Гончаров и Тургенев - Необыкновенная история

НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛСЯ
ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ С ИВАНОМ СЕРГЕЕВИЧЕМ

 Началась эта история вскоре после того, как вернувшийся в феврале 1855 года из кругосветного плавания на фрегате «Паллада» Иван Александрович Гончаров привез с собой наброски нового романа, который позднее получит название «Обрыв». О новом творческом замысле он обстоятельно рассказывал приятелям, в числе которых был и Иван Сергеевич Тургенев. Тогда Гончаров и подозревать не мог, что вводит в сокровенный мир героев своего творения того, кто в скором времени окажется его соперником!
 Привыкший долго и мучительно обдумывать свои замыслы, Иван Александрович мысленно напряженно работал над «Обрывом», но не спешил приступить к его написанию. С одной стороны, требовал завершения начатый ранее и частично уже написанный роман - «Обломов». С другой - творческой работе препятствовала служба в канцелярии - других средств к существованию, кроме жалования чиновника, Гончаров не имел. (Литературу он считал слишком высоким призванием, чтобы допустить хотя бы мысль о том, чтобы писать ради денег). И хотя вскоре после возвращения из путешествия ему удалось, по рекомендации А.В. Никитенко, перейти из Департамента внешней торговли, где он занимал должность столоначальника, в Петербургский цензурный комитет, новые служебные обязанности оказались не менее тягостными и обременительными.
 В отличие от Гончарова Тургенев писал легко и быстро. Три года спустя, когда Иван Александрович завершил работу над «Обломовым» и только приступил к «Обрыву», Иван Сергеевич также закончил роман, - получивший название «Дворянское гнездо», и пригласил на его чтение знакомых писателей.
 Оказался в числе слушателей и Гончаров. Каково же было его изумление, когда он обнаружил сходство в сюжетах читаемого произведения и его собственного, еще не написанного романа! «Что же я услышал? То, что за три года до этого я пересказал Тургеневу», - вспоминал он позднее.
 Отличительной чертой Гончарова была мнительность, заметно усилившаяся с годами. Она и сыграла злую шутку с писателем, утомленным однообразной цензорской работой, задыхавшимся в затхлой атмосфере канцелярии Ивана Александровича поразила страшная «догадка» - Тургенев воспользовался его доверчивостью и похитил сюжет романа!!!
 Как полагал Гончаров, сходство персонажей обоих произведений было неоспоримо: «У меня бабушка, у него тетка.. Лаврецкий, схожий характером с Райским, беседует по ночам с другом юности, как Райский с Козловым… Разумеется, я не мог передать на словах, например, ему всей изменчивой, нервной, художнической натуры Райского - и у него вышел из него то Лаврецкий, то Паншин… Он не забыл и фигуры немца, истинного артиста. У меня бабушка достает старую книгу - и у него старя книга на сцене… У меня верующая Вера, и у него религиозная Лиза, с которой он не знал, как кончить, и заключил ее в монастырь».
 Когда слушатели нового романа разошлись, Гончаров поведал Тургеневу о странном сходстве их произведений. «Мне надо было бы тоже уйти, не говоря ни слова, - писал Иван Александрович впоследствии, - но этот роман была моя жизнь: я вложил в него часть самого себя, близких мне лиц, родину, Волгу, родные места, всю, можно сказать, свою и близкую мне жизнь».
 Неприятно изумленный услышанным, Тургенев был готов бросить в огонь рукопись своего романа.
- Нет, не бросайте, - сказал ему Гончаров, - я вам отдал это. Я еще могу что-нибудь сделать.
