6. Рассказ. Силабога. Эромистицизм. Глава шнестая

   6-СИЛАБОГА.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.

   6-1.

   С тех пор прошло много лет. Первые дни, недели и даже месяцы я ждал, надеясь получить весть сам не зная откуда. Но ничего не дождался. Ко мне приходил Маковецкий, садился за столом напротив, и с тоской смотрел мне в глаза. Он молчал и ничего не спрашивал, потому, как я ему запретил настрого всяческое упоминание о нашем общем друге. До того нестерпимо мне было вспоминать о его отсутствии. Так было, пока не завершилась моя аспирантура. А, ко сроку обучение моё закончилось, и я уехал, и мы с Климом, более не виделись. Но мне доносили после, что Маковецкий разжился, приобрёл художественную значимость и перебрался в столицу; но там почти не живёт, а купил дом на Адриатике, и всё больше разъезжает с выставками по Европе.
 
   А пока сам я ждал вестей от Шиляева, и пока, будучи в Силабога, всё надеялся, то даже инкогнито ходил на приём к Томне Федосеевне, сказавшись хворым. Да только по ней ничего не удалось мне разглядеть, а расспрашивать было не удобно, да и не к чему. Но в беспристрастном взгляде колдуньи, с опустившимися, с тех пор, углами чёрных глаз, мне привиделась тоска и осознание безжалостного рока, управляющего всем в нашем загадочном земном мире. Да, и сам я тогда в пал в крайнюю задумчивость и даже, более сказать – в безразличие к происходившему со мной, так что чуть было не завалил аспирантские свои экзамены.
 
   Окружающее меня перестало занимать, и я всё думал о том грозовом происшествии. А более всего уводили меня мечты о Ксюше. Бархат ресниц её мне чудился и полнота губ. А стоило мне зажмуриться, и я тотчас видел перламутр глаз её, влажных от слёз. А пыл её тела! Я беспрестанно представлял её белизну, как тогда, под чёрной фланелью и плети тонких рук меня обвивающих. Память о том вечере чуть не ввергла меня в жар болезни. Но более всего угнетала меня тщета и несбытность грёз моих. И так я увлёкся своими переживаниями, что отрешился от всего. От того и Абесинда моя взбрыкнула, и умчалась в даль, и более я о ней ничего не слышал. Вот так мечты мои бесплодные завели меня окончательно в угол, и остался я один на один с моим помешательством. Да и прочих притязательниц, от коих тогда у меня не было отбоя, я, заблудившись в грёзах моих, гнал с упорством одержимого, пока не отошли они все от меня в сторону.

   По прошествии довольно долгого времени я, однако, опомнился, но сильно переменился разумом, а более всего – философией жизни. Но мысль о той буйной мистерии долго ещё держала меня в вопросах своих. Что есть человек? В чём суть бытия?
 
   Раздумья о таинстве великой силы и бессилия человеческого перед могуществом мистических сил природы, с тех пор всё более мной овладевали, пока не нашёл я в том своего сокровенного смысла.

   Ни о Вилларии Шиляеве, ни о Ксении Курцевой никто больше ничего в Силабога, конечно, не слышал. Но память о них, никогда меня не покидала, я всё рыскал в потьмах моих всевозможных догадок. И вот однажды, много после, привела меня судьба ко странному разрешению моих надежд. Изучая древние источники, я случайно обнаружил в давних ветхих фолиантах историю об одном странном случае, произошедшем в средние века в местности, где по источникам, основался позднее город Силабога. А речь шла о том, что будто появилось однажды в грозу на поляне перед пастухами, из пучка молний огромное светящееся яйцо, и вышли из него голый мужчина и голая женщина. А были они тонки, длинны и белы, как два приведения, и сами изнутри светились странным белым светом. Пастухи, узрев то явление, тотчас же в страхе разбежались.
 
   Местность где появился город Силабога во все времена славилась сказочными происшествиями, и небылиц всяких о разном таком понаписано видимо-невидимо. Однако более ничего о сиим случае в дополнение разыскать тогда я не смог, как ни старался. И уж, много позднее, опять случилось, докопался я ещё до одной легенды, примерно того же времени. Будто жили некогда под Силабога целитель и целительница – муж и жена, – и будто излечивали они страждущих от сумасшествия, падучей и многих других неизлечимых и сейчас болезней; и  будто делали они это, в сильные грозы с молниями, садясь и сплетясь меж собой над больными в голом виде и специально на открытом месте; и будто муж, при этом, насаживал нагую жену на огромный член, тогда как та, обвив его руками и ногами, да, прикрепившись животом к его животу, сливалась телом с ним в одно.
 
