Александра Куракина. Муза подсобного хозяйства

    1970-е годы. День Победы - 9 мая. Москва.
    Встреча ветеранов СЭГа 290.
    Фото сделано на Тверском бульваре у памятника
    русского учёного К.А. Тимирязева.
    На обороте снимка написано: "Все ещё живы".
   
    
           АЛЕКСАНДРА КУРАКИНА. МУЗА ПОДСОБНОГО ХОЗЯЙСТВА ГОСПИТАЛЯ

     Любой человек, но прежде, конечно, медработник, когда речь зайдёт о лечебном учреждении, госпитале, скажет, что, кроме операций, лекарств и различных процедур, пациентам нужна еда; они должны лежать на чистом белье и носить чистую одежду.
   То есть речь идёт о хозяйственных отделах лечебных учреждений. В этом плане ничего не может меняться, когда начинается война. Только появляются трудности с доставкой продуктов и всего прочего, необходимого для раненых и персонала.

   В один из дней июля 2022 года, во время специальной военной операции в Донбассе,  по телевидению прошёл сюжет о походной военной кухне. Оборудована по последнему слову походных кухонь.
   Молодой повар – военнослужащий Российской Армии - в лихо сдвинутом набок белом колпаке показал, что готовит. В меню для бойцов суп, мясное блюдо и … не услышала слово «компот», но что-то подобное, конечно, есть.
 
  Показал он и огромные (литров на пять) стеклянные банки с уже заготовленной капустой – для борща. Уверена, что борщ варят "по рецепту" поэта-фронтовика Александра Твардовского:
 "Чтоб в котле стоял черпак по команде: "Смирно!"
  Только хлеб пекут, условно говоря, на материке и привозят уже готовый в районы военной зоны.
   
                СТРАНИЦЫ ИЗ БИОГРАФИИ ГОСПИТАЛЯ

   Кто читал здесь ещё какие-то материалы о сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) № 290 Западного, а с 1944 года – 3-го Белорусского фронтов (Западный был разделён на несколько фронтов; здесь и дальше в скобках мои пояснения – Л. П.-Б.), тот понял, что большую часть времени в годы Великой Отечественной войны этот госпиталь провёл «на колёсах», двигаясь вслед за фронтом.
   Исключение составило его пребывание в Москве с октября 1941 по март 1943 гг. Оседлый образ жизни, выражаясь мирским языком, был ещё в Пыжовском лесу. Об этом рассказ дальше.

    По решению Санитарного управления Вооружённых Сил СССР, СЭГ 290 был сформирован в июле 1941 года в тогда ещё прифронтовом городе Вязьма Смоленской области – как основная медицинская база Западного фронта.
    За месяцы, что госпиталь провёл в Вязьме, раненых принимали и оказывали им помощь в опустевших цехах городского маслозавода (очевидцы рассказывали, что там пахло маслом); операционные, перевязочные, сортировочные отделения работали в приспособленных для этих целей пакгаузах железнодорожной станции Новоторжская (там же, в Вязьме).

   Когда появилась необходимость (налёты вражеской авиации были почти беспрерывны; от зданий в городе остались лишь руины), персонал вырыл землянки и в них делали операции, перевязывали, переливали донорскую кровь.
   В СЭГе 290 раненые не задерживались. К станции Новоторжская приходили с ранеными поезда –«санитарные летучки» и они же увозили в тыл тех раненых, которым была оказана медпомощь, и кто мог перенести долгую дорогу. Эвакуировали их также самолётами и на разных автомашинах.

   Из истории Великой Отечественной войны известно, что в начале октября 1941 года чрезвычайно осложнилась обстановка на Западном фронте, защищавшем Москву (не только этот фронт). Ефрейтор Гитлер, задумав поход на Советский Союз, предполагал, что уже летом 1941 года он будет принимать парад своих войск на Красной площади в Москве.
   Не получилось, чему, как писали его биографы, он был очень удивлён. И, конечно, обозлён. Даже отправил в отставку какого-то своего генерала, который прислал депешу с просьбой доставить зимнее обмундирование, так как немцы на советских территориях стали замерзать. Зима в тот год была ранней.
  Гитлер бросил армаду своих танков, самолётов и прочего другого, что стреляло, разрушало и убивало, на захват Москвы.

   В СЭГ непрерывным потоком поступали раненые. К началу октября на территории госпиталя их скопилось более трёх тысяч; многие были на носилках или лежали на траве. Машин не хватало.
   О том, как эвакуировали всех раненых, как добывали разносортный транспорт, есть в воспоминаниях ветеранов госпиталя, здесь опубликованных.
   Вязьма горела. СЭГ 290 мог оказаться в окружении фашистов.  В первых числах октября 1941 года штаб госпиталя получил приказ: передислоцироваться в Москву. Это также был трудный путь.  Большой обоз машин с госпитальным имуществом и персоналом был хорошей приманкой для самолётов врага. К тому же, не хватало горючего для машин.
               
