Букет

Середина июля, лето достигло апогея, и жалко было, что  впереди постепенный уход сезона. Вот и из ягод лишь   смородина да  крыжовник остались.

- Деда! – решительно отодвинула ведерко семилетняя Анюта. – ты мне уже всю душу вымазал своей смородиной! Давай на луг выйдем, что ли …

- На луг? – со скрипом поднялся с корточек дед.  – А что на лугу?

- Пойдем! – обрадовалась почти согласию. – Там интересно, там… коровы!

«Коровы? И что коровы?» - недоумевал, а внучка уже тянула за руку по дороге с синими от цветущего цикория обочинами.

Луг открылся прямо за поворотом – простор подсохшей травы под синим небом с кучевыми облаками. Неподалеку паслось стадо.

- Ух ты! Смотри, деда – облако на жареную курицу похоже!

- Ну, ты скажешь, Анюта! – хохотнул. – Отчего же на жареную?

- А ты присмотрись: вот ножки…

И в самом деле – округлая тушка и растопыренные ножки, как у цыпленка табака. Повеял ветерок, гоня волну подсохшей высокой травы, и дохнуло молоком от близкого стада. Анюта прижалась поближе и крепче сжала деду руку.

- Ты чего, Анюта?

- Смотри – там пастухи напьянились!

В самом деле, непроходящая эта головная боль  хозяев коров – пастухи - снова еле держались на ногах, предоставив стаду  свободу разбредаться по лугу.

- Так что – домой, внучка? Ты ведь коров боишься вроде?

- Нет, - вздохнула. – Что ж мы  - просто так уйдем? Давай бабушке букет нарвем.

- Букет? – оглянулся на засохший луг. – А цветы где?

- А вон! – кивнула на сохлые почти растения с белыми метелками-соцветиями зонтиком. И тут же бросилась дергать невзрачные эти цветы, вырывая с корнями. Дед понюхал зонтики.

 - Может, не надо, Анюта? - засомневался: не понравился ему запах. И пожалел который раз, что плохо знает луговые растения.

- Нормально, деда! Только сделай цветы покороче. А то корни…
 
Стебли отрываться не хотели, пришлось помогать себе зубами. Сжимая в руке букет, внучка первая забежала во двор:

- Бабушка! Тебе букет!

- Дед! – отшатнулась бабушка. – Совсем одурел! Вы зачем сюда борщевик притащили?

Анюта растерянно оглянулась, и брови ее поползли вверх – дед побелел отчего-то и стал истово отплевываться.