Про свояков, Петруху, Кирюху и чудиков шукшинских

        Погода в то лето на Алтае была, ну просто замечательная. Не жарило так, как бывало ранее, что носа своего не высунешь из прохладных домов своих. Особенно, из тех домов и домиков, где на окнах сохранились ставни. Да, те самые ставни, что раньше украшали почти каждый деревенский дом. Покрашенные в яркие цвета, да вдобавок разрисованные яркими, сказочными цветочками-лютиками, они умиляли и радовали всех, мимо проходящих и проезжающих, своим истинно народным творчеством.

        И вот когда на дворе стоит жара несусветная, все ставни в окнах наглухо закрываются, в домах наступает темнота и желанная прохлада. Темень, конечно, не кромешная. Всё равно, сквозь узенькие щели в ставнях, кое-где проникает дневной свет, но такой незначительный, что даже бестолковые, надоедливые мухи перестают досаждать, замирая там, где их достала темнота,  наивно полагая своими мушиными мозгами, что это ночь вдруг так нежданно-негаданно  наступила.

       А в тот год, когда Кирилл посетил в очередной раз свою малую родину, алтайское лето было, на удивление, благосклонным к отпускнику, поощряя своей погодой  многочисленные поездки и экскурсии по родному краю.

     - Не сгонять ли нам, своячок, сегодня в Сростки, не навестить ли Василия Макаровича на Пикете, - это так Кирилл к своему родственнику Петру обратился, к  обладателю зеленого “жигуленка” и просто хорошему человеку.

     - Какие могут быть у нас с тобой проблемы, свояк! Поехали.

        На Пикете вокруг памятника Василию Макаровичу, прям таки, людское столпотворение. Почти все хотели запечатлеть себя с писателем. И только вдвоем с ним, ну, от силы может еще с парой родственников. Но не тут-то было. Одна дамочка, стараясь перекричать всех, взывает к окружающим:

       - Граждане, товарищи! Ну, поимейте же, наконец, хоть каплю совести! Отойдите от памятника, дайте нам в первую очередь сфотографироваться. У нас внизу автобус стоит. Нам никак нельзя опаздывать.

       - Ишь, как разоряется. Это, скорей всего, экскурсовод с группой своей, что с одного из белокурихинских курортов приехали. Они тут частые гости, - пояснил Петро своему свояку.

      На что половина людей вообще никак не реагирует на эти призывы, другие, наиболее вежливые из них, отвечают на это коротко и ёмко, типа, а ху-ху - не хо-хо.

     Часть туристов-экскурсантов, окруживших памятник, фотографироваться, вроде как, и не желает вовсе. Преимущественно женский пол. Они стоят, чуть ли не в очереди, чтобы добраться, а потом и дотянуться, до босых ног Макарыча. Чтобы потереть своими наманикюренными пальчиками, два больших пальца  Василия Макарыча. Не все, а именно большие. Те, бедненькие, уже и так блестят на солнце, как у того… Неважно, у кого. Блестят и точка. А им всё неймется, якобы, поверье такое есть, вот потрешь их, и к тебе, что-нибудь, да привалит. Может денег кучу, а может и еще чего. Или кого. Выручай, Макарыч, родненький.

    Свояки Кирюха и Петруха у памятника были не впервой, поэтому не лезли в гущу желающих сфотографироваться и тем паче, подержаться за многострадальные пальцы знаменитого земляка. Зато услышали новость, что в сельской роще открылся парк деревянных скульптур, где вас встречают герои рассказов Шукшина, его алтайские “чудики”.

       - Во-о-н, видите церковь? Там рядом и парк этот с “чудиками”.

      Действительно, в роще свояки увидели не менее двух десятков скульптур, что сотворили мастера из податливого кедра. Кирюха всё пытался угадывать персонажи рассказов, не заглядывая в таблички. Одни “чудики” угадывались с первого взгляда, заставляя улыбнуться им еще разок. Ну как тут не рассмеяться, увидев, как зять “плонбирует” свою тёщу в уличном туалете, из рассказа “Мой зять украл машину дров”.

       - Странно. Очень странно, что главного шукшинского “чудика” не вижу здесь. Не по глазам стал, али пропустили его.

      - Это кого же, своячок?

     - А помнишь Василия Егоровича, сельского киномеханика, который собрался в гости к брату, но с первого раза не доехал, потому, как свою  полсотенную обронил случайно в магазине и на весь магазин, громко закричал, думая, что нашел чужую денежку...

     - Хорошо живете, граждане! А вот у нас такими бумажками в деревне не швыряются! – прокричал свояк Петруха.