   Первый адрес расположения СЭГа 290 в Москве – здания то ли госпиталя, то ли института в Амбулаторном переулке (район Сокола). Быстро обустроили несколько операционных отделений, перевязочные, приёмные, сортировочные… Сразу же стали поступать раненые.
   Фашистские самолёты налетали на столицу днём и ночью. В одну из бомбёжек несколько тяжёлых бомб попало на территорию госпиталя. Погибло несколько человек из персонала. Здания были сильно разрушены.
   И тогда СЭГ 290 переехал в старинный район Москвы – Лефортово; занял корпуса эвакуированного в тыл военного госпиталя (он был потомком госпиталя, открытого по указу русского императора Петра Первого).
   Сейчас там работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. На стене одного из его корпусов есть Мемориальная доска, напоминающая о том, что в годы Великой Отечественной войны в его стенах персонал СЭГа 290 принимал и спасал раненных (обожжённых, обмороженных, контуженных, больных) советских бойцов.

                ДАЖЕ КАРТОШКИ НЕ ХВАТАЛО

   В послевоенные годы бывший начальник СЭГа 290, военврач, полковник медицинской службы Вильям Ефимович Гиллер (1909-1981) написал документальную повесть «Во имя жизни. Записки военного врача» (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва – 1956 г.).
   На её первом листе такие трогательные слова: «Друзьям и товарищам по Западному фронту посвящает свой скромный труд автор». В повести история, фронтовые дороги госпиталя; рассказы о тех, кто служил в нём все годы войны. Большая ценность книги и в том, что это – свидетельства очевидца, а не перепев чьих-то рассказов.
   Я уже не один раз брала цитаты из этой повести. А сейчас о том, как персоналу госпиталя пришлось сажать морковь и прочие овощи, доить коров…

   Март 1942 года. В. Е. Гиллера вызвали в Московский комитет коммунистической партии. Зачем? Вильям Ефимович не знал.
   Из названной повести:
   «Пригревает мартовское солнышко. Дворничихи с завидным упорством соскребают лёд с тротуаров. Радует солнце, радуют дворничихи, радуют проходящие мимо танки, их молодые командиры с флажками в руках, - высоко подняв головы, они выглядывают из башен.
   Освобождены города Сухиничи, Мятлево и Юхнов. Напряжение в госпитале несколько спало. Наша «эмочка» пережидает, пока пройдёт танковая часть – новое пополнение фронта.

   Остановилась и старушка, закутанная в тёплый платок, с авоськой в руках, - из-под мороженой картошки и небольших кульков (наверно, отоварила карточки) выглядывают стоптанные детские башмачки. С тяжёлым придыханием она шепчет вслед танковой колонне: «Господи! Помоги и спаси их, Господи!».
   Её доброе сморщенное лицо с посиневшим носиком трогательно; трогательны и башмачки. Трудно жителям столицы. А сколько таких старушек помогают нам, облегчая уход за ранеными, стирая и ремонтируя их бельё!

   Секретарь Московского комитета партии Александр Сергеевич Щербаков встретил нас, приветливо улыбаясь. На этот раз он выглядит бодрей и жизнерадостней – сказываются отрадные вести с фронта.
   В кабинете вижу начальников других госпиталей и члена Военного совета фронта по тылу.
   Как бы про себя, поглядывая на окно, товарищ Щербаков произносит:
   - Весной пахнет. Тепло. Так вот, друзья, вызвал я вас по такому поводу. Плохо кормите раненых. Побывал я в нескольких госпиталях. Спрашиваю: «Молоко раненым даёте?» - Отвечают: «Только тяжело раненым». – «Какие овощи даёте?» - «Кроме картошки, и то не всегда доброкачественной, да сушеного лука и моркови – почти ничего».
   Разве не так? – обратился он ко мне.
   Я смущён и молчу.

   - Вы все врачи со стажем. Не юноши. Я не собираюсь вам читать лекцию о влиянии свежих овощей и молока, и, вообще, витаминизированного питания на заживление ран. Но вас самих неужели удовлетворяет положение с питанием раненых?
   - Простите, - бормочу я. – Но обеспечение молоком и овощами не входит в функции госпиталя, тем более что у нас нет своего подсобного хозяйства. Да и вряд ли мы задержимся в Москве надолго. Мы же фронтовой госпиталь.

                СТАДО ПЕРЕКИНЕМ ПО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

    Где-то мне попадалась такая информация. Когда более-менее был налажен контакт СССР с лидерами «второго фронта» (США и Англия) и в Советский Союз по ленд-лизу (надеюсь, все знают, что это не благотворительные дары, а кредит, который потом выплачивался) пошли грузовики «студебекеры», военная техника, продукты то советские представители просили, возможно американцев, присылать побольше сливочного масла.
   А от ветеранов СЭГа 290 – врачей я слышала, что все годы войны раненых в госпитале кормили хорошо.  Гораздо лучше, чем персонал. Сливочное масло (другие молочные продукты, мясо) в рационе раненых помогало ранам быстрее заживляться.
   Известно, что после излечения в госпиталях, многие солдаты и офицеры вновь возвращались на фронт. Опыт «обстрелянных» фронтовиков очень ценился.