   И вот, мол, в самый разгар грозы, когда случались вокруг удары молний, оба этих странных человека, приняв на себя эфир электричества небесного, зачинали и сами светиться ярким неземным свечением. А вокруг них блистал ослепительным, призрачным ореолом, составленный из сети разрядов, электрический кокон, наподобие огромной шаровой молнии. И сказывали даже, что они взлетали высоко в световом столбе, восстававшем из того огненного яйца от земли до небес; а за ними вслед и страждущие над землёй воспаряли, и тоже все светились. Сказывали, будто многие больные возвращались от того в здравие и в память, к радости близких и негодованию молвы. Ибо во времена те почти совсем раннецерковные всякая такая языческая ересь и колдовства разные зело карались. Но никто, однако, тем целителям зла делать не осмеливался, потому как боялись; и про то все молвили, что кто их тронет, тот поражён будет огнём из самого неба.

   Говорили также, – начертано было далее в летописи, – Что один из местных правителей-таки покусился и заточил ту пару за их непотребные действа, да, – в подземелье. Однако, на другой день разразилась в небе великая гроза с молниями, и настигла правителя шаровым разрядом прямо в опочивальне. Да так, что и дворец его весь сгорел. А пленники из темницы тогда же исчезли, и более о их судьбе ничего не ведомо. Только осталась после них присказка коею они увещевали пациентов своих, приговаривая и вменяя повторять им за собой в момент целительства своего: «Силабога! Силабога! Силабога!»
 
   От этой молитвы или заклинания, как хотите назовите, говорят, и завелось то прозвание за оной местностью, да так и осталось из времён прошлых и поныне.

   6-2

    Вот и всё, мой уважаемый читатель, о чём могу поведать я в добавок к случившейся у меня на глазах странной мистерии разыгравшейся из жизней двух моих знакомых во времена нашей молодости, в городе с мистическим названием СилАбога.
Я много думал с тех пор о сиим странном инциденте. И, видится мне,  (учитывая бесконечность и неравномерность вселенной), что история эта разбросана, может быть, провидением во всяком времени, и происходит она в Мире бесконечно, и повторяется в разных его концах, фрагмент за фрагментом, картина за картиной, кадр за кадром, пиксел за пикселом, фотон за фотоном, мерцая, волнуясь и переливаясь то тут, то там, словно взвешенные в пространстве мириады световых частиц, которые – суть маленькие глаза — окошки, творящегося во Вселенной бесконечного Акта Мироздания. И для того они происходят, чтобы каждый из нас мог чрез них заглянуть в самую суть свою.

   А к чему, вы спросите меня, таковые интимные подробности о строении тела нашего героя? Ведь и без того, кажется, возможно было обойтись. Может быть оно и так, да только – не совсем!

   Думается мне, что та особенность моего друга, была вехой для суженной его – обозначением взаимного их дополнения. И не в смысле обыкновенного соответствия их тел, а в том, что, де, стержень Виллария Шиляева стал, своего рода, основой для неустойчивой субстанции его избранницы, а та, в свой черёд, послужила защитной оболочкой для укрытия тщедушной субтильности его. Но самое невероятное, представляется мне, в том, что таковое обоюдное сочетание натур порождало внутри них недюжинную силу совместную.

   А что вы скажете, дорогой мой читатель, на такое моё измышление, будто огромный стержень нашего героя и был тем магнитным сердечником, а тело суженной его – той обмоткой, что и создало в них особое поле из тонких энергий?

   И прав, думаю, философ Платон, говоря, что люди – мужчины и женщины – произошли от древних гигантов Андрогинов, кои растерзаны были когда-то надвое Зевсом, за покушение на Богов Олимпийских. Потому мы и ищем в этом мире половину свою. А найдясь и совместившись друг с другом, подлинные муж и жена, становятся в награду вновь равными Богам и самому Громовержцу. Ибо в том обоюдном дополнении есть великая тайна природы человеческой!

   Что до места настоящего бытия моих героев, так такие могут жить, как в оном мире, так и в ином, так и во времени любом, ибо в целости своей – нет им границ!

   И до того сие прозрение меня гложет, что по сей день ищу я к себе ключ. Да, видно, не каждому дано сыскать свою истинную половину, и дар этот – есть дар свыше!
   ***