Эй, ухнем! Дубинушка. История песен

Видеоверсия статьи: https://youtu.be/M2cidCaHlQ0

       Тяжёлый труд русского крестьянина сподвиг его на создание припевов, которые помогали ему корчевать деревья, синхронизировать работу бурлаков…: Эй ухнем… Подёрним… Сама пошла…
       Советский музыковед, профессор Евгений Владимирович Гиппиус в своём текстологическом исследовании, опубликованном в 1957 года к сборнику Русских народных песен составленному русским композитором Милием Алексеевичем Балакиревым, пишет:
        «Как трудовая песня «Эй, ухнем»в целом, точно так же, как и в виде отдельных трудовых припевок, сопровождала самые тяжёлые артельные работы, организуемые командными восклицаниями, требующие дружных кратковременных усилий коллектива, сплочённого единым порывом в общем трудовым ритме. К таким работам относятся, например, стягивание баржи с мели, подъём непосильных тяжестей и т.д…
       Трудовые припевки, из которых сложена песня «Эй, ухнем», восходят к глубокой древности. Задолго до того, как они стали бытовать на Волге у бурлаков, трудовые припевки со словами «Эй, ухнем!» и родственные им припевки со словами «Эй, дубинушка, ухни!» пелись при корчевании деревьев. Именно этот древнейший промысел и отражён в словах песен.., повествующих о корчевании самых тяжёлых деревьев русской равнины – дуба и берёзы. Первоначальные слова песни «Эй, ухнем!», отражающие корчовку берёзы:
       Раскачаем берёзу
       Разваляем зелену…»
       В 1860 году либо годом позже, упомянутый выше Милий Балакирев услышал песню в Нижнем Новгороде от одного из представителей волжского пароходства Николая Алейникова, после чего Балакирев опубликовал её с нотами и текстом в 1866 году:
       Эй, ухнем! Эй, ухнем!
       Ещё разик, ещё раз!
       Разовьём мы берёзу!
       Разовьём мы кудряву!...
       Максим Горький считал, что последние две строки были заимствованы из старинной обрядовой песни сопровождавшей завивание и развивание берёзок. Вероятно речь идёт о так называемых Зелёных святках, когда на седьмой четверг или седьмое воскресенье после Пасхи заламывали берёзы, плели из их веток венки и косы, то есть «завивали» берёзу, а на Троицу развивали.
       Он же, Горький, как бы в противовес поздним вставкам в песню, в ряде своих произведений отразил образцы подлинных бурлацких припевов. Например, в рассказе «Коновалов»:
       И-эх-ма, бра-атцы, дюже жарко!
       И-эх! Никому-то нас не жалко!
       О-ой, ду-убинушка,
       У-ухнем!
       В статье «О сказках»:
       Эй, ухнем! Да ой, ухнем!
       Ша-агай крепче, друже,
       Ло-ожись в лямку туже!...
       После публикации песни она получила широкое распространение и «начала свободно варьироваться профессиональными певцами и авторами обработок, получив новую творческую жизнь» (Гиппиус). Но ещё в 1865 году на основе народной песни русским поэтом Василием Ивановичем Богдановым было написано стихотворение «Дубинушка» начинавшаяся словами:
       Много песен слыхал я в родной стороне,
       Как их с горя, как с радости пели,
       Но одна только песнь в память врезалась мне,
       Это — песня рабочей артели:
        «Ухни, дубинушка, ухни!
       Ухни, березова, ухни!
       Ух!..»
       Дубинушка Богданова была напечатана в журнале «Будильник». Именно она стала исходным вариантом литературных «Дубинушек». А наибольшую популярность приобрела вариация Александра Александровича Ольхина конца 1870-х годов. Заканчивалась песня совершенно революционно и печаталась подпольно:
       Но настанет пора и проснется народ,
       Разогнет он могучую спину
       И на бар и царя, на попов и господ
       Он отыщет покрепче дубину.
       Ой, дубинушка, ухнем!
       Ой, зеленая, сама пойдет! (2)
