ощутимо взбадривал. Но зато я быстро освоил четкое выдерживание режимов полета и на проверках техники пилотирования не подводил. В этом был его эффективный педагогический прием.

Но были офицеры, владеющие острым словом, которые не стеснялись обучать молодую поросль его премудростям в наземных условиях. Дабы летчик не терялся потом в боевой обстановке, когда весь радиообмен переходил на специфическую короткую, зашифрованную передачу информации. При этом сторонний гражданский человек мог принять такой радиообмен за матную брань, а враг в принципе вообще ничего не мог понять. Штурман эскадрильи, Василий Иванович, на построениях по разбору каких-либо замечаний в службе или полетах самозабвенно выдавал экзотические обороты русской речи. Он заботливо нагромождал их этажами друг на друга. Смысл выражений, вначале казавшийся вполне определенным, в дальнейшем начинал блуждать в деепричастиях, междометиях и казалось, был потерян навсегда, но вдруг неожиданно проявлялся четко очерченный побудительным глаголом и завершающим нежным обращением к слушателям - «охуярки». Все стояли потрясенные. Я не вправе разглашать тут секретный набор слов, у вас наверняка нет допуска.

Еще один прием от старых советских инструкторов применил мой шеф. На одной из предварительных подготовок я сидел, держа левой рукой литровую банку с водой, как рычаг управления двигателем (РУД) и водил ею вперед-назад, чтобы вода не расплескалась. Это упражнение мне назначил Калинин после того, как я на посадке слишком резко работал РУДом.

- Ни хрена себе, куда дергаешь? Убьёшь меня…! Плавно, с..к..а, убирай! Куда б..№..я сунул? – это было, как вы догадались, в воздухе.

- Лёша, ты почему на выравнивании РУД рывком убираешь на малый газ? Нужно плавно убирать обороты, соразмерно приближению земли. Это у тебя от планеров осталось, наверное, там двигателя не было. А самолет без оборотов не летит. Напомни на предварительной, я знаю упражнение для отработки плавности движений. – Это был монолог через несколько минут, уже на земле.

В результате двадцатиминутного упражнения с банкой - левая рука сама запомнила, как плавно убирать обороты. Это молодым инструкторам на заметку. Когда требовалось добиться плавности работы ручкой управления самолетом (РУС), проделывали такие упражнения правой рукой. В запущенных случаях использовалась трехлитровая банка.

Спустя некоторое время я летал в тишине, шеф сидел в заднем кабинете и удовлетворенно молчал, придраться было не к чему. Подходило время первого самостоятельного вылета. На КДП в коридоре на первом этаже ласточки свили гнездо, вернее не свили, а слепили у потолка. Они носились у нас над головами, откармливали своих птенцов. Удивительное дело, нигде не видел больше их так близко, да еще и внутри помещения. Думаю, что-то роднило авиаторов и ласточек. По этой причине двери в коридор не закрывались, и птицы спокойно пролетали к гнезду и обратно. В тот день, когда курсанты начали вылетать самостоятельно, мы увидели, как караван ласточек с птенцами, штук семь, с радостным писком проносились друг за другом по коридору, тоже встав на крыло. У птенцов ласточек начались тренировочные полеты.

А что же у нас? Для летчика это незабываемый день. Курсанты запасались пачками сигарет. Это старая традиция, независимо от того куришь ты или нет. Перед первым самостоятельным вылетом техник подкладывал под колеса две пачки, на удачу. После полета, пачку отдаешь инструктору, пачку - технику самолета, пачку - на КДП руководителю полетов. Потом бегаешь счастливый и предлагаешь по сигарете всем желающим на старте.

Я слетал с проверяющим – начальником училища генерал-майором Набоковым. Тут возникла некоторая неразбериха с позывными. У начальника училища естественно был позывной два ноля один, а у меня по стечению каких-то обстоятельств - двести один. От этого в группе руководства полетами начало накапливаться недопонимание и хаос. Переспрашивать они часто не решались, все-таки начальник училища на полетах. Но по большим паузам в радиообмене ощущалась мозговая активность, направленная на то, чтобы разобрать, где курсант, а где генерал. В судьбоносный для меня момент мы оказались в одном самолете.

- …Повторите, кто запрашивал?

- 201-му запуск.

- 201-й запускайте…

- 201-й выруливайте, - руководитель полетов дал мне разрешение, не дожидаясь запроса, отследив по времени, что мне пора выруливать. Набоков по СПУ прокомментировал энтузиазм РП и напутствовал меня незамысловато:

- Не ссы, действуй спокойно, как учили.

Я так и поступил. После двух контрольных полетов замечаний не было. Получил допуск к тренировочным полетам. По отработанной схеме – осмотр самолета. Прыгаю в кабину, запрашиваю запуск.

- 01-му запуск..,

У нашей эскадрильи курсанты получили цифровые позывные начиная с 201-го. Когда курсант вылетал самостоятельно, он переходил на двухзначный позывной, чтобы группа руководства и летчики слышали по радио, что в кабине сидит, и в тоже время перемещается в пространстве, источник повышенной опасности.

- 01-й запускайте,

- От турбо.

- Есть от турбо. – Запускаю турбостартер. Он со свистом раскрутился, выпуская струю раскаленного воздуха в бетон стоянки.

- От двигателя

- Есть от двигателя, - Нажимаю кнопку, пошли обороты, РУД на малый газ...