 Сходство романов Тургенева и Гончарова стало предметом их неоднократных встреч и объяснений. Иван Сергеевич говорил, что вовсе не думал что-либо заимствовать из рассказанного ему сюжета, однако признавал, что некоторые подробности оказали на него глубокое впечатление и могли бессознательно отразиться при написании «Дворянского гнезда». Поэтому, готовя роман к печати, он выбросил сцену между Лизой и Марфой Тимофеевной, имевшую некоторое сходство с объяснением бабушки и Веры в «Обрыве». В свою очередь, Гончаров, работая над своим романом, не включил в него главу о предках Райского, поскольку именно она, по его мнению, послужила источником, откуда Тургенев почерпнул материал для своего произведения.
 Корни неприязни, питаемой Гончаровым к Тургеневу, глубоки. Уже первым своим опубликованным творением - «Обыкновенной историей» Иван Александрович вошел в литературу как замечательный романист. В отличие от него Иван Сергеевич долгое время воспринимался как автор рассказов и небольших повестей. Великолепного новеллиста видел в авторе «Записок охотника» и Гончаров. Он был искренне удивлен, когда тот дерзнул выступить в ином жанре и сделаться его соперником.
 В своих письмах Иван Александрович настойчиво стремился уверить Тургенева, что тот берется не за свой жанр и что его удел - отнюдь не роман, а рассказ. «Если смею выразить Вам взгляд мой на Ваш талант искренно, то скажу, что Вам дан нежный, верный рисунок, а Вы порываетесь строить огромные здания или цирки и хотите дать драму… - писал ему Гончаров 28 марта 1859 года. - Скажу очень смелую вещь: сколько Вы не напишете еще повестей и драм, Вы не опередите Вашей «Илиады» - Ваших «Записок охотника»: там нет ошибок, там Вы просты, высоки, классичны, там лежат перлы Вашей музы - рисунки и звуки во всем их блистательном совершенстве».
 Раздражение и острую неприязнь к счастливому сопернику вновь испытал Гончаров, когда полтора года спустя узнал о выходе в свет нового романа Тургенева «Накануне». Еще раньше, услышав от автора о работе над ним, Иван Александрович уверовал, что сюжет и характеры героев также заимствованы из «Райского» (так первоначально назывался «Обрыв»). Поэтому, прочитав первые главы тургеневского романа, он принял за главного героя молодого скульптора Шубина и увидел в нем сходство с Райским, увлекавшимся живописью. К тому же героиню «Накануне» звали Еленой - это имя первоначально носила и героиня будущего «Обрыва» Вера. Подобные совпадения настолько уверовали болезненно мнительного Гончарова в плагиате, что он не стал читать тургеневский роман дальше и не узнал, что главный герой в нем - вовсе не Шубин, а болгарин Инсаров, в котором при всем желании трудно найти сходство с Райским. Несколько лет спустя, все же дочитав по настоянию знакомых «Накануне» до конца, Иван Александрович убедился в этом. «Действительно, мало сходства - вынужден был признать он впоследствии - но я не узнал печатного «Накануне». Это была не та повесть, которую он (Тургенев - А.К.) мне рассказывал! Мотив остался, но исчезло множество подробностей. Вся обстановка переломана. Герой - какой-то болгар. Словом, та и не та повесть».
«На обе эти повести, то есть «Дворянское гнездо» и «Накануне» я смотрю как-то в связи, потому, быть может, что ими начался новый период Вашей литературной деятельности, - писал Иван Александрович Тургеневу 3 марта 1860 года в письме внешне очень учтивом, но пронизанном ядом иронии. - Я даже беру на себя смелость, судя по тем сорока страницам, которые я прочел, заключить, каким чувством руководствовались Вы, когда писали и ту, и другую вещь… По этим двум повестям я разглядел и вполне оценил Вас как писателя и как человека. Как в человеке ценю в Вас одну благородную черту: это то радушие и снисходительное, пристальное внимание, с которым Вы… выслушиваете сочинения других и, между прочим, недавно выслушали и расхвалили мой ничтожный отрывок все из того же романа, который был Вам рассказан уже давно в программе».
 В литературных кругах стали распространяться слухи, обвинявшие Тургенева в присвоении чужого сюжета. Повстречав однажды на Невском проспекте доброго приятеля - критика С.С. Дудышкина, Иван Александрович поинтересовался: куда тот направляется?
