Понятия

Каждая блоха на крупе лошади мнит себя кавалеристом, потому что точно знает, как надо. Но на самом деле, конечно же, никто не знает, как надо, однако как-то же жить нужно.
Для этого «надо» существуют правила, зашитые в слова. Благодаря им мы худо-бедно в состоянии друг друга понимать.
Один мой хороший знакомый – преподаватель – каждый учебный год начинает первую лекцию так:
– Мир живёт по понятиям, поэтому записываем основные понятия дисциплины.
И он прав, потому что мир без понятий непонятен, а профессиональный мир – хаотичен.
Однако, возвращаясь к исходному положению: каждая блоха на крупе лошади мнит себя кавалеристом, поэтому даже с понятиями всё далеко не очень понятно.
Толковый словарь гласит: понятие есть мысль, отражающая существенные свойства и необходимые признаки предмета или явления. Следовательно, понятия, по которым мы живём, суть наши персональные существенные признаки и свойства, формирующие наше социальное пространство, и от того, как мы их разворачиваем, зависит то, как мы будем жить.
Всем известно, что в мире понятия «хорошо» и «плохо» не работают. Это только для детей и для Маяковского. Взрослые же оперируют понятиями «нормально» и «ненормально». Например, мусорить нехорошо, но нормально. Курить на улице в лицо прохожим тоже нехорошо, но тоже нормально, потому что привычно. Получается, нас в детстве всех обманывали, и мы, носители лжи, продолжаем транслировать эту ложь всё новым и новым поколениям людей, прибывающим в эту жизнь.
Захожу в свой родной учебный корпус, на вахте ключи от кабинета беру, а ручки нет.
– Как нет? – спрашивает охранник.
– Вот так, нет.
– Увели, значит.
– Бывает, нормально.
– Это ненормально.
– Да, ненормально, но естественно. Ручки же всем нужны…
Вывод: всё подменимо.
Есть такой приём в риторике – подмена тезиса, поэтому «закон, что дышло, – куда повернул, туда и вышло». Хорошее подменяется нормальным и привычным, нехорошее же не становится плохим – оно превращается в нормальное и привычное. Люди называют это относительностью. Но это тоже подмена.
Иногда следование правилам есть что-то неправильное.
Знакомый моих знакомых в середине девяностых купил первую в Удмуртии «Mazda». Встречаемся мы с ним в компании через неделю после этой его покупки. Спрашиваю:
– Ну что, как мазда?
Он ржать начинает – уже плохой знак. Просмеявшись, рассказывает:
– Только такой болван, как я, выводит новую машину на дорогу в феврале. Ну уже больно мне не терпелось прокатиться на ней. Выехал, в общем, из дома, еду к офису. И ведь даже не утро было – почти обед. Трогаюсь на светофоре, от остановки параллельно машинам начинает отходить автобус. И вроде все едут нормально, но автобус вдруг начало заносить. Мы все – машин десять, чуть больше даже – встали, ждём, пока его мимо пронесёт. А этот придурок возьми и начни поворачивать по маршруту. Ему бы прямо уже катиться – и выкатился бы куда-нибудь, так нет, у него же график. Понятное дело, его начало разворачивать, он задом задел одну машину, другую, а те – ещё и ещё, так и меня зацепило. В ремонте теперь стоит моя мазда. А после ремонта какая-же она новая?..
Ситуация была смешной, особенно если не представлять себя в ней, но машину было жалко: ехать из Японии, чтобы так бездарно пострадать на воткинских дорогах… Знакомый же через два месяца купил себе новую машину, снова мазду. Так что его было не жалко.
Конечно, водитель автобуса чем-то да руководствовался, когда вопреки здравому смыслу следовал расписанию и маршруту. Сколько он там по суду возмещение ущерба выплачивал – чёрт знает, но главное – никого не убил.
Сложно к этому как-то конструктивно относиться. Однако гораздо легче относиться к человеку, если понимать, почему он такой придурок. Для нас-то что важно в этом? То, что правила и здравый смысл не есть, по сути, одно и то же. Правила надо знать, а здравый смысл – понимать. Мир вообще надо понимать, потому что жить в мире, не понимая его, – это как добраться до сердцевины яблока, его не съев.
Кстати, блох можно заменить сосисками, и тогда получится так: каждая сосиска мнит себя краковской колбаской. Таких колбасок у нас рассыпано по всей стране немерено – от европейской границы до острова Ратманова, находящегося всего в четырёх километрах от острова Крузенштерна – уже территории США. А там своих колбасок хватает. Да и вообще, этих колбасок везде достаточно.
