Аня

Первая встреча.
Я преподавал в Университете, Аня посещала мой спецкурс. Ничем не выделяясь, она обычно сидела где-то сзади, внимательно слушала, конспектировала, вопросов не задавала. Одним словом, вела себя как настоящий «ботаник», даже голову наклоняла так смешно к плечу, когда писала. Оставалось только высунуть кончик языка и полный портрет прилежной школьницы. Но внешность обманчива, что и выяснилось на зачете. Она села напротив, я задал ей простой вопрос, ответить на который не представляло труда. Задавать сложные я не хотел. Знал, что Аня ответит на все мои вопросы по курсу. Внезапно до меня дошло, что происходит что-то необычное, так как вместо того, чтобы бодро отчеканить ответ (как подобает «ботанику»), она вдруг опустила глаза и замолчала. Ее глаза наполнились слезами, потом слезы потекли по щекам. Она вынула платок и начала их вытирать. Я остолбенело не понимал, как поступить. Не нашел ничего умнее, как погладить ее руку, сказав: «Не надо сейчас». Этим я как бы давал понять, что знаю причину ее слез. Скорее всего в этой фразе было и предвидение нашего бурного романа. Потом взял зачетку, поставил «зачтено», еще раз погладил ей руку. И она ушла. Студентов в аудитории почти не было, все были заняты подготовкой, и никто не обратил внимания на эту сцену.
Шел домой и думал, что произошло. С удивлением обнаружил, что Аня мне не безразлична. Внешне она напоминала мою первую настоящую любовь, но была более порывистой, немного по-юношески угловатой. Она находилась на окончательной стадии формирования молодой женщины. Чем это завершится предсказать было трудно. И, как мне тогда казалось, не мое это дело.
С зачетами закончились занятия, и в аудитории мы уже не встречались. Но проходя по коридорам Университета, я часто видел ее. Она стояла одна, прислонившись спиной к стене, и была красива в летнем платье. Однажды наши глаза встретились. Я шел мимо и не мог оторвать взгляда от ее глаз. Что-то зажглось у меня внутри, стало очень горячо. А ее взгляд не отпускал меня. Я давно не испытывал этого чувства притяжения женским взглядом, когда душа загорается, а потом падает в бездну. И вот это вновь произошло. Аня вспыхнула и опустила глаза. После этого стало совершенно очевидно, что между нами что-то происходит. Очень неожиданное, но бесконечно приятное и желанное. Не было сказано ни одного слова, не сделано ни одного жеста, их заменили взгляды.
Студенты разъехались на каникулы, преподаватели в отпуска. Университет опустел. Но когда я проходил мимо того места, что я делал иногда преднамеренно без особой на то причины, ее образ вырисовывался очень явственно, и, казалось, взгляд сопровождал меня.
В сентябре я нисколько не удивился, когда узнал, что Аня записалась ко мне, как руководителю ее курсовой работы. Работа была на стыке логики и лингвистики и увлекала нас. Открывались необыкновенно интересные перспективы, в машинном переводе, автоматическом доказательстве, семантике. Вместе писали программы, отлаживали на вычислительном центре. Но работа была только внешним проявлением наших отношений. Иногда, касаясь ее руки или плеча, как правило, намеренно, я ощущал, как она напрягалась и не могла продолжить мысль. Я относился к таким событиям спокойнее, полагая, что наши отношения не перешли черты, когда их можно назвать серьезными. Так продолжалось около года и вот все разрешилось самым неожиданным образом.
Мы допоздна засиделись над программой у меня дома, когда никого не было. Жена куда-то отвезла детей и осталась с ними. Когда за окном стало совсем темно, меня охватило беспокойство из-за неопределенности ситуации. Пока я управлял своим сознанием. Но вот Аня подняла глаза и посмотрела на меня тем взглядом, который я запомнил на всю жизнь. Все внутри оборвалось, я взял ее за руки, поднял с кресла, обнял и прижал к себе. Я чувствовал ее напряженное тело, груди стали твердыми и уперлись в меня, спина напряглась, а губы были прямо передо мной. Мы соединили наши раскрытые рты, прижались губами. Я чувствовал ее раздвинутые губы и язык, проникающий в меня.
