Литовская крепость. 14

14.

С раннего утра князь Иван Юрьевич с подвоеводой Рагозой  были заняты на допросе челяди боярина Жинева. Наместник сидел во главе стола, Иов Васильевич занимал своё место по его правую руку, писарь  раскладывал перья и гремел чернильницей по левую руку.
Первой на допрос вызвали подневольную девку Христинку, прислуживавшую погибшей боярышне Анне. Девка выглядела глубоко испуганной, хлюпала носом и жалостно кривила рот.

Наместник, строго глядя на неё, предупредил, что если она вздумает говорить неправду и это выплывет наружу, к ней применят допрос с пристрастием.
–Как долго ты служила боярышне? – спросил князь Иван Юрьевич.
Христинка ответила, что с детства, но с какого именно возраста она не знает.
–Что боярышня делала в день своего исчезновения, и когда ты узнала, что её нет дома?– задал второй вопрос наместник.
–Пока её отец был дома, боярышня находилась на своей половине. Когда он уехал, она стала волноваться. Когда стемнело, боярышня тихо собралась и вышла из дому, наказав мне ждать её под дверью, чтобы тихонько впустить обратно по возвращении, – сквозь всхлипы, сообщила Христинка.
–И она не сказала, куда идёт?
–Она никогда не говорила, куда уходит.
–Твои слова можно понять так, что она не редко уходила из дома?
–Да, она часто уходила.
–Я не имею в виду те случаи, когда боярышня ходила по имению, надзирая за хозяйством и отдавая приказания челяди, – уточнил наместник.
Христинка сказала, что тоже не имела в виду такие случаи.
–Какие же случаи имела в виду ты? Она уходила куда-то дальше имения? Куда же она уходила?
–Она могла уезжать в лес верхом и гулять там.
–Боярышню никто не охранял в лесу?
–Иногда никто, но часто конюх Ермилка.
–Неужто ты не удивилась, что боярышня вдруг ни с того, ни с сего собралась куда-то в ночь, поручив тебе сидеть под дверью?
–Боярышня не в первый раз уходила подобным образом, и всякий раз оставляла меня сидеть под дверью.
–Почему же ты не сказала об этом её отцу?
–Боярышня обещала, если я проболтаюсь, забить меня на конюшне плетьми до смерти. Она говорила, что обвинит меня в клевете, и что отец ей поверит, а меня забьёт, – размазывая слёзы по лицу, сказала Христинка.
–А кто-нибудь в доме знал, что ты сидишь по ночам под дверью?
–Никто, все спали.
–Показалось ли тебе что-то странным в тот вечер, когда ты видела боярышню Анну в последний раз?
–Да, она нарядилась получше.
–А в чем она бывала одета, когда выходила в другие дни  в поздний час?
–В обычную одежду, и только накидывала на голову платок.
–И как долго она отсутствовала?
–Она приходила ещё до первых петухов.
–Увидев, что она наряжается и собирается выйти так поздно из дома, неужели ты не попыталась даже остановить её? – вмешался в допрос подвоевода.
–Я умоляла её не уходить, валялась в ногах и говорила, что её отец нас всех убьёт,  когда узнает, что её нет дома.
–Ты сказала, что она и раньше уходила, оставляя тебя стеречь дверь. Почему же ты только в этот раз вдруг стала валяться у неё в ногах?
–Я подумала, что она хочет бежать.
–Бежать? Разве у неё был повод?
–Старый боярин, наш хозяин,  уговорился выдать её замуж за соседа, а тот был уже в годах, и боярышне это очень не нравилось. Она привыкла всегда настаивать на своём, но на этот раз боярин держался, как кремень.
–Что же тебе ответила боярышня на твои мольбы?
–Посмеялась и велела сидеть под дверью, ожидать её возвращения.
–Если бы Анна действительно решила бежать, то к кому из родственников она бы поехала?
На этот  вопрос Христинка ответила, что не знает.

Приказав охране её увести, наместник сказал подвоеводе:
–Судя по всему, эта Анна была решительной девицей и водила своего отца за нос. Впрочем, отец и не отрицал, что дал ей слишком много самостоятельности.
–А не наговаривает ли девка на свою госпожу? – засомневался Рагоза. – Ладно днём, но чтобы боярышня бродила по ночам…
–А какой ей интерес лгать? Она выкладывает всё от страха. Разве ей выгодно разбалтывать, как она сидела под дверью в ожидании своей хозяйки? Если бы боярышня не погибла, разбирательство о её похождениях было бы в руках её отца, и этой Христинке не поздоровилось бы.
–И поделом. Кого теперь вызывать?
–Боярышня погибла не в доме. Стало быть, мы должны допустить, что она действительно вышла в ночь. Она оказалась в реке. До реки нужно на чём-то добраться. Скорее всего, она добиралась на лошади. Приведите сюда конюха Ермилку.
Ермилка оказался красивым парнем с кудрями, словно вороново крыло, и жгучими карими глазами. Такие должны нравиться девушкам. Происходил Ермилка из подневольной челяди. Сейчас он был напряжён и глядел исподлобья.
На вопрос, часто ли он сопровождал боярышню Анну в её одиноких поездках по лесам, он ответил, что сопровождал всякий раз, как она ему приказывала.
–В день своего исчезновения боярышня ночью пришла к тебе за ло-шадью. Как она объяснила свой приход? – неожиданно спросил наместник.
Ермилка был ошеломлён. Он побледнел, в замешательстве соображая, что сказать.
–Она попросила лошадь и уехала.
–Ты поехал с ней, – сказал наместник уверенно, хотя лишь предполагал такой оборот дела.
–Только до границы имения, дальше она поехала одна.
–А в другие разы в своих ночных поездках она брала тебя с собой?
–Нет, разве что только до границы имения.
–И ты, конечно, не знаешь, куда она направлялась?
–Не знаю.
–Сдаётся мне, Ермилка, ждёт тебя допрос с пристрастием для освежения памяти.
Едва Ермилка оказался за дверью, наместник заметил подвоеводе:
–Всё-таки боярышня бродила по ночам, но я никогда не поверю, что она отправлялась далеко без всякой охраны. Тот, к кому она бегала, был где–то близко, в имении или рядом с ним. Конюх врёт. Он не знает, что нам известно, поэтому пока не соображает, какой линии придерживаться.