    Продолжение той встречи в Московском комитете партии:
   - Не исключено, что ещё придётся задержаться, - вмешался в разговор член Военного совета Иван Сергеевич Хохлов, - и придётся подумать о расширении подсобного хозяйства. Создали же вы всякого рода мастерские.
   Щербаков, пытливо оглядывая нас своими живыми с искоркой глазами, улыбнулся и сказал:
   - А что касается упомянутой вами функции, то не вредно вспомнить, что в математике функция есть величина переменная, зависимая от условий. Разве мало новых функций все мы выполняем? Ничего не поделаешь. Война…

   - А как же будет с подсобным хозяйством, если придётся передвигаться?
   - Впереди вас ждут не молочные берега и кисельные реки, - сказал член Военного совета, - а разорённая земля, пустыня, разрушенное вконец хозяйство. Разве плохо будет, если вы двинетесь вслед за фронтом со своим запасом овощей, со своим стадом?
   Стадо перекинем по железной дороге или погоните по грунту…

   - Давайте, товарищи, ближе к делу, - сказал товарищ Щербаков. – Мы поможем вам создать подсобное хозяйство. Я назову вам районы и колхозы, с которыми вы свяжетесь и заключите договора. Только не жадничайте. Многого они вам не дадут, но участки неосвоенной земли предоставят; молодняк – тёлок и поросят – тоже.
   У вас на пищевых блоках остаются сотни пудов отходов. Используйте их. Считайте создание подсобного хозяйства одной из самых важных задач, или как здесь назвали, функций.
   - Где взять людей? – этот вопрос задали сразу несколько человек.
   - Не прибедняйтесь, - сказал член Военного совета. – Используйте в свободные часы персонал и выздоравливающих раненых. Для нас не секрет, что в каждом госпитале созданы такие нештатные команды. Знаем и молчим. Словом, людей найдёте…

                КУРАКИНА, УРОЖЕНКА СМОЛЕНЩИНЫ

  «Новые заботы навалились неожиданно: семена, рассада, инструктаж людей. Шутка сказать, только под овёс и картофель предстояло вспахать более двадцати гектаров, - вспоминал В. Е. Гиллер. - Я даже развеселился, представив себе Александра Архиповича Шлыкова (ведущий нейрохирург СЭГа 290; воспоминания о нём опубликованы здесь же) в профессорской шапочке и халате до пят на прикреплённом к его отделению участке.

   Горячие споры возникли на совете «старейшин». Степашкин, Штомпель, Савинов, Полещук спорили горячо, но не долго. Наш «собственный агроном» - секретарь партийной организации Полещук стал душой этого дела, хотя вся организационная сторона легла на плечи Ивана Андреевича Степашкина (интендант, заместитель начальника госпиталя по хозяйственным делам).
   Он тут же переговорил с командиром автороты Дворкиным о ремонте старенького трактора, усмотренного им на задворках МТС (машинно-тракторная станция) неподалёку от Кубинки, куда они недавно ездили за трофейными автомашинами.
   Подумав немного, он предложил возложить руководство хозяйством на Александру Дмитриевну Куракину.

   Минут через десять в дверь осторожно постучали. Вошла маленькая, крепкая женщина с аккуратно причёсанными волосами, повязанными чистой косынкой. Она осторожно присела на край стула.
   Куракина, уроженка Смоленщины, была эвакуирована раненной и осталась после выздоровления в нашем госпитале. До войны работала в колхозе бригадиром, награждена Орденом Ленина за высокий урожай льна. Муж погиб на фронте. Сын в армии.
   Я рассказал ей о наших планах.
   - Дело знакомое, - сказала она.- Надо торопиться.

   Через два дня Александра Дмитриевна, Степашкин и я выехали в колхоз «Новая жизнь». До войны колхоз владел большим поголовьем и отличным парниковым хозяйством. Сейчас скот колхоза находился в восточных районах страны, но, несмотря на это, женщины с трудом управлялись с хозяйством, часть земли оставалась необработанной.
   Председательница колхоза встретила нас не очень приветливо (сердилась, что опоздали более чем на час; не рассказали о разбитых дорогах).
   - Пойдёмте! Покажу вам, что сможем передать из построек, а потом проедем в поле.
   С деловым видом шагала рядом с ней Куракина, забрасывая председательницу вопросами. Счастливая и довольная, она практически вникала во все колхозные дела. Оставив её здесь вместе со Степашкиным, чтобы они оформили договор с колхозом на общем собрании, я вернулся в госпиталь».