       Подернем! (2) Ух!
       Существовали и уж совсем оригинальные версии. От «Эй, винтовочка, ухнем» Демьяна Бедного и «Много песен слыхал я в Бутырской тюрьме…» до «Машинушка» (очень популярная в 1905 году, а затем забытая):
       Эх, машинушка, ухнем!
       Эй, железная, сама пойдет,
       Наладим, да смажем, да пустим.
       Так, к Первой Русской революции «Дубинушка» получила распространение как рабочая революционная.
       Масло в огонь, сам того не желая, подлил Фёдор Шаляпин. Из воспоминаний великого русского баса «Маска и душа. Мои сорок лет на театрах»:
        «Первое сильное ощущение наростающей революции испытал я весною 1905 года в Киеве, где случай столкнул меня непосредственно с рабочими массами. Тогда же я свершил «грех», который долгое время не могли простить мне хранители «устоев» и блюстители «порядка»…
       В течение концерта, в перерывах между одной песней и другой, во время «биссов», я много раз слышал возгласы то с той, то с другой стороны. Какия то девицы кричали мне, «Варшавянку!» Какие то хриплые голоса настаивали: «Интернационал!». Но — говорю это совершенно искренне — этих революционных песен я в ту пору не знал... Но еще с юных лет, с озера Кабана в городе Казани, я знал, что существует рабочая песня — «Дубинушка»… И на просьбы рабочей публики мне казалось самым подходящнм спеть именно эту песню. И я сказал, что знаю «Дубинушку», могу ее спеть, если вы ее мне подтянете. Снова вавилонское «ура!», и я запеваю:
       Много песен слыхал на родной стороне,
       Не про радость — про горе в них пели.
       Но из песен всех тех в память врезалась мне
       Эта песня рабочей артели…
       — Эй, дубинушка, ухнем! — подхватили 5000 голосов, и я, как на Пасхе у заутрени, отделился от земли. Я не знаю, что звучало в этой песне, — революция пли пламенный призыв к бодрости, прославление труда, человеческаго счастья и свободы. Не знаю… Конечно, все дубины, который подымаются «на господ и бояр», — я их в руке не держал, ни в прямом, ни в переносном смысле. А конца гнета я желал, а свободу я любил и тогда, как люблю теперь.
       Много лет прошло с тех пор, а этот вечер запомнил, на всю жизнь запомнил. Удался он на славу. Рабочие после концерта разошлись домой мирно, как ученики, попарно. А о «Дубинушке» стали, конечно, говорить различно. Главным образом, меня немедленно зачислили в крайние революционеры».
        «Дубинушка» в обработке Фёдора Кёнемана стала частью шаляпинского репертуара и неоднократно выходила на пластинках.
       На протяжении 20 века «Эй, ухнем!» и «Дубинушку» в свой репертуар включали многие исполнители как в Росси так и зарубежом, например, Иван Скобцов,  Александр Ведерников, Борис Христов, Марк Рейзен, Николай Гедда. «Эй, ухнем!» исполнял Хор донских казаков под руководством белоэмигранта Сергея Жарова. Немалый успех принесла обработка песни Борисом Александровым для знаменитого Дважды Краснознамённого ордена Красной Звезды ансамбля песни и пляски Советской Армии имени его отца Александра Александрова (солист Леонид Харитонов, 1964 год).
       Авторскую «Дубинушку» и её народный прототип не обделили любовью и в 21 веке. Более того 1 сентября 2019 года  на Газпром Арене «Эй, ухнем» исполнил хор из сорока тысяч человек в сопровождении оркестра из 8100 музыкантов. Таким образом, 5 тысяч шаляпинских голосов увеличились на порядок.
       Дубинушку будут петь и впредь пока существует Россия. Потому что она исходит из глубины души русского народа. Её незамысловатый мотив и простые слова вобрали всю силу и правду русского духа, дух великого долготерпения и дух бунта не всегда бессмысленного, но почти всегда беспощадного...
 
       А.Н. Миронов. 2022 г.