Светлан Голосеев гвардеец монгольского императ. 30

Глава 30. Прощай, Улус Джучи, здравствуй, Улус Чагатая!

– Сю-юн, просыпаться! Ровно стоять, прямо смотреть!

– Чего это подняли среди ночи, а? Сотник сам не спит и нам не даёт.

– Слушать команду! Кыштым четвёртого десятка Веселин, посланный собирать кизяк, не вернулся. Приказываю: первому, второму десяткам – обыскать каждую щель в хуаране, третьему, четвёртому – обыскать каждый куст вокруг хуарана, пятому, шестому – искать вдоль дороги в сторону полуночи, седьмому, восьмому – вдоль дороги в сторону города, девятому и десятому – вверх и вниз вдоль реки. Никто не ляжет спать и не будет есть, пока не отыщем! Приступить!

– Вот же блудяшка, этот Веселин, поди и вправду к девкам подался.

– Да просто лободырь безмозглый! Если отыщем, я первый ему морду разобью!

– Да что вы, братцы, а если ему худо сейчас? Может, в несчастье попал, его выручать надо, он ведь наш, славянин, кто ему поможет?

– Э-ге-ге! Нашли! Ведут! Всем вернуться в хуаран!

– Живой?

– Кричали «ведут», значит, живой, слава Богу.

– Сю-юн, становись! Ровно смотреть! Кыштым Веселин, за побег из хуарана ты будешь казнён! Если правду скажешь, где был, я подумаю, как тебя казнить не слишком больно.

– Господин суннэй-тойон, не казните! Я уже возвращался, чуть-чуть не успел дойти. Не казните!

– Где был?!

– Я подумал… я к девке ходил. Не казните!!!

– Теперь казнить не стану. Подождём, пока местные придут толпой. Я тебя им отдам, чтобы вину нашу покрыть. Знаешь, что с тобой сделают? По кусочкам руками порвут!

– Господин суннэй-тойон, я к рабыням ходил. По взаимному уговору. Никто за мною не придёт. Помилуйте!

– Руки, ноги связать, к коновязи привязать! Охрану выставить, чтоб не сбежал. Назначаю пока сорок палок. Утром сам позову палача из гарнизона, пусть он бьёт, чтобы свои не жалели. После палок не развязывать три дня, не кормить. Подождём, вдруг хозяин рабынь пожалует, тогда отдам его тому человеку. Я же тебя предупреждал не один раз, глупая белая башка. Не хотел жить как все, теперь принимай муки, а может, и смерть. Выполнять!


– Сюн, слушай команду! Сегодня получаем лошадей. Десятники, принять по два десятка, осмотреть, чтобы здоровы все были, подковы чтобы хорошие, крепко прибиты – нам на этих лошадках далеко ехать. Каждому кыштыму лошадей под седло и вьючную выделить по жребию, чтоб не обидно было. Всем со своими лошадьми знакомиться, приучать себя к ним, а их к себе. Потом будем съезживаться десятками и сотней. После обеда табун пригонят. Быть готовыми.

– Радость, братцы – на лошадях поедем. А говорили, на ослах.

– Слушай больше. Ханский подарок – на ослах! Чтобы басни впереди нас летели, а люди в караван-сараях над нами насмехались, кто ж позволит?

– А я уже соскучился по лошадке. Всё-таки, славяне для вельблуда телом не приспособлены. Только бы кобылка ладная попалась.

– А куда же теперь-то погонят, братцы, кто знает?

– Ведомо куда – в ставку главного хана, а она, говорят, на самом краю земли. Пока доедем, состаримся.

– Да ладно вам, караванщики ездят туда-сюда по многу раз, и ничего. А мы на всём готовом, чего бы нам не доехать. Доберёмся братцы. А что дальше с нами станет, вот это точно никому неведомо.


– Господин суннэй-тойон, позвольте доложить, в пятом десятке медвежья болезнь у четверых.

– Что это за болезнь, не знаю такой.

– Ну, расстройство желудка, несёт их нещадно второй день.

– Посыльный, всех десятников немедленно ко мне! Выполняй! Стой! Лекаря хуарана пригласи.

– Господин суннэй-тойон, десятники прибыли.

– У кого есть больные расстройством живота?

– У меня в пятом трое.

– У меня в восьмом половина, поминутно их несёт.