     - Вот, вот. На обратном пути, как поедем, я расскажу тебе занятную историю, приключившуюся когда-то давненько со мной. Как вспомню ее, так сразу себя вижу, на месте того бедолаги.

     Свояки проехали от Сросток уже изрядную часть пути, когда Петруха вдруг вспомнил об обещанной Кирюхой истории.

     - Так что за историю ты грозился мне давеча рассказать, свояк?

     - Ну, надо же, сам чуть не забыл. Стареем, свояк, стареем, знать. А случилось это, лет этак, больше тридцати, назад. Я, с женой своей, Натальей и маленьким сынишкой Андрюшкой, будучи в соседнем городе, зашел в промтоварный магазин. Большой, надо сказать, магазин. Из двух залов.

      - Ходим, то в одну сторону посмотрим, то в другую. Денег то, особливо нет больших, значит, смотрим абсолютно на всё. Сынок приглядел себе машинку. Андрюшка был маленький совсем, года три, наверное, тогда ему было. И машинку маленькую узрел, потому, как она в самом низу, на прилавке стояла. Пластмассовая, зеленая, и размером, всего то, в половину коробка спичечного.

      - Ходим, значит, по залу. У меня в одной руке Андрюшкина рука, у него в другой руке, маленькая машинка зажата. Крепко, видать, зажал, покупку свою. Потому, как новая, и к тому же, вдобавок еще и зеленая. Наталья уже далеко ушла, на вешалах какие-то тряпочки рассматривает. Может статься и нужные, даже, ей.

      - И тут я, прямо посреди зала, совсем даже не у прилавка, а прямо посреди зала, вижу под своими ногами, большой, красивый, и самое главное, довольно пухлый кошелек. Кричать громко, как тот шукшинский киномеханик, не стал, типа, чья потеря – мой наход. Это из детства вспомнилось, почему-то, тогда.

     - Поднять кошелек с пола, положить себе в карман и спокойно выйти из магазина? А если это “подстава”, и на тебя пристально смотрят люди в погонах, затаившиеся где-нибудь в укромном месте, которые только этого и ждут, чтобы с поличным захомутать тебя, субчика-голубчика? Чуть ли не наступив на этот кошелек, чтобы не сильно бросался людям в глаза, мимикой и жестами зову на помощь Наташку.

     - Подошедшей жене, глазами показываю на кошелек, что меж ног моих. Еще и слова не успел сказать, как моя благоверная, чуть ли не мелкой рысью, рванула в другой конец зала. Всё мне стало ясно, как божий день. В сообщники идти моя женушка категорически не желала.

     - И что же прикажете делать бедному крестьянину в ситуации этой, я бы сказал, довольно таки щекотливой? А, своячок? Знамо, не знаешь, коль головой мотаешь. Я же рискнул прибегнуть к помощи моего трехлетнего сынишки. Если несмышленыш, поднимет кошелек и невзначай вынесет его из магазина, и при этом его никто не остановит, значит, будет всё у нас абгемахт, как выражались всегда древние немцы.

    - И началось то, что со стороны выглядело даже очень странно. Мужик, с маленьким ребенком, почему-то стали вдруг топтаться на одном месте, поворачиваясь при этом в разные стороны. Знать, потеряли кого-то, и никак узреть пропажу не могут.

     - Долго у нас не получалось, чтобы Андрюшка наступил, наконец, на этот кошелек и  взял его потом в руку. И вот удача! Чувствую, клюнуло! Малыш хочет наклониться и посему тянет вниз ручонку, которую я держу в своей руке. Да, умница, ты, мой! Да, ради бога! Получилось! Теперь быстрей на выход. В дверях магазина, не утерпев,я глянул, как себя чувствует кошелек в руке сынишки. А в руке сынишки была только маленькая, зеленая, пластмассовая машинка, которая ему сильно понравилась. А кошелек "мой" остался в магазине и лежал он на самом краешке прилавка. Всё правильно. В одной ручонке держать одновременно машинку и кошелек тяжело и  неудобно. И малыш выбрал машинку. Она, кстати, ему принадлежала по праву. А кошелек? Ну, сделал доброе дело. Подобрал. Положил. Делов, то!

       Всю оставшуюся дорогу мужики хохотали, обсуждая со всех сторон это несостоявшееся обогащение. И в конце сделали правильный вывод. Эти деньги, даже если они там были, счастья бы не принесли. Тем более, еще тогда, Наталья сразу сказала, что это была, скорей всего, обыкновенная косметичка. А на вопрос, зачем тогда убежала, ответ был простой – а так, на всякий случай.