Часть пятая

БУДЕТ КАЗАТЬСЯ, ЧТО МЕЖДУ НАМИ ПРОПАСТЬ ЛЕГЛА, БУДЕТ КАЗАТЬСЯ - НЕ ДОКРИЧАТЬСЯ, КАК НИ ЗОВИ

    Моей первой любовью был Тейт Конрой, который в свои тридцать являлся преподавателем гомериканской литературы в одном из частных унивеситетов Мортленда. При взгляде на этого мужчину мало кто мог вообразить, что перед ним - блестящий оратор, чьи лекции пользуются неимоверным успехом. Отец Тейта - знаменитый профессор, доктор исторических наук, мать - реставратор картин, поэтому, узнав о том, из какой он семьи, я не могла поверить, что известная строгими нравами чета Конрой разрешила своему единственному сыну выглядеть таким образом.
    Стереотипы, увы, имеют огромное влияние на наш мозг, и «тоннели» в ушах, забитые «рукава» множество серебряных перстней, одежда преимущественно черного цвета и зачесанные назад темно-каштановые волосы делали Тейта похожим на байкера, но никак не на магистра философских наук, написавшего несколько учебных пособий. Его насупленный взгляд из-под кустистых бровей сводил меня с ума, а еще Конрой не стеснялся называть вещи своими именами, и его хлесткая прямолинейность окончательно покорила мое corazon, уставшее от велеречивой фальши модельного бмзнеса, в котором я вращалась с пятнадцати лет.
    Не оттолкнул Эмили от Тейта ни снобизм, ни высокомерие, потому что только умный и талантливый человек мог обладать подобными качествами, не вызывая отторжения, в то время как любая бездарность, мнящая себя пупом Эмблы, смотрелась бы до жути комично. Именно высокий интеллект привлекал меня в Конрое больше всего, поэтому, не задумываясь, я вынула из груди сердце, сполоснула его холодной водой из-под крана и на блюдечке с золотой каймой преподнесла Тейту, трясясь как осиновый лист на ветру, опасаясь, что он меня отвергнет, но, на мое счастье, сей потрясающий мужчина принял мои ухаживания и спустя несколько свиданий мы провозглясили себя парой, и я, запоем читавшая классику, разбирающаяся в музыке восемнадцатого века и знающая три языка, рядом с тяжеловесным, титанообразным Конроем ощущала себя полной дурой, посему, дабы соответствовать уровню своего «божества», принялась штудировать книги из его библиотеки, записывала в блокнот цитаты величайших мыслителей, чтобы, заучив их, при случае блеснуть умом в надежде поймать на себе посхищенный взгляд пронзительных глаз.
    It was my first relationship, и не было ничего неожиданного в том, что наивная Фоссет прикладывала тонну усилий, чтобы выглядеть достойно рядом со своим избранником, однако в какой-то момент, утратив связь с реальностью, я вывалилась из нее, обратившись в лишенную плоти тень, снующую позади своего любимого, и Тейт, заметив это, бросил меня, сказав, что я потеряла индивидуальность, растворившись в нем без остатка, а Конрою не нужен был молчаливый обожатель, не смеющий ставить под сомнения его слова, - этому мужчине требовался равный партнер, и, видя, во что превратилась озорная девушка со смешливым взглядом, своенравная до невозможности стервочка, в которую он влюбился, Тейт, видимо, опасаясь «поглотить» Эмили, избавил меня от своего присутсвия. Собрав вещи, он переехал к себе, а я, хоть и осознавала, что сама повинна в случившемся, и что мой теперь уже бывший бойфренд желает мне добра, и по этой причине покинул меня, тем не менее не могла выкорчевать из себя пылающую адским огнем боль, растекающуюся по венам подобно яду и отравляющую внутренние органы один за другим, замораживая их, обращая в покрытые коркой льда кристаллы. Водрузив обратно в грудную клетку осколки of the heart я, упиваясь своим горем, несколько месяцев провалялась в кровати, слушая silence around me и пытаясь осознать, что мы больше не вместе.