- К бархатному плуту обедать, - отвечал Дудышкин («бархатным плутом» литераторы между собой называли Тургенева, посмеиваясь над его барственностью, скрывавшей природное лукавство).
- Это на мои деньги вы будете обедать, - заметил Гончаров шутливо, подразумевая солидный (4 тысячи рублей) гонорар, полученный Тургеневым за публикацию нового романа.
- Сказать ему об этом? - так же шутливо поинтересовался Дудышкин.
- Скажите, скажите! - отвечал, рассмеявшись, Иван Александрович, и приятели расстались.
 Кто бы мог подумать, что Дудышкин воспримет шутливый совет всерьез и в точности передаст слова Гончарова Тургеневу! А именно так все и случилось - эти слова услышал не только виновник торжества, но и другие писатели, приглашенные на обед. Праздник был испорчен, самолюбие Ивана Сергеевича уязвлено. На другой же день он поехал к Гончарову и, не застав того дома, оставил записку, в которой просил разъяснить слова, услышанные накануне от Дудышкина.
 Вернувшись домой и прочитав оставленную записку, Гончаров поспешил к Дудышкину.
- Но вы сами просили сказать ему ваши вчерашние слова, - робко заметил тот.
- А к если бы я попросил вас ударить его, вы ударили бы? - возразил рассерженный Гончаров.
 Тут только Дудышкин понял, какую непростительную оплошность он совершил. Несколько успокоившись, Гончаров сказал незадачливому приятелю, что если дело дойдет до дуэли, он уклоняться не станет, и просил того быть его секундантом. По счастью, поединок знаменитых писателей удалось предотвратить.
 Конфликт завершился третейским судом. Дело о возможном плагиате разбирали авторитетные литераторы - А.В. Дружинин, П.В. Анненков, А.В. Никитенко и С.С. Дудышкин. Они сочувствовали обеим сторонам и старались их примирить. Однако сделать это было не так просто. Тургенев был очень бледен, Гончаров красен, а виновник усугубления конфликта Дудышкмн, страдавший желтухой, осунулся и пожелтел.
 Опровергая обвинения в плагиате, Иван Сергеевич, обращаясь к автору «Обрыва», сказал:
- Если бы я хотел что-нибудь похитить из вашего романа, то хотя бы имя героини переменил!
 Тщательно разобрав все обстоятельства столь необычного дела, третейский суд пришел к заключению: «Произведения Тургенева и Гончарова, как возникшие на одной и той же русской почве, должны были тем самым иметь несколько схожих положений, случайно совпадать в некоторых мыслях и выражениях, что оправдывает и извиняет обе стороны».
 Подобное решение суда вполне удовлетворило Гончарова, который начинал жалеть, что конфликт зашел так далеко. Однако Тургенев, оскорбленный обвинением в плагиате, сказал своему противнику:
« ; Дело наше с вами, Иван Александрович, теперь кончено, но я позволю себе прибавить к ним одно последнее слово. Дружеские наши отношения с этой минуты прекращаются. То, что произошло между нами, показало мне ясно, какие опасные последствия могут являться из приятельского обмена мыслей, из простых, доверчивых связей. Я остаюсь поклонником вашего таланта и, вероятно, еще не раз мне придется восхищаться им вместе с другими, но сердечного благорасположения, как прежде, и задушевной откровенности между нами существовать уже не может с этого дня».
 Известие о заседании третейского суда быстро распространилось в литературных кругах и вдохновило известного тогда поэта Д.Д, Минаева на создание тогда же напечатанного в сатирическом журнале «Искра» стихотворения «Парнасский приговор», в котором он с искрящимся юмором изложил дело о предполагаемом плагиате, перенеся заседание суда на Парнас. Перед сонмом богов во главе с Аполлоном предстает прилетевший на Пегасе писатель. Жалуясь на коварного соперника, похитившего его сюжет и создавшего на его основе свой роман, он приводит такие доказательства сходства двух произведений:

У меня герой в чахотке,         
У него портрет того же.
У меня Елена имя,
У него Елена тоже.
У него все лица так же,
Как в моем романе, ходят,   
Пьют, болтают, спят и любят…    

 Тяжба двух писателей завершалась в «Парнасском приговоре» торжеством справедливости. По воле богов похитителя чужого сюжета ожидало следующее наказание:

И за то он нашей властью
На театре будет вскоре
Роль купца играть немую
Бессловесно в «Ревизоре».

 Незадолго до написания стихотворения Минаева в Петербурге состоялся необычный спектакль. В пользу нуждающихся литераторов был поставлен «Ревизор», роли в котором исполняли известные писатели. Так, городничего играл А.Ф. Писемский, почтмейстера - Ф.М. Достоевский, Хлестакова - поэт П.И. Вейнберг, печатавший в «Искре» и «Будильнике» юмористические стихи под популярным в то время псевдонимом «Гейне из Тамбова». Тургеневу же досталась роль одного из купцов «без слов».
 Согласно приговору богов, пострадавший писатель получал возможность отправиться в кругосветное путешествие для поиска сюжета нового произведения.
 Примирение Гончарова и Тургенева произошло четыре года спустя - на похоронах А.В. Дружинина, приложившего много стараний для того, чтобы положить конец нелепой ссоре двух знаменитых романистов. Но и после этого в письмах Ивана Александровича, адресованных сопернику, несмотря на учтивость и радушие, ощущалась порой скрытая неприязнь.
 Литература была единственной радостью жизни для автора «Обрыва», и он уходил в нее из тусклой и монотонной жизни петербургского чиновника, которую принужден был вести, как раньше ушел от пошлой обыденности в кругосветное плавание. «…Я откровенно люблю литературу и если бывал чем счастлив в жизни, так это своим призванием… - писал он Тургеневу, пытаясь объясниться с ним. - Ведь не десять тысяч (на них мне мало надежды осталось) манят меня к труду, а стыдно признаться - я прошу, жду, надеюсь нескольких дней или «снов поэзии святой», надежды «облиться слезами над вымыслом». В отличие от Гончарова у Тургенева было много иных радостей в жизни. Привыкнувший работать над романами долго, основательно, капитально, Иван Александрович никак не мог простить сопернику той кажущейся легкости, с которой он создавал свои «эскизы», выдавая их доверчивым читателям за романы.
 Раздражение вновь пробудилось в душе Гончарова, когда он узнал о выходе новых романов  Тургенева - «Отцы и дети» и «Дым». «Потом уже, долго спустя, прочел я их обе* и увидел, что и содержание, и характеры первой почерпнуты все из того же колодезя - из «Обрыва»; а в «Дыме» взят только мотив дыма (у меня миража).
Так, и в «Отцах и детях» он опять повторил даже внешнюю программу «Обрыва»: опять (нов там Райский и Волохов) его новые герои приезжают в провинцию, опять повторил он, как в «Дворянском гнезде» и в «Обрыве» старуху, как у меня бабушка, у него тетка, опять две героини (вроде Веры и Марфиньки» - Одинцова и Фенечка, отдаленные подобия Веры и Марфиньки из другой сферы».

 ______________________________________
* Повести ; так Гончаров упорно именовал слишком короткие, на его взгляд, романы Тургенева.

 Позднее крайне мнительный Гончаров, прочитав только что опубликованную повесть Тургенева «Вешние воды», нашел в ней сходство с первой частью своего романа «Обыкновенная история». Раздражение, испытываемое Иваном Александровичем к счастливому сопернику, еще более усилилось. Теперь он видит сходство со своими творениями в произведениях не только самого Тургенева, но и западных писателей, с которыми он общался, а следовательно, мог пересказать им содержание «Обрыва»: совпадение с ним Гончаров находит в романах «Дача на Рейне» Б. Ауэрбаха и «Госпожа Бовари» и «Воспитание чувств» Г. Флобера.
 Обуревавшие его сомнения Иван Александрович решился в конце жизни поведать бумаге: в 1875-1876 годах им была написана «Необыкновенная история», в которой он обстоятельно излагает подробности своих непростых отношений с Тургеневым.
 На первом листе печальной исповеди души он пишет: «Из этой рукописи после моей смерти может быть извлечено, что окажется необходимым для оглашения, только в том крайнем случае… если бы в печати возникло то мнение, слухи, та ложь, которые я здесь опровергаю! В противном случае прошу эти листы, по воле умирающего, предать огню или хранить в Императорской публичной библиотеке как материал для будущего историка русской литературы» (Т. 7. С. 449).

Положив рукопись в конверт и запечатав своей печатью, Иван Александрович передал ее на хранение Софье Александровне - дочери А.В. Никитенко, с которой его связывали исключительно теплые и доверительные отношения. Печальная исповедь была опубликована спустя десятилетия после смерти обоих романистов-соперников - в 1924 году.