Новый взгляд

      - 1 -      

      За окном неспешно рассветало. Юная тоненькая девушка сладко потянулась, немного понежилась в постели, словно привыкая к тому, что уже утро и, наверное, надо вставать, накинула на себя лёгкий цветастый халатик и подошла к стоящему у окна письменному столу. Чуть помешкав, будто не решаясь, или наоборот чего-то ожидая, она наконец-таки взяла в руки лежащий на краю стола новый ещё запечатанный томик, сняла шуршащую целлофаном упаковку и не глядя открыла на первой странице. Взгляд её был устремлён за окно куда-то вдаль. В окне мелькал вечный калейдоскоп, сменяющих друг друга, но неизменно с определённой периодичностью повторяющихся картинок: день – утро – вечер, зима – весна – лето, дождь – солнце – снег. Словно невидимый режиссёр прокручивал и прокручивал киноплёнку с давно опостылевшим сценарием и никак не хотел смириться с тем, что его картина с бесконечно повторяющимся сюжетом пустого скучного парка, где никогда – кроме смен времени – ничего не происходит вызывает лишь приступ зевоты. «Вечно-текущий миг бытия» - мысленно процитировала не-пойми-откуда пришедшую на ум фразу невольная наблюдательница надоевшей картинки. Вот ещё один, точнее одна… книга. Сколько же страниц перечитано, и ничего… Так и ничего. Девушка всё так же, не глядя в книгу, задумчиво перелистывала страницы, а перед внутренним взором проносились картины прошлого. Возможно и придуманного прошлого… «Эх, Галя, Галя…» - сказала она себе: «Сколько можно?».

 

     Книги с самого раннего детства – были для неё всем: и внутренним миром, и внешним. Она буквально чуть ли ни с рождения только так познавала мир. Из поступающих непрерывным потоком откуда-то извне – девушка не знала откуда именно – когда толстых, когда менее, но всегда неожиданных и увлекательных сочинений. Девушка не могла конечно знать, как все остальные – если таковые имеются – в мире получают внешнюю информацию… Могла лишь догадываться, а к своим без полумесяца двадцати годам она стала начитанной и весьма толковой девушкой, как бы это не звучало тривиально. Сколько себя помнила, Галина глотала поступающую литературу, впитывая и запоминая всю входящую информацию, буквально питаясь «чужими» мыслями, историями и прочим. Так она утоляла свой внутренний – да похоже не только – голод.


         Сначала это были детские стишки-считалки с картинками, позднее рассказы о животных (какие они? – задумывалась маленькая Галя, если в очередной книге отсутствовали иллюстрации, и её воображение рисовало картинки разных несуществующих неведомых зверей четырёх, шести, а то и дву-лапых). Позже, когда она подросла, стали «поступать» любовные романы, потом романы исторические. Все истории девушка вдохновенно рисовала в своём воображении, воображая неизвестное и представляя непредставимое. А во сне видела всё напридуманное в виде самых красочных и чудесных слайдов. И вот наконец, пошли философские трактаты – о том, что представить сложно – порой и невозможно, но о которых можно размышлять. Может быть тогда девушка впервые по-настоящему задумалась о мире… Что это есть? Какой он? И… есть ли он такой – описанный в прочитанных ею книгах – сейчас? А если нет – каков он теперь?

 

     Она отошла от окна и, пройдя на кухню, взяла первую попавшуюся под руку еду, машинально пережёвывая, просто чтобы утолить утренний аппетит, а сама продолжала размышлять. Вот, например, та же еда – откуда она поступает? В книгах об этом пишут довольно расплывчато: повар приготовил, горничная принесла, лакей убрал грязную посуду. К ней пища поступала, как и книги, упакованной в плотный шуршащий целлофан из специального ящичка с красным огоньком. Также, как и сами книги, что появлялись в ящике с зелёным. Если загорался один из огоньков – девушка знала, что в означенном ящике появилось что-то новенькое. К слову сказать, сильного голода как духовного, так и физического – ощутить ей ни разу не пришлось. Оба заветных ящика всегда предоставляли ей всё по «первому заказу». Точнее сказать – ей и заказывать ничего не приходилось. В точности так и с «утилизацией» использованного. В ящик с синим цветом девушкой складывались прочитанные книги, а в жёлтый – пищевые отходы. Был ещё один, но его сиренево-розовая лампочка загоралась нечасто. Раза три-четыре за всё время. Когда Гале становилась мала носимая ею одежда, и ещё однажды, когда она, будучи маленькой, случайно порвала штанину, ползая по полу и зацепившись за треснувшую ножку стола. Надо заметить, что после этой маленькой аварии ножка будто сама собой починилась, и даже будто «отполировалась», как и некоторые другие предметы интерьера.

 

«Утилизационного» ящика для изношенной, пришедшей в негодность или ставшей маленькой одежды, не наблюдалась. И все б/у и носимые вещи – так и оставались в квартире, сначала раскиданные тут и там, позднее аккуратно сложенные девушкой на дальнем кресле. Игрушек и кукол, о которых она так много читала – у неё никогда не было. И ещё… Родители. Ей смутно вспоминалось что-то родное и доброе, что должно быть – нет: было, определённо было когда-то в её жизни, но настолько смутно… лишь в виде расплывчатых образов и мимолётных снов представлялось. Уловить что-то явное из этой мешанины девушка не могла. А как хорошо, как славно описывались в её любимых романах отношения со сверстниками и роднёй… Почему ей не дано этого? Общение. Вербальное. И тактильное. Она «перекатала» эти слова во рту, словно пробуя на вкус. Почему у неё в жизни нет настоящего (да вообще никакого!) общения? Интересно, у всех так? И… эх, где эти все, ау?!