Сзади на ее платье была молния. Я расстегнул ее и платье как-то само соскользнуло к ногам. Под платьем были только маленькие трусики. Они совсем не прикрывали ее широкие бедра. Она сильно обхватила меня за шею, не давая двигаться, прижала свой рот к моему и, казалось, через это пытается насытиться мной. Мой член давно уже вырывался на свободу, но я не мог расстегнуть молнию и снять джинсы, она не давала мне этого. Потом внезапно оттолкнула, упала в кресло и закрыла лицо руками. По щекам текли слезы, потом по шее, груди. Это не были слезы горя, это были слезы какой-то потери или предвиденья потери.
- Не стесняйся, разденься и садись рядом, - произнесла она.
Мои джинсы и рубаха упали на ее платье. Потом я снял с нее трусики. Теперь в кресле сидели двое. И между нашими телами не было ничего, что могло бы помешать соитию. Я не торопил события, она – тем более. Это не была одуревающая страсть двух любовников, ищущих наслаждения в сексе. Это было восхождение на гору. На ее вершине была возможность близости, но пока никто из нас не знал, что там нас ждет. Я начал гладить ее упругую грудь, дотронулся до сосков, потом живот, ноги. Она их раздвинула, держала меня за шею, уткнувшись в плечо. Я начал поглаживать смелее, волосы внизу живота, потом слегка прошелся по губам внизу. Рука стала влажная. Нужна была какая-то разрядка, мы не могли сидеть так до бесконечности. Это было противоестественно. Положил ее руку мне на член, она очень спокойно к этому отнеслась, естественно поглаживая, иногда сжимая.
Легонько я гладил клитор, это ее расслабило, тело обмякло, глаза закрылись, она куда-то провалилась. Даже груди, которые были такими твердыми, обмякли. Она сосредоточилась только на ощущениях. Из ее влагалища уже не просто сочилась влага, она была обильная. Пальцы были совсем мокрые, и это сильнее доставляло ей наслаждение. Я начал активнее ласкать клитор. В ответ ее рука начала ласкать мой член. И так мы сидели, в предвкушении разрядки, но она не наступала. Аня не позволяла себе разрядиться в оргазме, она хотела бесконечно продлить наслаждение. Я же не хотел кончить раньше, надеялся сделать это в нее.
Но всё закончилось не так как я ожидал.
Она убрала свою руку, потом легонько отвела мою, и произнесла: «Давай остановимся. Это так прекрасно, что хочется длить бесконечно. У тебя есть вино?»
Я принес вино, налил два бокала и теперь мы сидели в кресле отпивая по глотку, ничуть не удивляясь, что оба обнаженные, у меня напряжен член, а у нее совсем мокро между ног.
- Какой он у тебя большой, его, наверное, приятно ощущать внутри или во рту.
- Давай попробуй – сказал я.
- Не торопись, - сказала она. - У нас вся ночь впереди. И тебя ждет много открытий.
В этот момент я был крайне наивным, думая, что все мои открытия будут приятными. Но … открытия бывают разные.
Допив вино, я подхватил ее из кресла и отнес в кровать. Она сжалась у стенки в комочек и затихла. Когда я лег рядом, то обнаружил маленькое, свернувшееся клубком тело, которое вздрагивало от рыданий. Она плакала искренне, как ребенок.
- Что с тобой? – спросил. Она не ответили и продолжала рыдать, но уже не так сильно.
- Первое твое открытие состоит в том, что я девственница, - наконец произнесла она.
- Второе, что я безумно хочу, чтобы ты сделал мне здесь и сейчас ребенка.
- И третье, что я ****ь, и хочу всех мужиков подряд в твоем лице. Понимай, как хочешь. И готова родить от каждого, даже от китайца.
Она повернулась на спину, вытянула ноги и замолчала.
После признания женщины в самом сокровенном у меня пропало всякое желание принуждать девственницу к близости. Наверное, я струсил, или не захотел взять ответственность за нее. В то время, да и всегда впоследствии, я был не готов к этому. Я лег с ней рядом. Долго молчали. Казалось, что она спит, даже какое-то посапывание было с ее стороны.
Она не знала, что мужчине после экстремального возбуждения необходима разрядка. У меня начали болеть яйца, сперма переполняла их. Член ждал ее плоти. Идти в ванну и там опорожниться не хотелось. Хотелось, чтобы моя влага вылилась в нее. Я взял член в руку и начал массировать.
Она очнулась.
- Ты разочарован? – спросила.