     (Упомянутые выше в тексте:
   ПОЛЕЩУК - в названной повести В. Е. Гиллер часто его вспоминал, но ни разу – с именем и отчеством и какими-нибудь подробностями из его жизни, кроме того, что до войны он работал агрономом.
   ШТОМПЕЛЬ Иван Фёдорович, помощник И. А. Степашкина по хозяйственным делам, «едкий на язык и колючий в обращении, скроенный из добротного материала»; благодаря его энергии в госпитале появились мастерские по ремонту обмундирования и обуви раненых, механизированные прачечные и многое другое;
  САВИНОВ Георгий Трофимович, заместитель начальника госпиталя по политической части; среди однополчан – комиссар).

                ПЕРВЫЙ СВОЙ ЗЕЛЁНЫЙ ЛУК

   А дальше всё закрутилось – завертелось. О подсобном хозяйстве поговорили на партийном и комсомольском собраниях. Сразу же появились добровольцы – работать на полях в свободное от дежурств время.
   Выдав бутцы и спецовки, хозяйственники отправляли их небольшими партиями в колхоз. А ещё: «Туда же завезли продукты, плотничий инструмент, медикаменты, физиотерапевтическую аппаратуру для лечения легко раненых». Член Военного совета фронта по тылу Иван Сергеевич Хохлов, как сказано выше, разрешил им помогать персоналу госпиталя в подсобном хозяйстве.

   Командир автороты Дворкин (начальник госпиталя назвал его «Молодец Дворкин!») достал где-то автоцистерну из-под молока и быстро приспособил её для перевозки пищевых отходов. Для скота и хрюшек. Животных также кормили в годы войны не сытно.
   Сразу же появились «Боевые листки», стенгазеты с информацией, что сделано и какая нужна помощь. Приветствовалась любая инициатива.

   «Весна выдалась ранней, приходилось торопиться, чтобы не запоздать с полевыми работами», - вспоминал В. Е. Гиллер.
   Вероятно, потом Вильям Ефимович со смехом рассказывал коллегам, что он, военный врач, и не предполагал, как у него будет «болеть голова» не о том, как добыть сотню-другую носилок для переноски тяжело раненых, а о том, что «только под овёс и картофель предстояло вспахать более двадцати гектаров пашни».

   Из повести «Во имя жизни»:
   «В лице Куракиной мы нашли замечательную хозяйку, прекрасного знатока сельского хозяйства. Через два месяца у нас появился первый зелёный лук, редиска и салат. Юношески восторженный Степашкин предложил послать в Московский комитет партии в подарок корзину с ранними овощами.
   Александра Куракина восстановила парниковое хозяйство, достала рассаду цветной капусты и помидоров. Каждый день товарищи из отделений после суточного дежурства выезжали к ней в помощь. Работа пришлась многим по сердцу.

   После душных операционных, перевязочных, мастерских, ванных комнат на воздухе дышалось легко; приятно ласкала глаза молодая поросль зелёных трав, листва деревьев.
   Вот тебе и школа жизни… Газовая инфекция и лук; ранение мозга и картофель; погрузка раненых на поезда и самолёты и свёкла; гипсовые повязки и поросята; учебные стрельбы из автоматов и морковь; лекции об агротехнике и строевые занятия…».
   
    Медицинские сёстры и санитарки на окнах палат и коридоров выращивали цветочную рассаду, а потом высаживали её в клумбах и на подходящих участках во дворе госпиталя.
   А у интенданта Ивана Андреевича Степашкина, «у которого аппетит всё возрастал», появилась мечта о собственной молочной ферме. Он поговорил с главным интендантом Западного фронта. Тот обещал отпустить необходимое количество денег на закупку коров и прочего для развития фермы. Нашлись в госпитале желающие поработать на молочной ферме.
   Удалось интенданту СЭГа 290 именно в 1942 году осуществить ту мечту, не известно. Госпиталь находился в Москве до середины марта 1943 года, то есть ещё почти год от появления своего первого зелёного лука, редиски и салата.
   Но бурёнушки всё-таки были в подсобном хозяйстве госпиталя.
   
   А первый результат был такой:
   «Когда наступил сбор урожая, самые скромные подсчёты Куракиной и Степашкина показали, что почти на полгода наши раненые будут обеспечены собственными овощами.
   При виде запасов картофеля и капусты, сложенных осенью 1942 года в овощехранилище, оранжевой моркови, ящиков с помидорами, на душе становилось отраднее. Работа на подсобном хозяйстве оказалась отличным средством лечения легко раненых. Да и на медперсонал она повлияла благотворно.
   Усталость, бессонница, головные боли исчезали через день-другой после приезда на работу в подсобное хозяйство».