Следующим перед наместником и подвоеводой предстал лохматый мужик- сторож. Он заявил, что в ночь исчезновения  боярышни собаки, спущенные на ночь, взбрёхивали не сильнее, чем обычно, а при обходе он видел, что  въездные ворота были закрыты, хотя близко к ним не подходил.
–А чем закрываются ворота? – спросил сторожа подвовевода.
–Засовом, – ответил тот, склонив голову набок, словно его удивил вопрос.
–А могли ли  ворота быть просто прикрыты, а не закрыты на засов?
–Я их сам закрывал.
–Если бы кто-то снял засов, но прикрыл створки, ты бы это заметил?
Сторож почесал в затылке, соображая, что ему выгоднее, предста-виться надёжным сторожем или признать, что был введён в заблуждение неизвестным негодяем.
–Ну, может быть, и не заметил, ведь я был уверен, что всё закрыл, – наконец сказал он.
–Подозрительный ты сторож, – покачал головой Иов Васильевич. – У тебя собаки брешут, а  ты поленился лишний раз проверить ворота. Я думаю, допрос с пристрастием освежит твою память.

Следующим допрашиваемым был веснушчатый дворовый мальчишка Ермошка примерно шестнадцати лет. Он старался держаться спокойно, но видно было, что даётся это ему с большим трудом.
–Тут двое до тебя пытались ввести нас в заблуждение, и теперь будут допрошены с пристрастием, – сказал подвоевода. – Надеюсь, ты не хочешь отведать плети, будучи подвешенным на дыбе под потолком? Советую тебе говорить правду. Что ты знаешь о пропаже боярышни Анны?
–Всё знаю, и всё скажу, – торопливо ответил Ермошка. – В день, как она пропала, я прятался в конюшне.
–Что ты делал в конюшне? – спросил наместник.
–Я прятался от управляющего, чтобы он не заставил меня ничего делать, а потом решил там и заночевать прямо в сене для лошадей. Если бы я знал, что из этого выйдет, я бы лучше пошёл помогать на кухню.
–И что же там вышло?
–Когда была глубокая ночь, в конюшню пришёл конюх Ермилка, а потом пришла боярышня.
–А ты что в это время делал?
–Я поглубже зарылся в сено и замер, а то бы мне не сдобровать.
–Что же стала делать боярышня?
Ермошка замер и судорожно сглотнул слюну.
–Дыба! – напомнил ему подвоевода.
–Она бросилась Ермилке на шею и сказала, что поедет с ним хоть на край земли, а также ещё много чего, но я со страху ничего не запомнил.
–Боярышня бросилась на шею конюху? – грозно спросил подвоевода. – Да знаешь ли ты, что бывает за оговор?
–Истинный крест, бросилась! За что мне её оговаривать? Мне и так, за то, что я видел, грядёт погибель, если не от вас, так от нашего хозяина! – запричитал Ермошка. – Да я её любил и почитал, не то, что этот Ермилка! Он и оценить её не мог, а я бы от почтения целовал бы следы её ножек, молился бы за неё до конца своих дней, чтобы она была счастлива!
–И как боярышня относилась к твоему… почтению? – спросил наместник, ощущая лёгкое отвращение.
Ермошка опустил голову, скривил лицо, как для плача, и выдохнул:
–Смеялась…
–Над тобой смеялась, а конюх, стало быть, был ей по душе?
–Она была как околдованная, а он этим пользовался!
–Иван Юрьевич, тут выплывает вопрос о колдовстве, – промурлыкал подвоевода.
–Вернёмся к тому, что было в конюшне, – притворился, будто не расслышал его наместник. – Что случилось после того, как боярышня пришла туда?
–Ермилка вывел двух лошадей, и они уехали.
–А когда конюх вернулся?
–Утром, только я уже ушёл из конюшни, чтобы ему не попадаться.
–Он вернулся один?
–Один.
–И никто не задал ему никаких вопросов?
–Да ведь никто не видел, как он уезжал!
–А сторож?
–Да он дрых в сарае, потому как напился по случаю отсутствия хозяина! А собаки Ермилку знают, потому и не залаяли.
–А ты, стало быть, не спал?
–Я, как стало светать, выбрался из конюшни и  прилёг на поленницу позади сарая, чтобы дождаться, когда в доме встанут и дверь отопрут.

Дальнейший допрос был прерван появлением Олехно Савича, который доложил о появлении в корчме  едва живого помощника купца Киприяна Овцына – Никифора, который утверждал, что купеческий обоз был ограблен некими белыми всадниками, а его хозяин и все сопровождавшие его лица – убиты.
Наместник приказал доставить Никифора в крепость под стражей и поместить под охрану. Он лично отправился опрашивать свидетеля. Выйдя от него, он сказал подвоеводе:
–Стало быть, все эти белые всадники – не выдумки. В нашем наместничестве орудует шайка, которая, изображая неупокоенные души, пугает тёмных крестьян, грабит и убивает на дорогах!
–А что, как этот парень врёт? – усомнился подвоевода.
–А вот это мы и выясним. Завтра же утром, как только Никифору станет лучше, отправимся с большим отрядом на поиски того оврага, где он скрывался.