- Сегодня ночь сюрпризов
- Я же тебе говорила.
- Я рассчитывал на другое.
- Тогда трахни меня, я вытерплю боль и, быть может, получу удовольствие.
- Если бы ты была мне безразлична, то так и сделал.
— Значит, ты не можешь трахнуть меня потому, что я тебе не безразлична. Ты испытываешь ко мне чувство, я готова раздвинуть ноги, готова к тому, чтобы забеременеть, и поэтому ты не хочешь залезть на меня как самец и трахнуть. Где логика?
- Замолчи. Ты сегодня сказала достаточно.
Она повернулась ко мне, положила голову на грудь и сказала: «Прости! Мне стало так страшно, когда я подумала, что любимый сделает мне больно там, в самом сокровенном месте. Пусть бы это сделал какой-нибудь незнакомый студентик. Я бы ему дала только для того, чтобы лишить тебя возможности делать мне больно. Боль и ты парой не ходят».
Мне в это время было больно физически, казалось, что яйца распухли. Но об этом я не стал ей говорить, чтобы не показать слабость.
- Давай спать, - предложил я.
- Только еще чуточку безумства! – воскликнула она, вскочила на меня верхом так, что член оказался между ее ног и начала тереться своими нижними губами о него.
- Ты хочешь оргазма? – спросил.
- Да, хочу разрядки. И еще хочу твою сперму ощутить на своем теле, если ты не даешь мне ее внутрь.
-Тогда ложись на спину, я поработаю языком. У тебя будет оргазм, если захочешь, то не один.
Мой рот несколько раз наполняла влага ее влагалища, она несколько раз кончала с громкими стонами, царапая меня. Наконец, я получил то, что хотел, моя сперма очень естественно наполнила её рот после одного из долгих поцелуев, когда она восхищалась, как его приятно держать во рту. Даже сказала, что напоминает шоколадку, только без горечи. Сперму она проглотила с удовольствием.
Проснувшись утром, я долго лежал без сна, ожидая, когда она проснется. Вспоминал ночь, ее признания. Было трогательно, нежно, приятно чувствовать её рядом с собой. Ее бедро касалось моего, это возбуждало, но не так, как ночью. Спокойнее. Член, против моей воли, начал подниматься, занял положение у меня на животе. Я взял его рукой и держал, было приятно.
Она проснулась и, как показалось с удивлением, посмотрела на меня.
- Мы опять вместе? – спросила она
- Почему опять?
- Во сне я проснулась рядом с тобой.
- Теперь это наяву.
- Ты долго лежишь?
- Не знаю, было очень приятно чувствовать тебя рядом.
- А как мой друг? Ему, наверное, одиноко? Она взяла рукой член.
- Ого! Он так подрос за ночь. Опять хочется взять в рот. У тебя осталось еще то, что вытекло в меня ночью.
Я промолчал.
- Я понимаю, что ты не хочешь связывать себя ответственностью за глупую, взбалмошную ****ь. Да еще девственницу. Но я хочу разрешить это противоречие, чтобы освободить тебя от выбора.
- Как?
- Закрой глаза и ничему не удивляйся. В тебе мне нужен только один мой любезный друг.
Я подчинился, лег на спину. Она откинула одеяло. Почувствовал, как она забирается на меня верхом. Подумалось, что она опять выпьет мою сперму. Но сюрпризы продолжались. И вот в какое-то мгновение она поднялась, ее широкие бедра раздвинулись, и мой член вошел в нее, преодолев какое-то сопротивление в самом начале. Аня громко выкрикнула: «Ох!», и это случилось. Ее девственность исчезла, она стала женщиной. Не довольствуясь этим, она как-то отчаянно начала скакать на мне, пока не получили мою сперму в себя. Не знаю, были ли в это время у нее оргазмы. Остановилась она лишь в тот момент, когда моя влага заполнила ее.
Обессиленная она упала рядом.
- Ну вот, как всегда я проявила независимость характера и решительность поступков. А мужики – тряпки. Повернулась ко мне спиной и заснула. Даже захрапела.
Когда мы проснулись окончательно, никто из нас не вспоминал этой ночи. Все было сделано. Только когда мы расставались у метро, она обняла меня и сказала: «Если рожу, то назову Сержиком. Не говори ничего! Беременных (даже условно) волновать нельзя. В противном случае придется вернуться и повторить». 