                К ВЯЗЬМЕ НА «КУКУРУЗНИКЕ»

    А это уже, конечно, размышления В. Е. Гиллера послевоенные:
   «В мирное время невропатологи обычно советовали в таких случаях сменить обстановку… отдохнуть… Берусь с ними поспорить. Сменить обстановку – согласен! Но отдохнуть – возражаю! Наоборот. Надо работать физически.
   Устал? Пожалуйста, получай путёвку в колхоз. Действуй. Закаляйся. Трудись ручками и ножками – все болячки снимет как рукой. Честное слово, будь у меня власть, я бы всех неврастеников и сангвинических толстяков в порядке профилактики нервных и сердечных заболеваний обязал проводить свой отпуск в колхозе».
   
    После войны Вильям Ефимович работал в разных больницах, преподавал студентам в медицинском институте. Но потом долгие годы в Москве он был главным врачом центральной поликлиники Литературного фонда Союза писателей СССР; лечил прозаиков, поэтов, литературных критиков и членов семей литераторов.
   Возможно, и им, труженикам пера, которые много времени проводили, сидя за столом, фронтовой доктор советовал время от времени менять обстановку, чтобы поработать «ручками и ножками».

    … 1 марта 1943 года. Штаб госпиталя вызвал для разговора начальник Санитарного управления Западного фронта.
   Из повести «Во имя жизни»:
   « - Я вас вызвал, чтобы предупредить, что в самые ближайшие дни Ржев падёт. А раз Ржев падёт, будет открыт путь на ваше прежнее место – в Вязьму. Надо немедленно начать готовиться к переезду.
   Составьте подробный план переезда; часть имущества, наиболее громоздкого, перебросим на санитарном поезде, но это будет только тогда, когда восстановится железнодорожный путь.
   Всё необходимое для немедленного развёртывания работы на новом месте – инструмент, оборудование, электродвигатели, часть персонала – подбросим на самолётах, а частично на машинах.

   Всё у вас должно быть наготове. Как только дам команду, враз по коням и вперёд! Наступление войск фронта будет стремительное, чтобы использовать дороги до наступления весенней распутицы.
   Приказываю: сделать разведку в Вязьме, выяснить, что там осталось от жилого фонда. У нас получены сведения, что эсэсовцы жгут и взрывают все жилые постройки. Не очень рассчитывайте на получение палаток. Они больше нужны в дивизиях.
   В разведку хорошо бы слетать тебе самому, - говорит он в мою сторону (В. Е. Гиллера), - и там на месте лично всё проверить.

   И вот на «уточке», «кукурузнике» или «этажерке», как шутливо называли У-2, я лечу к Вязьме.
   3 марта передовые части освободили Ржев. В прорыв устремились войска Западного фронта, а за ними в путь тронулся и сортировочно-эвакуационный госпиталь 290 – основная госпитальная база Западного фронта».
   А овощи-фрукты, морковь-капуста? Вся эта продукция подсобного хозяйства двинулась вместе с операционными столами, бинтами, гипсом, носилками…

                ОСТАНАВЛИВАЛИСЬ ЧАСЫ, РАСПУХАЛИ РУКИ

   В воспоминаниях ветеранов СЭГа 290, опубликованных здесь же, есть подробности того переезда в Вязьму и работа там до лета 1944 года.
   Во время разведывательного рейса начальника госпиталя и его заместителей, выяснилось, что эсэсовцы превратили Вязьму и её окрестности в руины. Для приёма и размещения раненых, для операционных, перевязочных, сортировочных и других отделений нужна была крыша над головой. А вражеские самолёты продолжали налёты на Вязьму.

   Для безопасности раненых и персонала, по рекомендации Санитарного управления фронта, решено было построить подземный медицинский городок в мало проходимом Пыжовском лесу (более десяти километров от Вязьмы и Новоторжского железнодорожного узла).
   На фронте было некое затишье. За март-апрель 1943 года, в основном, силами персонала госпиталя, он был построен.  А в мае уже начали поступать раненые.  Предполагалось, что принимать подземный госпиталь будет 5 тысяч раненых (контуженных, обожжённых, больных; зимой – и обмороженных), а поступало их значительно больше.

   Небольшая часть из эмоциональных воспоминаний о той поре военврача – стоматолога, начальника челюстно-лицевого отделения СЭГа 290 Надежды Архиповны Полушкиной (1908-2005; в замужестве – Герасина):   
    «Зима под 1943 год была также суровой, многоснежной. В середине марта весь состав госпиталя со всем своим сложным хозяйством был переброшен в Пыжовский лес. И началась работа.
   На полянах леса очищались места от снега – готовилось место для развёртывания больших палаток. Быстро валились деревья, распиливались на доски. А затем они использовались для строительства всего, что требовалось для приёма раненых, оказания им помощи и, конечно, для палат.