    Первым импульсом, вытащившим меня из пучины отчаяния, был порыв вернуть прежнюю себя, дабы вновь завоевать Конроя, но даже тогда я понимала, что Тейт раскусит мой замысле прежде, чем я начну воплощать его в жизнь, и, коль он ушел, преследуя благие намерения, уверенный в том, что подавляет меня, я обязана перестать тупить и вместо того, чтобы пытаться ликвидировать причину и вернуть все на круги своя, научиться living without him, тем самым безоговорочно признав правоту Конроя. В конце концов, не я первая, не я последняя сижу в неглиже на полу, прислонившись к изножию кровати, пью вино и, слушая бархатный голос Джо Дассена, обливаюсь горючими слезами. Миллионы женщин по всему миру в силах переступить через это и двигаться дальше, а значит, мне должно хватить мужества вытащить разлагающееся тело Эмили из глубокой ямы и даровать ему новое дыхание.
    До сих пор я помню выражение глаз Хиллари, когда она, сломав замок на входной дверь, вломилась в мой пентхаус и вздохнула с облегчением, увидев меня, стоящую под холодным душем в вечернем платье (подарок Тейта) с бокалом виски, изрядно разбавленным льющейся на меня cold water. Не нужно быть мессией, чтобы догадаться о полете мыслей сестрицы, и я бы поставила на кон все свое состояние, утверждая следующее: она думала, что я аки ванильная слабачка из дешевых любовных романов перережу себе вены или подобно грациозной Марни Морион наглотаюсь снотворного и засну вечным сном.
    - Дорогая, прошло уже пять месяцев, тебе нужно перестать пугать нас. Заряди свой телефон бога ради, потому что если я еще раз не смогу дозвониться, ты переедешь к нам! - выдвинула ультиматум миссис Саттон, и я, мрачно покачав головой, хлебнула мерзкую бурду из фужера и, скривившись от отвращения, выплюнула разбавленный водой алкогольный напиток, после чего покинула bathroom, предварительно содрав с себя испорченное dress и закутавшись в махровое полотенце. Не было никакого смысла спорить с сестрой, пытаясь доказать ей, что время, отмеренное на «возрождение» после разрыва у каждого свое, и если кому-то достаточно двух недель, чтобы начать новую главу book of life, то мне, zum Beispiel, не хватило и полгода, and this is okay. Time, откровенно говоря, is very bad dictor, and understanding того, что I was the reason of my love’s destruction давило на сознание всякий раз, когда, гуляя по городу, я ныряла в темную прорубь of memory, вспоминая места, по которым мы бродили, взявшись за руки и обсуждая выставку восковых фигур или открывшуюся на выходных ярмарку.
    Мне удалось договориться с Хиллари, что я буду call her every day и отчитываться о своем душевном состоянии, а она перестанет предлагать посетить психотерапевта, потому что я не желала посвящать постороннего person в океан отчаяния, с упрямой жадностью возжелав испить all my pain до дна и при этом не лопнуть как воздушный шарик. Для меня являлась кощунством любая попытка выкорчевать мысли о Тейте или поделиться переживаниями with somebody. Я надеялась совладать со своими демонами самостоятельно, не прибегая к помощи извне, ведь только Эмили ведала о том, что творится inside, а значит, никто, кроме меня, не сумеет help me, а полные сочувствия взгляды лишь бесили, поэтому, сузив круг общения до минимума, я раскладывала thoughts and emotions по полочкам посредством ведения дневника и, исписав толстенный ежедневник фиолетовыми чернилами, почувствовала себя свободной от одержимости Конроем и на радостях пригласила сестру и ее мужа к себе, объявив, что «восстание из пепла» прошло успешно.
    С тех пор минуло чуть меньше года, и я не совру, сказав, банальное «all right», однако broken heart все еще саднило, и я попросту свыклась с дискомфортом до такой степени, что она стала неотъемлемым фоном моего существования, и я сильно удивилась бы, проснувшись в одно утро без своего верного сателлита, напоминавшего о том, что I am not a robot, которого можно починить, сменив пару деталей и, подкрутив все гайки, а затем отойти на пару шагов и патетически воскликнуть, всплескивая руками:
    - You are like a new one right now!
    Тейт, насколько я знала, по-прежнему был одинок, и это обстоятельство дарило мне призрачную надежду на второй шанс. Каждый раз ложась в кровать, я бездумно наблюдала за трепещущей на ветру портьерой и пичкала себя сладчайшими фантазиями о том, как мы с Конроем сходимся вновь, потому что по сравнению с ним все остальные мужчины в этом мире казались мне незрелыми мальчишками, не стоящими моего внимания.