2. Новая встреча
Прошли каникулы, теперь Аня перешла на последний курс и ей надо было делать диплом. Тему оставили прежнюю, она казалась неисчерпаемой и нравилась нам обоим. К моему разочарованию, Аня сообщила о своем аборте. Рожать ей не позволили родители. Она приехала в Университет из провинциального города, в котором царили строгие нравы. Уйти от родителей ко мне она не могла по вполне понятным причинам, уехать в Москву тоже. Ситуация была безвыходная, ее мать умолила не портить себе жизнь. Долго допытывала кто отец, но Аня не сказала. Лишь признала, что это любимый человек и она ни о чем не жалеет. После аборта Аня замкнулась, наши встречи носили сугубо деловой характер, я руководитель, она студентка. Казалось, что работа оставалась единственным, что нас удерживало вместе. Она двигалась успешно, диплом должен был получиться отличным. Мы вместе ходили на семинары в Университет, и часто возвращались вместе. Однажды, семинар закончился раньше, мы решили прогуляться и совершенно случайно попали на улицу Обручева, где от моей прошлой жизни осталась комната в двухкомнатной квартире. Хозяйка – беспробудная пьяница, либо была на работе (работала сторожем), либо напивалась у подруг. Однако, она была неплохим человеком, по-моему, даже не способным на гадости.
Мы вошли, я усадил Аню на кресло к журнальному столику, включил музыку и пошел открывать бутылку вина. Когда я вернулся, она, сидя в кресле, мечтательно улыбалась, ее глаза лучились, она была прежней. Той, с которой мы проводили время год назад. Я поставил бокалы, конфеты, разлил вино.
- За что пьем? – спросил я.
- Молча, потому что грустно, - ответила.
Я всегда чувствовал вину за произошедшее: внезапная близость без продолжения, беременность, ожидание чего-то. И хотя Аня не требовала ничего, инициатором наших отношений считал себя я. Если бы я узнал о ребенке раньше, то ради него ушел бы от жены. У нас с женой не было совместных детей, двое мальчиков, которых мы воспитывали, были от ее предыдущего брака. В конечном итоге, я и ушел из этой семьи, когда показалось, что наши отношения исчерпали себя. Все получилось очень естественно, я уходил, она не держала. Очередная глупость была совершена. После этого я три года искал ее в толпе, надеясь на несбыточное. И лишь с появлением дочери от другой женщины, но не от Ани, я пришел в себя, и жизнь стала не ущербной. Но это было потом, и никто не знал, когда и как начнется следующий этап.
А пока мы пили вино, говорили о семинаре, обсуждали доклад. Я помню ее зеленоватое платье, с большими пуговицами спереди, открытая шея (был теплый сентябрь), голые коленки, изящные туфли. С ночи нашей единственной близости, Аня стала более женственная, ее руки округлились, ладонь стала мягкой. Она стала носить более сложную прическу и даже ходить стала по-другому, более плавно. Это все было совершенно инстинктивно, она ничего не делала специально. Тот взрыв эмоций в нашу совместную ночь, отразился на ее внешности самым лучшим образом.
Но чувствовалось, что напряжение сгущается. Наши фразы становились короче, логика и нить рассуждения терялись, наконец, мы просто замолчали. Каждый ждал первого шага другого, т.к. сам не осмелился бы вернуть те отношения. И первый шаг сделал я. Подошел к ее креслу, взял бокал из руки и сел рядом. Мы оба уместились свободно я начал целовать ее. Вначале она никак не реагировала, только выпрямилась и напрягла все мышцы. Теперь она не сидела, а лежала в кресле, но не расслабленная, а напряженная вся от макушки до кончиков пальцев на ногах. Попробовал ее целовать, но губы были сжаты и не отвечали. Вспомнился тот полуоткрытый рот нашего первого поцелуя. Я понял, что меня отвергают, но отвергают через страдание и нежелание этого делать. Вспомнилась ее фраза, что все мужики – слабаки. Понимал, что если сейчас прекращу, то это конец нашим отношениям, и я стану навсегда ненавистен Ане. В первую очередь за несостоявшееся материнство.
