Кому вручить цветы? Часть вторая

                ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

                I   
               

        Путь лежал на необитаемую планету. Хотя, по правде сказать, – на очень маленькую. Роман Палыч с чувством, с расстановкой, с присвистом попивал свой полурастворимый кофе из блюдца, которое держал на растопыренных пальцах левой руки. Свободно висящий рядом в воздухе кофейник время от времени подливал в блюдце напиток, строго выдерживая рекомендованную Роман Палычем температуру струи ровно в 78,7 градусов Цельсия.
        Правой рукой Мортиров отправлял в рот закуску – одну за другой собственноручно приготовленные две сдобные баранки из тех самых пары горстей земли, набранных в карманы перед взлётом. Для пикантности землю он слегка разбавил щепоткой межзвёздной пыли, порядком скопившейся в каюте под ногами. Её он по такому случаю только что своими руками собрал в кучку и также вместе с землёй засыпал в свою Кухню, которая, собственно, и приготовила бублики и на которую творец поглядывал между глотками с откровенным умилением. 

        Мортиров с приятной ленью размышлял о себе. В голове рефреном звучало – мечты сбываются, мечты сбываются!.. Как результат всех последних усилий, исчезла скука. Да и то: когда дома день и ночь гоняются друг за другом с недвусмысленными намерениями, то не забалуешь.
И вообще, стоило бы особо отметить, что к данному моменту Мортиров сильно окреп духом и стал способен к компромиссам. Даже внутренним. Посему, разомлев от выпитого и съеденного, снова взял в руки ту самую «Антологию…». Роман Палыч вновь заинтересовался её содержимым. Правда, лишь для того, чтобы в очередной раз переименовать нерадивого инспектора Оленя: отныне тот носил простую и незамысловатую фамилию Петров. На что солидное издание тут же отозвалось сиюминутным, соответствующим и тотальным переименованием своего титульного героя по всем страницам своего перспективного повествования. (Впрочем, на что не пойдешь для удовлетворения спроса своего потребителя…)

        Кроме того, приятно грела мысль, что даже приличный скандал удалось закатить на прощание. И не где-нибудь, а на работе! Мортиров сардонически ухмыльнулся. Даже прикрыл глаза, припоминая подробности…

        …Шла сдача кухонного синтезатора Государственной Комиссии. В сопроводительной записке к испытуемому творению значилось: автор и непосредственный исполнитель проекта – Роман Палыч Мортиров. Это, безусловно, подогревало его самолюбие, но как-то вяло. Разгореться чувствам в полную силу не давало острое предчувствие, которое настоятельно рекомендовало отменить Комиссию. Да и предчувствие ли это было?.. Но в любом случае,  конечно, такое было не в силах соискателя лавров. К тому же сам Роман Палыч, как известно, вовсе не чурался эксцессов…
        Он подошёл к своему детищу и попробовал получить из него стартовый заказ – суп. Просто суп. Обычный гороховый суп из универсальных концентратов (здесь сноска: УПК – универсальные пищевые концентраты для приготовления любых блюд. Исходные ингредиенты не раскрываются изготовителем). Машина тут же выдала на тарелку готовую порцию. К ней изящно подлетел анализатор тестера (здесь сноска: Тестер – автоматическое устройство для снятия пробы с различных продуктов. Заменил людей в связи с участившимися отравлениями при переходе на питание на основе УПК (см. выше), и осторожно опробовал блюдо, легонько макнув в него свой зонд. На панорамной экраносфере в середине зала загорелась надпись  – «помои». Члены комиссии недоумённо переглянулись…
        Однако выводы делать было слишком рано. Впереди ожидали своей очереди ещё два дежурных блюда – второе и компот.
Мортиров, нисколько не дрожа внутренне, приказал Кухне приготовить поросёнка с хреном. Машина, ничуть не медля, отозвалась и сформировала, что смогла. На фирменном блюде с позолоченной монограммой «МРП» (естественно, то были инициалы автора проекта) появилось форменное свинство, внешне очень похожее на большого поросёнка и издающее густой смрад, будто животное взаправду было когда-то живым, но только очень давно…
        Анализатор было сунулся проверить, что же там лежит на предметном столе, но на полпути недвижно завис в воздухе, а затем резко отлетел с экспресс-докладом к столу комиссии, члены которой уже успели самостоятельно унюхать всю гамму запахов, а потому, толкаясь и опрокидывая стулья, выскочили вон из зала.
На экране устойчиво высвечивалась какая-то информация. Мортиров машинально мазнул взглядом по ней и успел увидеть только короткое «фу», думая о своём. Потом, опомнившись, снова прочитал её, уже полностью. Она гласила: «Фу какая гадость!»
Роман Палыч жестом подозвал к себе анализатор и, когда тот подлетел, сунул ему прямо в «пробник» свой худой, но зловещий кулак. Это возымело действие: анализатор подобострастно лизнул его и быстро удалился, приземлившись в штатное гнездо на материнском аппарате. Экран мгновенно потух, а вся экзаменаторская машина сделала вид, что полностью и совершенно неожиданно для себя обесточена...
Как уже понятно из вышесказанного. третий заказ члены комиссии не дождались, потому как всей гурьбой были снаружи. На воздухе. Поэтому появление напитка непонятного цвета в бокале с вензелями видел только автор. Но и он не стал его пить.
        Так стоит ли удивляться столь несоразмерной быстроте, с которой начальник «отдела инноваций», судорожно спасая реноме своего отдела, отпустил Мортирова во внеочередной отпуск. Шеф с лёгким сердцем, инициативно пошёл на этот тяжёлый шаг, поскольку весьма ценил талант и светлую голову своего подчинённого. Иначе, по ходу дальнейших неизбежных разбирательств по поводу явного провала проекта, дело могло окончиться увольнением Мортирова с работы в связи «с полным служебным несоответствием». Да и весь Институт мог недосчитаться многих иных должностных лиц…
        Также становится ясна та беспредельная щедрость, с которой начальник посоветовал Роман Палычу забрать с собой разработанную им Кухню. На что сам Роман Палыч  отозвался с подозрительной готовностью, стремглав унося милый сердцу аппарат домой.