   …В больших котлованах землянок, оставленных нами в 1941 году (есть информация, что там успели пожить и немцы), лежал прозрачный двадцатиметровой толщины лёд. Его надо было дробить и вытаскивать наверх. С этой работой наш трудолюбивый коллектив справился быстро.
   Труднее было выдалбливать из мёрзлой земли остатки крыш. Крючьями, ломами вгрызались в неподатливую землю и выкорчёвывали эти обрубки. От резкого удара ломом у многих «сэговцев» (так называли себя ветераны госпиталя) останавливались часы, распухали руки…

   Но работа продолжалась. Через два месяца были уже готовы землянки с новыми крышами на 200-300 носилок. В палатках для личного состава были установлены 3-ярусные козлы, а в центре стояла бочка-печка. Она обогревала помещение, на ней сушили мокрую одежду.
    Достроили узкоколейку. А территория госпиталя была обнесена изгородью. Её сделали из тонких берёзовых стволов. Надо отметить, что госпиталь не застраивался хаотично. Это было хорошо налаженное хозяйство.

   Подчеркну, что строительного опыта у нашего медицинского персонала не было. Иногда самодеятельным строителям приходить ломать и переделывать какие-то объекты, потому что было видно, что в них не будет нормальных условий для раненых или личного состава.
   А к лету 1943 года по всей территории госпиталя были устроены клумбы и высажены разнообразные цветы. В свободное время этой работой занимались врачи, медицинские сёстры и все, у кого к этому лежала душа.
  Я вспоминаю, с какой любовью высаживала цветы и как бережно пестовала их военврач 3-го ранга Валентина Владимировна Терёшкина (хирург; её воспоминания также опубликованы).
  Да, шла война. Но так уж устроен человек: для хорошего настроения ему нужна красота».

                НЕ КОРОВЫ, А БЕДНЯГИ!

    В тех же краях продолжало с успехом жить и подсобное хозяйство. Пройдёт год. В Пыжовском лесу госпиталь примет десятки тысяч раненых, окажет им помощь и отправит в медицинские учреждения тыла.
   В марте 1944 года появились разговоры, что предстоят большие события. СЭГ 290 готовился к переезду. И вскоре Пыжовский лес опустеет и станет глубоким тылом.

   Подробности о той военной поре есть в книге В. Е. Гиллера «И снова в бой…» (Ордена Трудового Красного Знамени военное издательство Министерства обороны СССР. Москва-1981). Он вспоминал, как проводили своеобразные репетиции: грузили на машины «портативные операционные и перевязочные столы, станки для носилок, ящики для госпитального имущества». Подсчитывали время укладки.
   А ещё надо было вывезти походные кухни, электростанции, разборные домики, палатки.
   И это было далеко не всё, что требовалось персоналу госпиталя для работы в полевых условиях. Поэтому всё своё он возил с собой.

   Из названной книги:
   «Пребывание в Москве в сорок втором году, когда мы завели подсобное хозяйство, многому нас научило. Собственные свежие овощи и молочные продукты стали основательным подспорьем к нашим продовольственным фондам.
   Вскоре после переезда в Пыжовку Степашкин (Иван Андреевич) и Александра Дмитриевна Куракина задумали здесь создать свою молочную ферму и убедили интенданта фронта выделить нам семнадцать дойных коров.

   Что это были за бедняги! Когда их доставили к нам, я, признаться, не вынес этого жалкого зрелища и удалился. Но когда через месяц Куракина предложила мне сходить на скотный двор, я глазам своим не поверил: в добротно выстроенном коровнике, в удобных стойлах с кормушками, стояли чистые упитанные коровы.
   Как удалось поставить их на ноги? Сколько нужно было выхаживать их и кормить, чтобы вернуть к жизни!

   Немало помогли нам в создании своего хозяйства соседние колхозы. Действовал здесь принцип взаимопомощи. Госпиталь помогал колхозам тяглом (вероятно, имелись в виду машины, ведь к госпиталю была прикомандирована большая авторота) и лесоматериалами для постройки домов, а колхоз отвёл нам землю для огородов и предоставил развалины молочной фермы для постройки скотного двора.
   Это была крепкая дружба, и я рад был узнать недавно (книга была издана в 1981 г.), что колхоз в Митьково выдвинулся в число передовых и носит гордое название «Оборона». Нам-то известно, что весной 1943 года здесь проходила линия обороны – именно той, с которой началась наша победа.

   В конце апреля (1944 г.) наш Западный фронт был переименован в 3-й Белорусский. Командующим назначили генерал-полковника Ивана Даниловича Черняховского (1906-1945; дважды Герой Советского Союза; смертельно ранен в боях с фашистами в Восточной Пруссии).
   К этому времени на юге части Красной Армии одержали ряд блистательных побед. Кубань, Одесса, Севастополь (и весь Крым) возвращены Родине…».
   