Подвинувшись ближе, расстегнул верхнюю пуговицу на платье и стал целовать шею. Напряжение не проходило, казалось лишь только усилилось. Вторая пуговица открыла часть груди, моя губы впились в это место. И тут я почувствовал, что ее рука начала гладить меня по затылку, как бы поощряя на дальнейшее безумство. После последней пуговицы платье само распахнулось и, как и прежде, я увидел лишь маленькие трусики. К этому времени наши губы соединились, ее были мягкими и податливыми, а моя рука гладила ее грудь, соски, они стали больше чем тогда в нашу первую ночь. Тело становилось все более податливым, теперь она ждала лишь одного – поглотить мою плоть. Сняв с нее трусики, я опустился на колени, сильно раздвинул ноги и впился губами в клитор. Это было то, что ей хотелось перед соитием. Лаская клитор, добился того, что ее тело полностью расслабилось. Ее руки, то прижимали мою голову к себе, то отталкивали. Так продолжалось некоторое время, но продолжаться бесконечно не могло. Оторвавшись от нее, я разделся, еще раз раздвинул ей ноги и вошел. Полулежа на кресле, она обняла меня ногами, прижала к себе и не позволяла двигаться. Член вошел в нее очень глубоко, она почти висела на мне и на члене, у меня не получалось двигаться взад и вперед. Я выпрямился, и перенес ее на диванчик, который стоял напротив. Там она очень уютно уместилась и мне удалось лечь сверху. Желая сделать ей максимально приятно, стал ритмично двигаться, она подталкивала меня сзади, когда хотела принять член глубже.
Мой опыт супружеской жизни научил некоторым приемам затягивания соития, чтобы не излиться раньше. И вот она выгнулась одни раз, вонзила ногти в меня, потом откинулась, спустя некоторое время все повторилось, а я все двигался и двигался в ней. Наконец, она откинулась и простонала: «Хватит!». И я позволил себе излиться. Кое-как мы уместились на этом диване, и долго лежали без движения. Потом она повернулась на бок, положив на меня часть своего тела и ногу, поправила одну грудь, чтобы она лежала удобнее, произнесла: «Спасибо», и задремала.
Я лежал тихо, чтобы не разбудить ее. Ни о чем не хотелось думать, все мысли кончались одним вводом, что я подлец. Лишил девушку невинности, она с первого раза забеременела, сделала аборт, и вот опять все может кончиться также печально. Ничего положительного в голову не приходило. Я заснул. Проснулся от того, что Аня перебиралась через меня, ей захотелось в туалет. Потом она посмотрела на часы и сказала: «Пора собираться. Ты меня проводишь?». Это меня обидело, я хотел побыть с ней подольше.
- Конечно, провожу.
Не убирая со стола, да и убирать было нечего, мы вышли из квартиры и пошли к Ломоносовскому проспекту. Говорить о моем состоянии, как об отчаянии, значит ничего не сказать. Какая-то чудовищная боль засела внизу живота и крутилась там, всякий раз, как я думал о нашем будущем. На Ломоносовском мы расстались.
Придя домой, ничего не хотелось делать. Но на завтра надо было подготовить выступление на семинаре, и я засел редактировать текст. Это немного отвлекло. Потом лег с женой в кровать, без единой мысли. Тем более о сексе. Но жена дала понять, что я ошибаюсь, и что она в нем нуждается. У нее были широкие бедра и очень большая грудь. И когда ее соски касались меня, меня всегда охватывало желание. Вот и на этот раз, она провела своим соском по моей груди, а потом положила на меня обе свои груди. Я чувствовал запах желания, исходящий из промежности. Положил ей руку на ногу, потом поближе к входу во влагалище.
