О переворотах на поверхности Земного Шара

(к истории терминов "эволюция" и "революция")

В основе всего латинский глагол volvere – катить. Возможно, сам проклятый богами Сизиф с камнем, потом возродившийся в новом формате у Альбера Камю, стоял у его истоков (праиндоевропейское wel(w)e означает "крутить" или  "валять"). 
Это очень многозначное слово. Вспомним сленговое русское: «Катись отсюда подальше!»
Вот и покатился исконный смысл подальше, расслоившись на два: evolvere и revolvere.
Оба позднелатинские, эпохи заката Рима середины 1 тысячелетия нашей эры.
Еvolvere – техническое дело. Чтобы прочесть пергаментный свиток, надо было его просто развернуть. Слово означало именно этот процесс, «разворачивание», evolutio. Позже, как это часто бывает, переросло в метафорическую форму. Разворачиваться (развиваться) подобно тексту стал «амнион» - зародыш млекопитающих. В XVIII веке Шарль Бонне пытался упорно доказать, что Господь, породивший в своих таинственных лабораториях жизнь, подарил всем тварям способность к развитию. Так случайно и стала ЭВОЛЮЦИЯ основанием будущих открытий.
Вместе с evolvere бытовал с тех времен и глагол revolvere - «превращаться», «откатываться» (полковник Кольт мог бы порадоваться древней истории своего револьвера). В Средние века слово  revolutio  стали  использовать астрономы для описания циклического вращения небесных тел. Благодаря революционному нюрнбергскому изданию Николая Коперника 1543 года  De revolutionibus orbium coelestiam, этому и посвященному, слово revolutio зажило своей жизнью.  Хотя еще до Коперника  (с итальянским акцентом «rivoluzioni») применялось в Италии для обозначения флорентийских мятежей, восстанавливающих прежнюю власть. То есть в политическом сленге изначально «революция» являлась тем, что потом стало именоваться «реставрацией» (близко к исконному смыслу глагола revolvere). Если применять термин к земным делам человечества, то «революция» определяла естественную «схему вращения/ возвращения»: формы правления сменяются и переходят одна в другую так же непреклонно, как звезды в галактической бесконечности Вселенной.

Момент, когда «мы впервые обнаруживаем это слово в качестве политического термина, его метафорическое содержание гораздо ближе к первоначальному значению, поскольку бралось для обозначения попятного движения, возвращения всего на круги своя», пишет Ханна Арендт в работе «О революции». И продолжает: «Так, это слово впервые было употреблено не в тот момент, когда разразилась Английская революция, и Кромвель установил первую революционную диктатуру, но, напротив, в 1660-м, после падения Долгого парламента и восстановления монархии. В том же самом смысле это слово было употреблено в 1688-м, когда Стюарты были изгнаны, и на трон взошли Вильям и Мэри. Эта “Славная революция”, событие, благодаря которому весьма парадоксальным образом термин “революция” получил вид на жительство в политическом и историческом языке, вовсе не мыслилась как революция, но как реставрация королевской власти в ее былой славе и величии».

Монтескье спустя десятилетия после 1688 года и задолго до Мирабо, Дантона и Робеспьера писал о том, что "во Франции революции совершаются каждое десятилетие". Только пройдя через гильотины, термидоры и брюмеры, вспомнили там, что и в Англии была революция 150 лет назад, когда тоже казнили короля, про славных американцев, победивших в Войне за независимость, и даже про героических нидерландских гёзов, свергнувших тиранию испанцев и построивших прогрессивную Голландию. Революция стала восприниматься как неодолимая сила. В 1848 году международное восстание потрясло всю Европу, на подавление которого выступила армия Николая Первого. Из этого мощного брожения, уже всеми называемого «революционным», выросли марксизм и анархизм, а также слово Революционер.
В XIX веке после Франции и прежде всего во Франции, пережившей еще три революции, слово «революция» было узаконено раз и навсегда так: «полный и притом если не внезапный, то по крайней мере весьма быстрый переворот во всем государственном и общественном строе страны, обыкновенно сопровождаемый вооруженной борьбой»
(Брокгауз-Ефрон).
В XIX же веке нашелся автор, который слил смысл эволюции и революции в одной книге, безусловно, революционной по своему значению.
Биолог, один из первых палеонтологов Европы, французский ученый Жорж Кювье в 1830 году опубликовал знаменитую книгу «Discours sur les revolutions de la surface du globe, et sur les changements qu'elles ont produits dans le regne animal» («О переворотах на поверхности Земного Шара, и об изменениях, которые они произвели в животном мире»).
Кювье уже  тогда пришел к эволюционизму Чарльза Дарвина, чей легендарный труд будет обнародован через 30 лет, но увидел в геологической  истории Земли неровную динамику: развитие фауны и флоры периодически сотрясали РЕВОЛЮЦИИ, катастрофы, после которых новые виды сменяли старые. Выступивший против Кювье геолог Чарльз Лайелль убедительно раскритиковал работу заслуженного палеонтолога Франции, но в XX-XXI веках идеи Кювье частично возродились в новой обертке  как так называемый «неокатастрофизм». Стремительные по геологической длительности процессы горообразования, тектонические сдвиги временами настолько быстро меняли облик экосистем, что вполне подтверждали правоту Кювье.
История Земли – история катастроф. Достаточно вспомнить Великое пермское вымирание, когда планета почти лишилась жизни, или гибель фауны динозавров.
Такие катастрофы были и в истории человечества. Постепенное эволюционное развитие внезапно нарушалось, под воздействием внешних причин, резкими непрогнозируемыми скачками. Иногда это приводило к позитивным последствиям – так развилась и распространилась Неолитическая Революция (термин английского археолога Вира Гордона Чайльда). Но в большинстве случаев, как и положено, результат Катастроф был катастрофическим.

Ныне настал такой момент, когда Катастрофа общепланетарного масштаба близка как никогда. Здесь сработал целый ряд факторов: климатических, экологических, экономических, этнических, геополитических, социальных, исторических. Мы вышли к той отметке, к тому верстовому столбу по лесной просеке прожитых тысячелетий, что должны остановиться и твердо определить, куда идти далее.
Человечество на распутье. Накануне самой грандиозной Революции со времен Неолита. Возможно, в наших силах выйти к дальнейшей Эволюции. К Ноосфере, как завещал великий российский ученый Владимир Иванович Вернадский.