– Уважаемый табиб*1, что скажете?

– Арбузов, дынь, другой зелени объелись – обычное дело. Долго такой пищи не ели, а теперь много сразу. Потому и болеют.

– Опасная ли болезнь?

– По-всякому бывает, заразно это. Так случается иной раз, что все заболеют, кроме троих-пятерых из сотни. Лечить надо.

– Чем лечить, уважаемый табиб?

– Прикажи самое крепкое вино выдавать по мерке два раза в день всем больным, а здоровым один раз в день половину мерки перед вечерней пищей. И пусть те, которые здоровы, следят за больными, поскольку пьяные умом не обладают, могут всякое натворить, хоть подраться или убежать. Кормить больных кашами на воде, без мяса. Арбуз, дыню не давать, яблоки давать. Сыворотку купи, пусть пьют вволю. Или воду кипячёную пусть пьют много. И не выпускай никого и к больным никого не пускай, чтобы заразу не разнесли. Я приходить буду.

– Рахмат, уважаемый. Будем лечить. Тогооч, бери двоих здоровых в сопровождение, езжай на рынок за вином и всё остальное, что сказал табиб, закупи. Да сам пробуй, чтобы крепкое вино было.


– Сю-юн, становись! Ровно стоять, весело смотреть! Слушать меня! Завтра после утренней пищи выезжаем к новому месту. Сегодня десятникам сделать личный осмотр каждого. Устранить все недостатки. Проверить все вещи, всё, кроме одежды и сабель упаковать во вьюки. В бурдюки набрать чистой воды. Выполнять!


– А глядите-ка, братцы, кончились плодородные места, пустыня вокруг, куда не глянь. Тут и лошади пожевать нечего, разве что кусты глодать у реки. Вот же пекло – сковорода, да и только. Господь решил, верно, нас живьём поджарить.

– А чего ж ты хотел, и так десять дней по благодати ехали. Кончился оазис хорезмский.

– А вы приметили, что всё время на юго-восток ехали, а теперь на полудне. А говорят, стольный град, где главный хан ставку держит, он на востоке. Не в рабство ли нас сотник ведёт, братцы?

– Болтай! Услышит, язык вырвет. Ты ж видишь, куда тут на восток ехать – пустыня за рекою, как и с этого берега. Засохнем на солнце через два дня, словно урюк. Сотник-то не дурак, и провожатый его тоже всё ведает. Не даром же приказал в последнем караван-сарае лошадям впрок корм набрать. По десять мерок взяли, значит, жди через десять дней кормных мест.

– Я слышал тебя, акбаш Злобын, ты верно сказал. Голова, хоть белая, а соображает не хуже татарской. Всё правильно, этот переход небольшой, дальше ещё будут благословенные Аллахом земли. А тем, кто панику сеет, по ясе положено немедля голову отсекать. Если бы вы не были ханским подарком, я так бы и поступил. Скорее бы сдать вас, неразумных, да принять нормальную татарскую сотню.

– Позвольте спросить, господин суннэй-тойон, неужели столь сильно отличаются татары от славян?

– Конечно! Татарин думает, как лучше выполнить приказ, а славянин думает, не обманул ли его командир и нужно ли вообще выполнять этот приказ. Как с такими воевать или любое дело делать? Один прок с вас – белые волосы, да и то, по моему взгляду, чёрные красивей.


– Братцы, гляньте, шакал! Да вон, в кусты побежал.

– А моя лошадь утром чуть на змею не наступила. Во-от такая! Вот ведь места Богом проклятые! Сколько же нам ещё в этой пустыне муки принимать?

– Други, дорога-то к восходу поворачивает, к реке.

– Сю-юн, стой! К переправе изготовиться! Все вещи – в мешки упрятать, плотно завязать! Не забыли, как переправляться? Перед бродом трензеля вынуть, а то потопите лошадей.

– Господин суннэй-тойон, а глубока тут река?

– Не бойся, первые два рукава бродом пройдём, после поплывём немного, потом ещё три-четыре рукава снова верхом проедем – так проводник говорит. Вода сейчас небольшая, но Джейхун – коварная река, часто русло меняет, глубину меняет, берега обмывает. Знаешь, что такое Джейхун? По-арабски значит безумная! Но Аллах о нас заботится, ничего плохого в пути не было, значит, и через Джейхун с Его помощью переберёмся. Сю-юн, по десяткам – в воду! Первый десяток за проводником – пошёл! Не бояться, акбаши, не бывает смерти без веления Аллаха. Урагх!