Она спросила: «Хочешь поиграть моим клитором?» и раздвинула ноги. Возьми его только не торопи меня, я хочу подольше. Между нами не было недоговоренностей в сексе. И если кто-то хотел чего-то необычного, то говорил об этом просто, без стеснения. Я начал гладить ей клитор, она держала мой напряженный член в руке, нежно его поглаживая. Наверное, мои ласки рукой не дали ей чего-то ожидаемого, поэтому она сказала: «А теперь возьми в рот». Она широко раздвинула ноги, я угнездился там и в рот хлынула ее влага, которая всегда мне нравилась своим вкусом. Вначале языком, потом губами, потом опять языком я ласкал клитор, и чувствовал, что именно это ей надо было. Пару раз она напрягалась и просила остановиться. Потом легла на живот и приподняла свои бедра. Мой член как-то по знакомому вошел в нее и начал свои ритмичные движения. Извинившись, она выпорхнула из-под меня и поставила диск, который часто сопровождал наш секс. Была договоренность, которую я не мог нарушить. Мне нельзя было кончать до тех пор, пока не кончится диск. За это время жена полностью удовлетворялась и позволяла мне излиться. Но в этот раз возникло что-то иное. Иногда мне казалось, что подо мной Аня, иногда возникали другие видения. И я вложил в этот секс столько эмоций, что он превратился в вакханалию. В ответ жена тоже завелась, царапала мне спину, кусала губы, требовала войти как можно глубже. Потом встала на корточки очень широко раздвинула бедра, и произнесла: «А теперь войди туда». Ей захотелось анального секса. Мы редко практиковали его по многим причинам. Как говорила жена, анальный секс давал слишком острые ощущения, иногда на грани боли. И после него она долго приходила в себя. Но когда с ней случались приступы острого желания, мы его практиковали, чтобы удовлетворить дикую самку. Это был единственный способ. Как она говорила, это был вечный оргазм от начала до конца, а потом резкий упадок сил. В этот раз произошло то же, как только музыка закончилась, я вылился, и мы оба рухнули на кровать. По-моему, она заснула еще до того, как устроилась в привычной позе. Наступили тишина, сил думать не осталось.

3. Финал   
На следующий день я выступал на семинаре в нашем отделе, Аня там тоже была, сидела с краю. Я хорошо подготовился, и выступление удалось. В конце я посмотрел на нее, она тоже подняла глаза, и тут я увидел в ее взгляде то, что там никогда не было. Это был не только взгляд любовницы, это был взгляд женщины, которая восхищалась своим мужчиной. Взгляд, который говорил: «Да, ты мой единственный! Ты самый лучший!» Чем он был вызван, моим выступлением или воспоминаниями, я не знал тогда.
Впоследствии Аня призналась, что вначале, когда она начала посещать мой спецкурс, ко мне была равнодушна. Потом ей стали нравиться мои лекции, у нее создалось впечатление, что я рассказывал только для нее одной. Она увидела во мне человека, который это все придумал, и оценила глубину мысли. И она ощутила в себе ростки какого-то чувства, которое проявлялось в моем присутствии. Спустя некоторое время это чувство оказалось таким сильным, что возникало всякий раз, когда она думала обо мне. И однажды ночью она проснулась в сильном возбуждении потому, что приснился я. Ее влагалище было мокрым, нижние губы набухли, низ живота охватила боль. Ей страшно захотелось близости со мной.
И эти переживания ее сильно испугали. Никто из ее приятельниц ничего про подобное не рассказывал, хотя они были гораздо опытнее Ани в любви. Скорее в сексе.
- Я какая-то неправильная, - думала она. Но чувство не уходило, а желание секса стало только сильнее. И так продолжалось до нашей первой ночи.   
После этого семинара наши встречи стали регулярными. Мы встречались в моей комнате на улице Обручева. Каждая встреча начиналась совершенно одинаково: садились к журнальному столику, Аня открывали распечатки программ, мы их изучали, оценивали полученные результаты. Беседа, вначале оживленная, спустя некоторое время комкалась, у меня пересыхало во рту. Чувствовалось, что возникает недоговоренность, и мы знаем не только об этом, но и ее причине. Наконец, я не выдерживал, подходил, поднимал с кресла, прижимал к себе. Она этого очень ждала и была рада. Наши губы соединялись, мы долго стояли прижавшись друг к другу, потом начинали не торопясь раздевать друг друга.
Никогда наш секс не повторялся, каждый раз все было вновь. Похоже, Аня знала, что мы вскоре расстанемся, поэтому хотела испить эту чашу удовольствия до последней капли. Поэтому прелюдия всегда была долгой. Иногда она стоя вводила меня к себе, хватала за шею, обхватывала меня ногами и долго качалась, как на качелях. Чаще же мы ложились на диван, и Аня приказывала мне не двигаться и лежать смирно. Потом она начинала сокращать мышцы где-то там глубоко, делая сокращения то частыми, то редкими. Если я начинал двигаться в это время, она сильно шлепала меня по спине, говорила: «Подожди», и я вновь лежал без движения. Эти сокращения заканчивались оргазмом, после чего я имел право проявит свое мужское начало. Но дозволялось это на короткое время. Она опять останавливала меня и ее сокращения продолжались. Лишь после того, как она обессиливала совсем, она шептала: «Продолжи. Мне очень приятно!». И, спустя некоторое время, я мог завершить наш секс, излившись.