Рассказывал мне всё тот же знакомый, тот самый, который учит жить студентов по понятиям дисциплины. А ему ещё кто-то, в свою очередь.
В элитный дом, отстроенный в центре города, естественно со всеми наворотами в виде подземного гаража, консьержки и видеонаблюдения, стараниями её детей въехала немолодая дама – вся из себя учёный. Куча министерских наград, патентов, медалей и всего прочего. Всю жизнь проработала в университете, инженеров взращивала. Обустроилась. Живёт себе как-то. Приходит в скором времени к ней управляющий домом, злобный такой мужик, деловой очень – сразу видно, что бизнесмен. Говорит:
– Так, деньги сдавайте.
Дама уточняет – спокойно очень:
– За что?
– За всё.
Смотрят друг на друга.
– Ну, это… Не понятно, что ли? За гараж, за наблюдение, за охрану. Дом-то ведь элитный, – мужик особо напирает на последнее слово, мол, будто это он элита и дом этот для него исключительно построен.
– Да вы не стойте здесь, проходите, – приглашает дама. – Приличные люди в дверях не разговаривают.
Мужик проходит в квартиру. Видит на стенах грамоты и благодарственные письма в рамках, развешенные сплошняком, спрашивает:
– Вы кто?
Дама отвечает:
– Я элита.
Он:
– С элиты денег – не берём!
Вот это и есть «по понятиям».
В университете у меня была одна очень строгая преподаватель – именно так – преподаватель, потому что не позволяет нам пока русский язык говорить по-другому. Это в словацком, например, языке принято оппозиционное деление, а у нас бардак в этой сфере. Наш почтальон существует у них в двух видах – мужском и женском: po;t;r и po;t;rka. Профессор – profesor и profesorка. Президент – prezident и prezidentка. Продавец (не то же самое, что продавщица) – predavak и predava;ka. Ну и прочее… Это тоже своего рода понятия.
Так вот, курс этого преподавателя, коим – скажем так – являлась женщина, был посвящён письменной грамотности. Она учила нас правильно писать слова и ставить знаки препинания – так, чтобы они раскрывали смысл предложения, а не так, как бог на душу положит. Она не терпела беспорядка и опозданий и пригрозила нам несдачей зачёта, если мы опоздаем на контрольный диктант. Но практически все из нас опоздали.
Когда я пришла, в аудитории сидела только одна девочка. Всего на момент вхождения в аудиторию преподавательницы нас было четыре человека из тридцати существовавших в группе. Зачёт, конечно же, был сорван и перенесён на другое время. Преподаватель(ница), даже не вздохнув, разочарованно отправилась в деканат сообщать о нашем дезертирстве, и мы сорок минут с трепетом ждали её высочайшего решения, потому что зачёт был дифференцированным и влиял на стипендию, а жить в девяностые без стипендии было ещё сложнее, чем с ней: по мелкости своей она ничего глобально не меняла, но на неё можно было купить две гелевые ручки, чтобы красиво писать лекции. Так вот, она оставила нас в трепетной неизвестности и была не права, потому что никто из нас действительно не был виноват в сложившейся ситуации. Просто на улице Ленина троллейбус прижал легковушку к тротуару, и транспортное движение остановилось. Пока всё выяснилось и пришло в норму, прошло время, и девочки, покинувшие автобусы и троллейбусы, дошли пешком до университета. Мне же повезло, потому что я жила в Металлурге и ездила с пересадкой через Удмуртскую. А девочки молодцы, потому что шли на зачёт, даже зная, что они уже безбожно опоздали и их будут ругать; зачёт же им точно не поставят – на это даже при самом хорошем раскладе рассчитывать не приходилось. Это называется мелкий героизм в мирное время.
Так вот, эта преподаватель, когда я тоже уже сама преподавала в университете, проверяла со мной ЕГЭ и не уставала повторять следующее: «Если я проверила сочинение и не нашла ни одной орфографической, ни одной пунктуационной, ни одной грамматической и ни одной речевой ошибки, это говорит только об одном: я плохо прочитала сочинение». Очень воодушевляюще, надо сказать… Но зато в границах понятного.
Люди живут по понятиям. Язык существует по правилам, в основе которых лежат понятия.
Вообще же, если ты безграмотен, но хочешь быть оригинальным, напиши всё в одно слово и назови это инкорпорацией: всё равно никто ничего не поймёт.
Жизнь наша – текст, который создаётся словами – понятиями, вступающими в правила, мы же все – буквы, и от перестановки букв меняется всё.
Мы буквы, с нами текст.
И всё понятно.