Закрываю с помощью техника фонарь, герметизируюсь, шум турбины стихает. Начинаю проверку самолетных систем и двигателя. Запрашиваю вырулить. Рулю на взлетную. За всеми этими процедурами забывается, что ты один в кабине. Выруливаю на полосу, запрашиваю взлет, получаю добро. Обороты на максимал, стрелочка оборотов компрессора высокого давления бежит к отметке 106%, держу немного на тормозах, отпускаю. Элочка задирает носик и весело начинает разгоняться, делает это быстрее обычного. Конечно, никого же нет с тяжелым набором нецензурных выражений в заднем кабинете, или есть? Смотрю в зеркало. Да нет там никого, ураааа! Самолет перестает постукивать колесами, отрыв, окунаемся с ним в шипение воздуха и свист двигателя. В процессе полета еще несколько раз смотрю на заднюю кабину, точно никого нет. На посадке нельзя лопухнуться, все смотрят. Нужно выйти четко в створ ВПП, колесики раскрутить. И нос не бросать сразу, а пробежать с гордо поднятым носовым колесом. Так и делаю, три раза. Заруливаю, встречают шеф и друзья, кто свободен от обязанностей на старте.

-Товарищ майор, курсант Гринько, три тренировочных по кругу выполнил!

-Молодец, наблюдал, посадка на пять! – жмет мне руку. Парни подхватывают меня на руки и по традиции бьют задницей об фюзеляж самолета. Раздаю вылетные сигареты - шефу, технику, друзьям. Бегу на КДП, докладываю руководителю полетов и тоже угощаю сигаретами. Сидим в курилке полные впечатлений, обсуждаем тонкости посадок.

-14-й на четвертом, шасси, закрылки выпустил. – слышим из динамика радиообмен. Это Серега, вылетает самостоятельно. Сейчас приземлится, бежим встречать, закатывать самолет и стукать Серегу о фюзеляж и получать от него вылетные сигаретки.

Не у всех процесс шел гладко. Кто не справлялся, получали дополнительные полеты (допы) с инструктором и вылетали после этого. Если опять не получалось, то списывались с летной работы. Конечно, можно натаскать, дать больше допов, поручить более опытному инструктору. Сейчас, когда пилотов не хватает, так и делают. А тогда было распоряжение списывать всех нещадно, авиация была в упадке, полетов в боевых полках было мало, шли сокращения полков, пилили технику, летчиков было навалом. Бывали выпуски, которые целиком после выпускного отправляли в запас.

Как, там работает отдел стратегического планирования в нашем генштабе, я точно не знаю, но, наверное, так:

…В накуренной комнате двое подполковников склонились над большим напольным глобусом. Пепельница на краю старинного стола с зеленым сукном была наполнена дымящимися окурками.

- Петр Викентьевич, ну вроде все направления ударов и рубежи сосредоточения в день «Д» набросали. Остались еще нерешенные вопросы?

- Эдуард Аполлинарьевич, у нас что-то молодых пилотов много, а самолетов мало. Какой стратегический шаг здесь можете предложить?
- Дайте команду промышленности нарастить выпуск самолетов, а в учебные полки разошлите директиву, курсантов пусть списывают по любому поводу. Да и училища нужно сократить. Одно оставьте.

- Зачем же мы их учили и деньги тратили?

- Ничего страшного, в народном хозяйстве пригодятся или в гражданской авиации.

…Прошло 10 лет…

- Эдуард Аполлинарьевич, поздравляю Вас с очередным званием.

- Благодарю Вас, Петр Викентьевич. Есть какие-то нерешенные стратегические вопросы?

- Никак нет. Хотя… некая безделица осталась. У нас тут неожиданно самолеты промышленность наклепала, их прям немало теперь и на них летать некому. Не знаю, какой можно стратегический ход предпринять?

- Уменьшить количество самолетов мы очевидно не можем. Тогда увеличим набор в летные училища.

- Так у нас одно училище осталось.

- Как одно? А, ну да, помню. Увеличьте набор в него. И пусть курсантов теперь не списывают.

- Как же не списывать? Летать ведь не все рождены.

- У нас армия или серпентарий? Приказать, чтобы все летали! Списывать запретить! Никого в запас не увольнять и по медицине не списывать!

- Их же учить еще несколько лет. Что-то мы не рассчитали заранее.

- Заранее рассчитать, когда? Вы же, Петр Викентьевич, сами знаете, мы стратегическим планированием загружены, учения, штабные игры и всё такое.

- Может денежное довольствие увеличить?

- Их же кормят и одевают за счет государства. Вы что, авиаторам ещё и деньги платите? Ха, ха… Шучу! Ну сделайте надбавку какую-нибудь, например, за сдачу спортивных нормативов. Да, ещё призовите из запаса кого сможете…

- Слушаюсь. Записал. Директиву отправлю…

- Ну что ж, Петр Викентьевич, стратегические решения выработали, с глобусом поработали, директивы отправили, пора и честь знать.

- Дасс, Эдуард Аполлинарьевич, Родина может спать спокойно, пора и нам по домам…

…Некоторых моих товарищей, после почти 15-20-ти лет гражданской жизни привлекли обратно в военную авиацию. Они же борозды не портят. И теперь успешно выполняют такие ответственные задания по защите нашей Родины, о которых вам не то-что читать, а даже мне писать нельзя (ещё лет пять).