Она часто говорила: «Твоя сперма не вытекает из меня, я ее не выпускаю. И ты становишься частью меня. И всю ее до капли храню, как эликсир. Он дает мне силы жить».
 Наше положение было неопределенным. Оба тяготились им. Жить сразу с двумя женщинами, обе непростые, умные, сексуальные требовало сильного напряжения. Любил ли Аню? Если бы мы соединились, то вполне возможно наша семья какое-то время существовала, а при рождении ребенка все бы нормализовалось. Я чувствовал вину перед ней, и большую жалость. Она же любила безоглядно и ни о чем ином не мечтала, как побыть со мной, пусть и урывками.
Но все разрешилось самым неожиданным образом. Аня с блеском защитила диплом, уехала к родителям, и там вышла замуж. Как она впоследствии объясняла, это был жест отчаяния. Ни Университета с налаженным бытом, ни меня не было рядом. Никто не удерживал, а родители настойчиво советовали. И она решила начать новую жизнь. Мы, естественно, перестали встречаться. У нее вскоре родилась дочка, потом она устроилась в Москве на работу и, казалось, все осталось в прошлом. Но осталось очень многое, что связывало нас, память о ее взглядах, нашей близости, выходках во время секса. Все это я переносил на жену, которая с восторгом воспринимала мое сексуальное бешенство, и отвечала тем же. 
Наши ночи, когда у нас был секс, превратились в сплошное истязание друг друга. Но удивительно, утром оба вставали свежие, не утомленные с благодарностью за доставленные наслаждения. Мне стало казаться, что вернулись времена наших первых встреч, когда мы оба были влюблены друг в друга и не могли прожить ни одного вечера врозь. Жена захотела ребенка. Я был против, совершенно из эгоистических соображений. У меня хорошо продвигалась докторская диссертация и я опасался, что третий ребенок в семье помешает мне ее завершить. Совершенно наивно и весьма глупо. Но это я понимаю лишь сейчас, спустя много лет. Отсутствие нашего общего ребенка, в конечном итоге, и разрушило нашу семью. Вернее, разрушил ее я сам, когда мне стало казаться, что наш секс становится «семейным», и несет лишь физиологические функции.
Но вернемся к Ане. Спустя несколько лет кто-то попросил моей рекомендации, чтобы устроить ее в престижный математический институт. Я мог ее дать так как был дипломным руководителем, и с радостью это сделал. А потом мы встретились, и наши отношения возобновились. Теперь я был свободен или почти свободен, и мог бы связать наши судьбы. Но у нее была дочь, которой было уже пять лет, какая-никакая семья. Хотя Аня жаловалась, что семейная жизнь так и не наладилась, они с мужем совершенно разные люди. Я очень хорошо понимал это. Аня была независима в суждениях и поступках и очень умна. И рядом с ней должен был быть мужчина, который не уступал бы ей, но одновременно мог бы стать опорой в минуты отчаяния, которые у нее случались. Она - творческая личность, остро переживала неудачи, когда у нее что-то не получалось, и даже вместе мы не могли найти решение.
Но Аня не предлагала мне соединиться, а я опасался это делать. Слишком много времени прошло с момента нашего расставания. Аня стала другой, я тоже изменился. Кроме того, память о моей последней жене бередила воспоминания и не отпускала. Мы продолжали наши встречи потому, что обоим было хорошо. Но когда за ней закрывалась дверь, подкатывала тоска, которую никак не удавалось убить. Пытался рассеять ее с подругами и друзьями, но становилось еще хуже. Подруги, и друзья отдалились, и я остался один. Работа не ладилась, что было совсем плохо. Я по натуре трудоголик, и работа – это самая важная часть моей жизни. Светлые моменты наших встреч чередовались темными полосами безнадёжья. И это было обоюдно. Аня не говорила мне об этом, но я понимал, что у нее те же ощущения.
Аня смотрела на меня с надеждой: я сильный и взрослый разрешу эту ситуацию. И однажды я позвонил и сказал, что собираюсь жениться. Она не стала меня расспрашивать, только сказала, чтобы я больше не звонил. С тех поря я ее никогда не видел.