 

Галя прочла уже больше половины нового, совершенно непонятного ей трактата под странным неудобоваримым названием «Критика чистого разума» автора с ничего не говорящим ей именем И. Кант и задумалась. О чём он? Зачем «изобретать велосипед», когда… вопросы поиска смысла и ответов на вечные кантовские исследования наличия высшего разума – для девушки не стояли или, правильнее сказать: не составляли сложности. Она давно на них нашла свой ответ. Простой и однозначный – раз в её распоряжении имеются ящички по «приёму и сдачи» необходимых продуктов – это и говорит о наличии высшего (неважно чего, разума ли, ещё чего-то), что явно выше её самой и её понимания. Нет, она конечно догадывалась где-то глубоко подсознательно чуяла, что это не совсем то, о чём размышлял в своём исследовании г-н Кант, однако… однако также на глубинном подсознании понимала, что этой задачки философ так и не решил. Да и разве возможно наличие высшей силы доказать или опровергнуть путём логических умозаключений и рассуждений. А как можно? Над этим вопросом Галина и раздумывала уже довольно давно.

 

Когда ей было лет семь-восемь по собственным прикидкам, почерпанным опять-таки из книг, ведь её летоисчисление никто не вёл – к тому времени она уже запоем читала – Галя начала понемногу осмысливать растущую саму себя и окружающий «мир». Собой она оставалась – возможно и потому что сравнивать ей было не с кем – вполне довольной, а вот мир вокруг… был мал, скуден и явно оставлял желать лучшего. Девочка и стала желать, как умела. «Вот бы мне велосипед» - думала она, начитавшись рассказов Н. Носова, и из ящика для книг появлялась новая повесть о… велоспорте. Или, скушав выданную на десерт коврижку, и ощутив приятное послевкусие начинала «вспоминать» о Востоке, знания о котором были почерпнуты ею из недавно прочитанных сказок «1000 и 1 ночи», о волшебных коврах-самолётах и прочем. И почти сразу начинала светиться зелёная лампочка, а отвечающий за литературу ящик услужливо предоставлял Гале книгу В. Крапивина «Ковёр-самолёт и Лётчик по особым поручениям».

 

Умненькая девочка скоро догадалась, что приходящие книги как-то «завязаны» на её мысли и эмоции и стала экспериментировать так и с едой. Это оказалось сложнее, так как в детских книгах повествования о трапезах были редки и ничтожны, а откуда она могла ещё почерпнуть название и описание яств? И тогда Галя стала крутить мысли о застольях, пиршествах… и тут же получила «в подарок» книгу – нет, не о вкусной и здоровой пище, как можно было бы подумать – «Пир во время чумы» мини-издание из «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. Значит нужно действовать как-то по-другому поняла она. И девочка стала мысленно представлять вкус и запах еды… просто пищи без «дополнительных опознавательных признаков», сведениями о коих она и не владела.

 

Следующие несколько дней девочка наслаждалась самыми разнообразными вкуснейшими яствами, услужливо предоставляемыми ей «продуктовым» чудо-ящиком. Мало того – вместе со вкусом и ароматом с удовольствием поглощаемых Галей кушаний – ребёнок получал информацию о названии каждого продукта так, словно кто-то записывал эти названия на подкорку. Любознательная Галя сразу накрепко запоминала всё.

 

Дальше – больше: фантазии по следам прочитанного трансформировались во вкусные продукты, а мысли о волшебных и таинственных приключениях приносили новые интересные книги. Но девочке вскоре этого стало мало, и она принялась выдумывать такое, чего в прочитанных романах не было, «сочинять» себе историю собственного прошлого. Чем больше она погружалась в собственные фантазии – тем интересней и захватывающей поступала из «книжного» ящика литература. Не тогда ли ей и стали приходить философские трактаты? Галине по её «расчётам» было уже лет пятнадцать, когда ей нестерпимо захотелось выйти-таки за рамки ограниченного квартирой мира. Необоримо захотелось. Но что бы она не придумывала, как бы не фантазировала – ничего нового, за исключением всё новых книг и разнообразных вкусовых ощущений в виде кушаний – она не получала.

 

И вот когда ей по подсчётам должно было вот-вот исполниться 20 – девушка вдруг решила начать писать сама, благо в «квартире» в распоряжении Гали находилось всё необходимое: и бумага, и цветные карандаши, разные другие «пишущие» принадлежности. Девушка давно, ещё в детстве догадалась, для чего нужны эти предметы, пыталась даже рисовать по визуальным образам картинок из ранних детских книжек. Но потому ли, что к моменту её «изобразительского» вдохновения уже почти все детские книги были ею утилизированы за ненадобностью (у себя девчушка оставила только пару любимых книг «Бемби» и «Снегурочку»), а может оттого, что у неё сразу (что не удивительно) ничего не получилось – она вскоре оставила затею с художеством. И вот теперь непослушными, непривыкшими держать ручку, пальцами Галя стала выводить на попавшемся листке бумаги неровными каракулями своё первое в жизни предложение.

 

«Галя вышла во двор» написала она.

 
Продолжение следует...