Опять вспомнился Хармс

                ...


Душа была в мешке из кожи,
Её там били кирпичом,
А душу лишь вопрос тревожил:
"Убили Хармса, а зачем?"..
Ведь был он лучше, лучше всех,
И голодал, как все поэты...
Но нервным был абсурдный смех,
И с сумасшедшинкой  при этом...
Плевались копотью заводы,
И жизнь людская - ни о чём,
Поля химер  дают всё  всходы,
Прибито пыльным всё мешком...
Но человек исчез в лесу,
И в том лесу уж нет житухи,
А Хармсу шляпа так к лицу,
Из окон падают старухи...

                ...

"Это вы зря так, -  сказал начальнику Люликову слегка полноватый  Хомутов, -
может, я, вполне возможно, биоэнерготерапевт, и у меня дохрена всякой отрицательной и   тёмной энергии!"..
После этих своих слов
Хомутов взмахнул топором, Люликов даже вскрикнуть не успел.

                ...

Сикамуров сидел на лавочке и улыбался. Мимо шёл Чундриков.
- Ты чего лыбишься? - спросил Чундриков и ударил ногой Сикамурова. Сикамуров в ответ ткнул Чундрикова бензопилой в живот.
Чундриков помучился и умер. На лице у него застыло серьёзное выражение, как на профсоюзном собрании.
Сикамуров заглушил бензопилу, - бензин нынче дорогой,
на Репейниковском рынке просят за литр три килограмма
собачатины.

                ...

Барышня Чухновская работала машинисткой и у неё было восемь детей. Дети бегали, кричали, просили еду и резиновую пищалку
"Огни Днепрогэса".
Чухновской надо было печатать текст с такими словами: "Все встали на трудовую вахту в честь французских революционеров  Робеспьера, Жан-Поля Огюста и семнадцати машинистов паровоза братьев Баженовых,
которые наступали на белые отряды"... Но ей надо было постоянно сажать кого-нибудь из детей на горшок.
Поэтому Чухновская напечатала такое:
"Все обосрались".