    И снова в путь. «Начался поход на запад. Кончилась жизнь в лесу». Новый адрес для размещения СЭГа 290 – деревня Шеревичи, около железнодорожной станции Гусино в Смоленской области.
   А коровы остались в колхозе в Митьково? Нет.
   Начальник СЭГа 290 В. Е. Гиллер, вернувшись из Санитарного управления фронта, сказал боевым товарищам: «Раненых подготовить к передаче в эвакогоспитали… Скот гнать по автостраде. Посевы, огороды и недвижимое имущество – кроме электростанции – передать Вяземскому горсовету».

   Скот гнать по автостраде! От ветеранов госпиталя я слышала рассказы о подсобном хозяйстве. Но никто не говорил, что когда госпиталь двинулся по Смоленской области, а дальше были  - Минск, Вильнюс, Каунас, Восточная Пруссия, Кёнигсберг и другие немецкие города – что и советские коровы шли на запад. Знаю, что лошади шли.
   Можно представить такую картину: по автостраде в сторону Берлина движутся танки, артиллерия (есть кинохроника), а сбоку дороги идёт стадо коров. Только те, кто их сопровождал, мог бы рассказать, были ли шутки-прибаутки от солдат.
   
   Лишь одно из многих упоминаний о том, что представляли собой военные дороги – в книге В. Е. Гиллера «И снова в бой…»:
   «И вот 2 июля (1944 г.) мы снова отправляемся на «разведку». Наша «эмочка» затёрта в целом потоке встречных и попутных машин. Минское шоссе вздыбилось, точно река в половодье. Почти впритык, в четыре-пять рядов, катятся к фронту грузы, самоходки, бронетранспортёры.
   Танки шпарят рядом, прямо по целине и просёлочным дорогам. Одна за другой проплывают над нами эскадрильи тяжёлых самолётов… А справа и слева от автострады - разбитые траншеи, огромные воронки, застывшие навечно «королевские тигры», «фердинанды», «пантеры».

   Нет подробностей, но я уверена, что Александра Дмитриевна Куракина была при своих подопечных животных. Бросить она их просто не могла! Возможно, они двигались ночью, а днём ели и отдыхали. Только она знала, как и чем коров кормить, поить и лечить. Они могли поранить ноги; уставали. Их надо было доить.
   Отпустить стадо и сопровождающий его персонал, как говорят, на произвол судьбы, штаб госпиталя не мог. Всегда всё тщательно готовилось. Конечно, их сопровождала машина или несколько грузовиков со всем необходимым для животных и персонала. А молоко в бидонах могли отвозить в госпиталь.   
   В Шеревичи СЭГ 290 прибыл 22 июня 1944 года, и сразу же начали поступать раненые. Их мыли, брили, переодевали в чистое бельё; затем распределяли в отделения по профилю ранения. Но прежде их кормили и давали горячий сладкий чай. Конечно, тем, кто был в сознании, не нуждался в срочной операции.
   
   К сожалению, об Александре Куракиной пока больше ничего не известно. Выжила или погибла? Если осталась жива, то, где жила в послевоенное время? Нет информации и о коровах: дошло ли то стадо до деревни Шеревичи, осталось ли там или его погнали дальше?
  Могу лишь высказать одну из версий: стадо оставили где-то в Смоленской области и по Минскому шоссе оно не шло.
 
   Дальше были тяжёлые бои с фашистами. СЭГ 290 шёл за 3-м Белорусским фронтом, принимал в сутки тысячи раненых, сортировал их по степени увечья, оказывал помощь и эвакуировал в тыловые госпитали.
   Есть начертанный путь СЭГа 290: от формирования в июле 1941 года в Вязьме - до немецкого городка Тапиау (близ Кёнигсберга), где персонал встретил Победу.
   Видно, что с июля 1944 года он подолгу нигде не задерживался. Оседлая жизнь его закончилась в Пыжовском лесу. А потому уже было не до подсобного хозяйства и коров. Возможно, к тому времени лучше была налажена доставка в госпиталь продуктов для раненых и персонала.

    А какие-то запасы съестного госпиталь всегда имел, и к ним относились так же бережно, как к операционным столам, медикаментам, передвижным электростанциям и другому имуществу, специфическому для военной медицинской части «на колёсах».
   В структуре госпиталя был и большой пищеблок с запасом котлов и прочего инвентаря; были и асы-повара (больше- поварихи).

                КАРТОШКА И МАЛЯРИЯ

     Ещё один рассказ о подсобном хозяйстве госпиталя. Он в воспоминаниях ветерана СЭГа 290 Зинаиды Павловны Дрейцен (её рассказ о работе в госпитале опубликован здесь же).
   Москвичка. После занятий в школе она ходила на медицинские курсы, организованные Коминтерновским районным комитетом Общества Красного Креста столицы; получила аттестат санитарной дружинницы.
  Когда началась война, Зина только окончила 9 классов; ей было 17 лет. Есть фотография, сделанная 6 июля 1941 года, на которой более 30 санитарных дружинниц-москвичек. Среди них и юная Зинаида Дрейцен.
   Та «Московская дружина» в июле 1941 года прибыла в прифронтовой город Вязьму и была направлена на работу в СЭГ 290.
   Зинаида Павловна служила в этом госпитале, как говорят, от и до. Сержант медицинской службы. Работала в разных хирургических отделениях.
   