    Блестяще изобразив перед Одри Трипп самовлюбленную тварь я, не удосужившись попрощаться с мерзкой бабищей, шаркая сланцами, миновала усаженный кипарисами garden и, закрыв входную вдерь, отключила домофон, чтобы никто из соседей не смел меня беспокоить. Присев подле паренька, я в который раз поразилась тому, какое невинное у него лицо. Было практически нереально представить его говорящим скарбезности или занимающимся сексом. Именно baby face, видимо, спровоцировал во мне материнский инстинкт, призванный оберегать от опасности беззащитного малыша.
    Как и многим представителям прекрасного пола, мне был свойственен страх вида крови. Помнится, в детстве я до поросячьего визга боялась клоунов после того, как прочитала scary fairytale о слабоумном мужчине, который работал в цирке, а когда его убили, он превратился в донельзя агрессивного призрака, нанизывающего ears of little kids на металлический прут, предварительно отрезав их стилетом. Долгое время я воображала, что этот псих материализуется in my room и отказывалась спать одна, но когда родители объяснили мне, что ghosts aren’t exist, я, поборов эту фобию, перестала трястись при виде мужчин в гриме, сновавших в дни моей юности по центру Нью-Моргкса и теперь, стараясь не делать глубоких взохов, вполне успешно подавила и гемофобию. Обмакнув ватную палочку в спиртовой раствор йода, я провела дезинфекцию ран. Закрутив колпачок пузырька, я хотела было встать, когда на мое колено легла подрагивающая рука юноши. Еле ворочая языком, он жалобно прохрипел:
    - Не отдавайте меня ей, умоляю!
    - Don’t fear, my baby, я тебя не выдам, - вымолвила я, аккуратно сжимая его ладонь. - Она тебя не тронет, слышишь?
    Молодой человек, шумно выдохнув, расслабился. Притащив из кухни поднос с едой, я заставила его подкрепиться, после чего сопроводила на второй этаж, где он смог смыть с себя пыль, облачиться в старую пижаму Дилана, лечь в гостевой спальне и забыться беспокойным сном, а я, позвонив Тейту, с которым поддерживала связь, рассказала о случившемся и попросила дать совет.
    - Для начала я бы инсценировал гибель паренька, - пробасил Конрой. - Уверен, соседка Саттонов так просто не угомонится, ведь он отвалила за раба кучу денег. Предлагаю погрузить fellow в кому и презентовать его лежащим в морге госпоже Трипп, дабы она, убедившись, что «игрушка» мертва, оставила попытки найти беглеца.
    - Сможешь устроить это? - выпалила я, восхищенная находчивостью Тейта.
    - Не вопрос, - отозвался Конрой. - В течении часа с тобой свяжется помощница патологоанатома. Ее зовут Кендра Саммерс, она работает в госпитале Святой Лукреции.
    - Спасибо, - пролепетала я и, положив трубку, села в кресло с ноутбуком, планируя скоротать время за чтением новостей.
    Миссис Саммерс позвонила мне в половине шестого и уже в сумерках мы, разбудив парня, презентовали ему гениальный план Тейта и, получив согласие, под покровом ночи вывели молодого человека из моего дома, усадили на заднее сиденье автомобиля Кендры, а затем я, не сомневаясь в том, что все пройдет без сучка и задоринки, легла спать, а next morning, включив радио, прослушала новости о том, что на окраине города был обнаружен растерзанный дикими животными труп. Знакомый Конроя, занимавший должность гримера в театре «Люпита» наверняка привел юношу в надлежащий вид и, надеюсь, увидев обезображенное тело своего пленника, тумбообразная Одри не возжелает похоронить его у себя на заднем дворе, и бедолага сможет обрести свободу, уехав подальше отсюда.
    До обеда я просидела как на иголках, не в состоянии сосредоточиться ни на чем, но, как оказалось впоследствии, волновалась я совершенно зря, потому что дочь нефтяного магната не удосужилась притащить свою тушу в морг, лишь попросила прислать фотографии мертвеца, дабы убедиться, что это действительно her slave. Признав в «покойнике» своего «цыпленочка», мисс Трипп написала Кендре, что готова оплатить кремацию и похороны, и на этом их беседа была завершена, а спустя четыре часа по нашему району пронеслась тревожная весть: Одри нашли плавающей в бассейне вниз лицом, и, вероятнее всего, тучную даму сразил инсульт, потому что явных признаков насильственной смерти криминалист, прибывший во дворец госпожи Трипп, не обнаружил.
    Набрав номер миссис Саммерс, я посетовала на то, что все наши усилия оказались, по сути, напрасной тратой времени, потому что, знай я наперед, что гоняющаяся за сбежавшим пареньком толстуха прикажет жить долго и счастливо, не стала бы беспокоить ни Тейта, ни ее.
