Восход

­­­­­­С утра всё шло не так. И ветер качал вывеску за окном, как будто говорил: читай, читай, что здесь написано! На знаке, висевшем на проводах над дорогой, ничего не было, кроме развилки, нарисованной белым на синем.
Испуганные облака, толкаясь и набегая друг на друга, как стадо баранов, пытались убежать от властителя их уже предрешённой судьбы. В этом неуютном контексте раздавшийся внезапный звонок в дверь пугал ещё больше, не столько даже внезапностью, сколько каменным обвалом обречённых предчувствий.
- Собирайся, идём со мной, - сказал он.- Не забудь телефон и зарядку.
И по этим словам стало ясно, что случилось что-то такое, от чего мир перевернётся, рухнут устои, исчезнут традиции и человечество померкнет, как творческая единица, навсегда.
Захватив телефон и , на всякий случай паспорт, я выбегаю за ним, уже нервно ожидающим меня у подъезда и курящим что-то немыслимое, скорее просто для заполнения кадра чем-нибудь привычным, хоть чем-то из благополучного вчерашнего дня.
Мы садимся в транспорт, мы раздвигаем народ локтями, пытаясь пробраться ближе к переднему окну, из которого было видно, как красным шарфом на измученном небе висела широкая изогнутая полоса, ведущая за горизонт. Народ вокруг с непониманием отбивался и продолжал, казалось бы, как ни в чём не бывало, ехать по своим делам.
Мы долго тряслись по ужасным дорогам окраин, за окнами мелькал знакомый с детства город, который казался неузнаваемым и тоже несчастным. Старые деревянные постройки середины позапрошлого века пахли мышами. От тесноты мне иногда казалось, что я теряю сознание.
- Мы должны успеть,- говорил он тихо. - Должны обязательно успеть.
Автобус едет слишком медленно.
Мне становилось страшно, быстро темнело. Сумерки, которые я всегда так любила, теперь поглощали меня с неумолимой неизбежностью трясины.
Когда автобус привёз нас на конечную, было уже темно. Где-то не очень далеко, за соснами, растекалось серое море. Это было понятно по кричащим чайкам, которые предостерегали от чего-то, чего нам не следовало делать, никогда.
Но мы шли не к морю, а по какой-то песчаной дороге, усеянной острыми небольшими камнями. Дорога эта поднималась в гору.
Я потеряла чувство времени. Похоже, и время потеряло чувство меня.
Над городом, лесом, морем, которое было видно сверху, висел в темноте красноватый дым, в котором отражались далёкие огни.
Подъём стал более крутым. Камни под ногами мешали идти, и я начала отставать. Он оглянулся, заметив это, подошёл и взял меня за руку. Так мы поднимались в гору, наверное, ещё полчаса. Местность вокруг стала совсем голой. Вдоль дороги рос чертополох и другие колючие травы. Внезапно подул ветер и в воздухе запахло грозой.
- Мы должны успеть, - повторил он ещё раз. Хотя голос его звучал уже не так уверенно. По правую руку от дороги лежал большущий гладкий валун, силы меня покидали. Очень хотелось пить.
- Почему ты не напомнил мне взять воду?
- Придётся терпеть, - ответил он.
Приостановившись возле валуна, он снял с себя куртку, постелил на камень, и мы сели. Он снова взял меня за руку.
Доверие, смешанное с печалью, похожей на отчаяние, заполнило все мои вены. Я закрыла лицо руками. Мне хотелось плакать, но я не могла.
- Зачем? - спросила я. Но он ничего не ответил. Стая каких-то ночных птиц пролетела с истошным криком. Вдали сверкнула зарница.
- Будет дождь? - спросила я.
- Наверное, - ответил он тихо.- Мы должны идти дальше.
Мы встали и пошли. А дорога всё поднималась и поднималась.
Поднявшись на самый верх, мы увидели площадку, заполненную какими-то людьми, говорившими на незнакомом языке.
В центре стоял огромный крест, выделявшийся на фоне далёкого моря и вкрадчивого света на небе, там, где будет восход.
Несколько женщин тихо всхлипывали скраю.
- Его казнили. Поздно. - сказал он и отпустил мою руку.
Голос звучал так потерянно, что мне захотелось его утешить, но я не знала, как.
Я пригляделась и заметила, что на кресте висит тело. Пока я смотрела туда, не отводя глаз, мой спутник куда-то исчез. Моя рука ещё хранила его тепло. Я обошла вокруг площадки три раза, мне казалось, что он мог смешаться с толпой. А вдруг он упал с обрыва?
Я склонилась вниз, посмотрела туда, в темноту, и хотела позвать его. Но тут мне подумалось, что я совсем не помню его имени. Да это было и неважно. Я обернулась к кресту. Народа больше не было. Остались только мы: я и тот, что на кресте.
Ноги не слушались меня, но я, как заворожённая, пошла туда, спотыкаясь и дрожа. В ушах ещё гудели какие-то непонятные выкрики исчезнувших людей, то ли угрозы, то ли уговоры.
Вдали угадывалась еле заметная полоска завтрашнего света. А я шла к кресту, и чем ближе, тем становилось теплее.
Прошла жажда. И такая тишина стояла вокруг, что можно было сшить из неё покой для всех несчастных и обездоленных, для всех, кто замёрз и кто нуждается в утешении. Для всех.
Я подошла вплотную и долго смотрела вверх на его замученное тело,
прибитое гвоздями к доскам. Я смотрела на его раны. Кровь сочилась из ран и мерно капала на лежащие внизу камни. И взгляд мой следовал за ней, пока голова моя не закружилась.Тут у меня подкосились ноги, я упала на колени и заплакала.
Ещё через время мне показалось, что кто-то погладил меня по волосам.
Это был утренний ветер.
...А в кармане моём звонил телефон.

март 2021