     Она тяжело заболела, когда госпиталь находился в Пыжовском лесу. Нечему было удивляться, ведь в лесу сырость, болотистые места, комары и не успевающие хорошо просыхать сапоги.
   «Когда уже землянки были построены, я заболела малярией, - рассказывала Зинаида Павловна  в 2014 году. -  Наше хирургическое отделение – это огромная землянка. Раненые поступали в ту её часть, которую условно можно назвать «грязной». Их осматривал врач и определял, какая помощь им нужна. Здесь же находились операционная и перевязочная.
   До сих пор вспоминаю, какие огромные были в них стёкла. В операционной и перевязочной  должно быть много света, поэтому  окна  этой части землянки были подняты над землёй.
 
    Однажды в конце смены я почувствовала, что поднялась температура, меня просто колотило.  Пришла в землянку, легла на свои нары. Был сильный озноб, я не могла согреться. Девчонки укрыли меня несколькими одеялами. И я уснула. Температура спала.
   Дина Лазаревна (Д. Л. Цирлина, начальник одного из хирургических отделений) пришла, узнав о том, что я заболела. У меня взяли кровь на анализ. В нашем отделении были две крошечные палаты – для тяжело раненых. На тот момент одна из них пустовала. Меня туда и положили.
         
   Приступы малярии продолжались. Мне было так плохо, что я не могла ходить. Девчонки выносили меня из землянки, чтобы я погрелась на солнце.
   Все относились ко мне сердечно. Лечили меня всеми доступными средствами. Дина Лазаревна выписала для меня хорошее питание, даже вино «Кагор» было в моём меню. А я ничего не ела. Хотелось только отварной картошки в мундире.

   Госпиталь имел огороды в лесу. Всю картошку только-только посадили в огороде.  Мои подружки пошли в огород и вырыли несколько клубней. Сварили и принесли мне. Я сидела на койке, очищала кожуру и ела картошку с такой жадностью, с какой не припомню, чтобы что-нибудь до и после ела.
  Можете представить, я начала выздоравливать».
  Узнав о подобном случае, вряд ли кто-то скажет, что картошка (зелёный лук, салат, морковь, коровье молоко) – мелочь в нашей жизни.

   Я назвала Александру Дмитриевну Куракину музой. Она именно муза того важного дела, чем была занята в годы войны. Никто не может утверждать, что лишь поэтам и другим творческим лицам, учёным нужны музы – то есть вдохновляющие на труд богини (по греческой мифологии) или - нечто из Космоса. Любое дело на благо людей поддерживается музами. Кто в них верит.

   Не только пушки, бомбы, пули разили войска фашистской Германии и её многочисленных союзников. Ковали победу медицинские работники; рабочие, восстанавливающие железные дороги и автотрассы; все, кто шил, стирал и ремонтировал обмундирование для солдат и офицеров; кто выращивал овощи-фрукты, готовил еду для бойцов и раненых; кто изготовлял ткань для бинтов и другого перевязочного материала; кто отправлял в медсанбаты и госпитали гипс, палатки, одеяла; кто на передовых позициях для фронтовиков пел, читал стихи…
   Всё это и многое другое работало на Победу! В их числе было и молоко коров.
----------------        -----------------         -----------------
   Фотографии А. Д. Куракиной у меня нет. Опубликовала тот снимок с мыслью: "А вдруг и Александра Дмитриевна есть среди фронтовых друзей?" На этом фото далеко не весь коллектив госпиталя.
  Да, к тому году они уже стали бабушками и дедушками; кто-то вышел на пенсию. Но остался молодой задор, тот - с военных лет. На встречах "сэговцев" я не раз слышала: "Если Родина нас позовёт на помощь, мы придём и поможем". Это не красивые слова, а кредо патриотов.
  На снимке дети - это следопыты Вяземской средней школы № 2. Ветераны СЭГа 290 и школьники дружили многие годы.

          ***    ***     ***     ***     ***
   Начальник СЭГа 290 В. Е. Гиллер рассказал в своей повести «Во имя жизни» о двух встречах с Александром Сергеевичем Щербаковым (1901-1945). Генерал-полковник. В годы Великой Отечественной войны он был 1-м секретарём Московского горкома коммунистической партии (в разных источниках названы и параллельные его должности).
   Противоречивая личность.  Прежде чем в 1938 году занять в Москве названную должность, он побывал секретарём ряда обкомов компартии в других регионах СССР. Был участником политических репрессий. Не известно, как бы после войны сложилась его судьба; возможно, и он бы попал в жернова репрессий. Жизнь его была короткой; он умер (кажется, от сердечного приступа) в 1945 году.
   Подробности его биографии есть в Интернете.
18 июля 2022 года