    - Ой, брось, - фыркнула Кендра. - Ты даром Кассандры не обладаешь и предположить, что Одри склеит ласты, не могла.
    Поскольку юноша не помнил ничего, кроме имени своего отчима и того, что проживал в Сиэддле, я, послонявшись по «Хейсбуку», без особого труда обнаружила профиль Тони Трестона и присвистнула от удивления, наткнувшись на траурное окаймление главной фотографии. Выяснив, что виновник всех бед, свалившихся на голову молодого человека мертв, я открыла в браузере еще одну страницу. Вдова Энтони носила претециозное имя Пенелопа, однако her page была недоступна для незарегистрированных пользователей. Воспользовавшись базой данных, я разузнала, что сына миссис Трестон от первого брака зовут Кит Лоуренс.
    Решив по приезду Хиллари смотаться в пасмурный Сиэддль и раздобыть информацию об обстоятельствах, при которых был похищен не достигший совершеннолетия мальчишка и попытаться узнать, как именно скончался поспособствовавший его исчезновению отчим я, навестив лежащего в отдельной палате Кита, поведала ему обо всем, что стало мне известно и растерянно заморгала, когда он, осыпая меня словами благодарности, сжал Эмили в крепких объятиях. С тех пор, как Тейт shot me down, я не подпускала к себе близко никого и отвыкла от тактильной коммуникации. Признаться, и до разрыва с Конроем я не являлась сторонницей объятий, тщательно оберегая свое личное пространство от всяческого рода вторжений, а после разрыва окончательно превратилась в нелюдимую и замкнутую особу, редко улыбающуюся и предпочитающую уединение шумным вечеринкам, однако внезапный порыв Лоуренса, испытавшего к своей спасительнице вполне объяснимую симпатию я не сочла нужным охлаждать, не видя ничего ужасного в том, что fellow слегка преступил границы дозволенного. Когда я покинула молодого человека, то почувствовала фальшь, затаившуюся in my mind: невзирая на убеждения, что сей юнец  никогда не станет для меня любовным интересом, я ощущала странную потребность находиться рядом, и это противоречие лишь усилило мои подозрения относительно того, что со мной происходит нечто неординарное.
    Of course, глупо сравнивать это с passion, толкавшую меня на трансформации, пока я сожительствовала с Тейтом, потому что нынешняя госпожа Фоссет менее инфантильна и отличается от той Эмили, чей мир был сужен лишь до одного-единственного мужчины. Привыкшая отдавать себе отчет в том, что за смесь из эмоций кипит in my soul, я растерялась сверх меры, не понимая, как мне может импонировать Кит, если я продолжаю денно и нощно мечтать вернуться к создавшему меня Пигмалиону. Моя одержимость Конроем на тот отрезок времени достигла небывалых высот: Тейт, заронивший во мне крошечное зернышко, пророс мощным деревом внутри, став неотъемлемой частью меня, и было дикостью гнать прочь любую мысль о нем.
    До сего момента I thought, что в моей душе не найдется места ни для кого, и till end of my life I will miss по Тейту, dreaming запереть себя в лимбе, где every time, просыпаясь, смогу наслаждаться обществом любимейшего мужчины, сияющего ярче soleil на моем персональном небосводе, но встреча с Лоуренсом словно расширила границы моего восприятия, показывая, что in my heart есть place, не оккупированное харизматичным Конроем, провозглашенным идолом на веки вечные. В полнейшем смятении я взгромоздилась на велосипед Хиллари и, крутанув педали, свернула налево, чтобы прокатиться по Центральной площади, прежде чем вернуться в дом сестры. Мне требовалось tiempo, чтобы признаться себе в том, что я не моногамна, а, следовательно, способность всю жизнь любить одного Тейта мне не дана.
    Наверное, я накопила недостаточно мудрости, чтобы взглянуть на this situation под другим углом, не испытывая вину перед Конроем за то, что недалеко от посаженного им big tree, под сенью густой кроны проклюнулся крошечный росточек of new love, и лишь я, как садовник, вхожий в свой secter garden, могу сделать окончательный выбор, окажущий влияние на судьбу трех человек. Если бы я знала наверняка, что у нас с Тейтом есть будущее, я without doubts выкорчевала бы нежный стебелек из почвы, но, увы, this knowledge не были открыты моему взору, that’s why I decided saving this little flower.