– Эй, Злобыня, худо мне. Тону я!

– Чего ты, Лютой?

– Ноги… ноги свело, братец, тону…

– Держись за лошадь! За гриву держись. Руки держат? Я рядом, не бойся.

– Утону в этой грязной воде, Господи, прости… Ой, тону!

– Да чего ты орёшь, лошадь испугаешь. Держись, берег уж рядом. Я тут, с тобой, брат, не бойся. Ну, вот уж дно под ногами. Всё, вышли. Дай ноги разотру.

– Да всё уже, Злобыня, хватит. Испугался я малость, думал, конец мне…

– Давай, подсажу. Поехали, а то отстали от своих.


– Смотрите, вельблуды! Дикие, что ли?

– Какие дикие, вон пастух. А во-он там овцы, да большая отара! И как они такую траву едят?

– Значит, подходит им такая. Однако, людные места начались снова. А во-он крыши виднеются – село, похоже.

– Ну всё, братцы, снова живём – смотрите с той стороны бахча. Вот бы арбуза сейчас спелого!

– Скоро будут вам арбузы, акбаши. Только снова заразу не схватите.

– Так вы прикажите, чтобы вина нам давали ежедневно.

– Это ты, Веселин, снова смелый такой стал? Спина зажила, язык развязался?

– Так я пошутил, господин суннэй-тойон, чтобы веселей ехать было. Не буду больше. Скажите, долго ли нам ещё ехать?

– Если Аллаху будет угодно, на четвёртый день приедем в город, Бухара называемый.

– А что мы там делать будем, господин суннэй-тойон?

– Вы там будете отдыхать от перехода, а я, наконец, отдохну от вас. Сдам вас другому тойону, вот так. Вспоминать будете доброго Сыбая. Верно, Веселин?

– Верно, господин суннэй-тойон! Как спина зачешется, так сразу подумаю, какой хороший, добрый был у нас суннэй-тойон Сыбай, вот бы снова его к нам назначили! Это я пошутил, господин… А скажите, что в той Бухаре интересного?

– В Бухаре самое важное – ставка хана Чагатайского улуса.

– Ух ты, так мы уже по другому улусу едем? И стражи на границе не было.

– Так не враги улусы эти друг другу, чего охранять? Да и деться тут некуда, в лесу не спрячешься, как в ваших краях.

– А кто же хан улуса Чагатая?

– Правит этим улусом Ала-ад-дин Тармаширин-хан*2.

– Вы его видели?

– Нет. Когда я был в Бухаре в прошлый раз, Кебек-хан правил Чагатайским улусом.

– А нынешний – его сын?

– Нет, он брат Кебек-хана. Умный и добропорядочный, не то, что его предшественники. Ала-ад-дин Тармаширин принёс веру покорности в свой улус и правит с благословения Аллаха.

– Какие предшественники, господин суннэй-тойон? Непонятно что-то.

– После смерти Кебек-хана власть в улусе взял Ильчигидай-хан*3. Умер быстро. Потом ханом стал Дурра Тимур*4. Но недолго и он пожил. Теперь настоящий правитель Ала-ад-дин, пусть пошлёт ему Аллах мудрости и здоровья! Очень хочу его увидеть.

– Да уж, скорее бы в город!

– Чего это ты о городе мечтаешь, Веселин? Уж не к девкам ли снова намерился?

– Знаете, братцы, что я вам скажу, обрёл я в Ургенче мечты своей воплощенье в красоте несказанной девичьего тела и согласен быть битым каждую неделю, лишь бы получить повторение этого чуда! Вот. А вы все мне завидуете.


  *1 Табиб – лекарь (татарское)
  *2 Тармаширин-хан – чингизид, потомок Чагатая, хан Чагатайского улуса в 1326-1334 годах. Принял ислам и титул Ала-ад-дин, провозгласил ислам официальной религией своих подданных
  *3 Ильчигидай-хан, (убит в 1326) – чингизид, потомок Чагатая, хан Чагатайского улуса, год правления 1326
  *4 Дурра Тимур-хан, (убит в 1326) – чингизид, потомок Чагатая, хан Чагатайского улуса, год правления 1326