                II

        Роман Палыч возлежал в невообразимо мягкой кровати, подвешенной в воздухе. Такая приятная удобность обеспечивалась пневмоподвеской, стабилизированной судовым гироскопом в четырёх измерениях. По крайней мере, именно так декларировал «восьмизвёздочные» свойства койки, а вместе с ней и всей каюты, судовой помощник-робот, он же официант, он же горничная. Он же по совместительству гид по внутреннему устройству ракеты, когда его попросил о том Мортиров.
        Роман Палыч, будучи человеком технически образованным, засомневался в словах помощника насчет кровати – уж не привирает ли тот? Ну какие такие четыре измерения? Однако, надавив несколько раз на кровать и убедившись в её отменной подпружиненности, безоговорочно поверил на слово.
        Далее он возлежал на царственном ложе уже не просто так, а в высоком звании генерала, которое минуту назад сам себе присвоил. Негоже, как ему справедливо подумалось, начинать новую жизнь на новом месте в старом чине жалкого полковника. Кстати, такое положение – лежа в отдельной каюте – вполне соответствовало его представлению о собственном статусе, лишний раз убедив в абсолютной правильности выбора метода прибытия на новое место. В самом деле – пассажиру его ранга не стоило пользоваться общественным телепортом. Где каждый просто входит в двери и также, без затей, сразу выходит из них в том же социальном положении обычного «перемещенца». Ну не то это, что нужно неординарному человеку вроде него. А тут тебе и кофе в постель, и поцелуй в щёчку…
        Роман Палыч обхватил голову руками, ощупывая её: «Какой поцелуй, какая щёчка?!»
        «Чёрт, не о том я думаю, – спохватился Роман Палыч. –  Не о том.»
«Да я вообще об этом не думаю!» – вспылил он и прекратил этот возмутительный автодиалог.

        Мортиров вскочил с кровати и тщательно проверил всю каюту на предмет внушения себе чуждых мыслей. Да нет, нигде ничего… Правда, этот робот-слуга… Слишком он услужливый… Впредь надо будет с ним разговаривать через дверь каюты…

        Мортиров потрогал губу. Это всегда придавало ему решимости и уверенности в себе. Вот и сейчас Роман Палыч вернулся в прекрасное расположение духа. Попутно отметил, что губа под носом стала какая-то… шершавая, что ли…
В общем, нравился ему полёт. Каюта давала чувство защищённого беспокойства. Особенно располагали к тому глухо зашторенные круглые иллюминаторы. Сквозь них ничего не просачивалось. Ни туда, ни оттуда.

        Генерал вернулся мыслями к Кухне. Убедившись в прекрасных кулинарных способностях своего творения и облизнув напоследок пальцы после баранок, у него «зачесались» руки прямо сейчас «испечь» нечто иное.
        Накануне отлёта Роман Палыч, чтобы его никто не отслеживал, по несуществующему читательскому билету, номер которого вместе с фотографией и фамилией несколько раз во время регистрации поменял, нелегально записался во взрослый всемирный информаторий. Тамошний объём всяческих данных нового читателя ошеломил, оказавшись просто неохватным! Именно оттуда Мортиров и решил отныне регулярно выуживать из популярных справочников и иронических детективов различные атрибуты древних «рыцарей»; а затем умозрительно анализировать их боевую мощь.
Именно так, увлеченно копаясь во всемирном окаменевшем г… (пардон) добре, он неожиданно открыл в тёмном, никем не посещаемом углу хранилища секретный архивный отдел. Назывался он просто – «Оружие всех времён и народов». А в нём!.. Там было много чего интересного! В частности, были свалены в кучу названия, ТТХ, чертежи разного рода вооружений со времен древних греков до эпохи поздней НТКР (здесь сноска: НТКР – научно-техническая контрреволюция. Это период примерно с половины 21 века нашей эры). Можно сказать, Роман Палыч раскопал золотую жилу в общественном нужнике. Конечно, только для понимающего в этом толк.

        Мортиров затребовал из информатория на пробу полный пакет документации на выкидной штык-ножик. Затем вновь включил аппарат. дал синтезатору внимательно прочесть сведения. Попутно взял из «Отдела…» ещё некоторые, соответствующие данной тематике материалы.
Синтезатор еле слышно загудел, свет в каюте немного потускнел (Кухня-синтезатор была подключена к бортовой сети). И тут же сообщил, что для изготовления полноценного образца не хватает исходного материала.
Роман Палыч хлопнул себя по лбу – и верно, на приёмном, или загрузочном, лотке осталась едва заметная щепоть земли. Недолго думая, Мортиров скомандовал Кухне изготовить образец в уменьшенном масштабе, используя наличное сырьё.
        И ведь получалось! На выходном лотке лежал ма-аленький, но замечательный, просто великолепный в своей законченной красоте образчик холодного оружия! Такой малюпусенький, очень симпатичный «складешок»! Вот так-то! Вот что проглядели члены Комиссии! Да и как они могли увидеть это главное умение Кухни, если Мортиров  и не собирался показывать его кому бы то ни было. Роман Палыч и близко никого не подпускал к опытному образцу своего Синтезатора – это название тоже нравилось Мортирову. Вот вам ребята, и суп, вот вам и котлеты с киселём! (Брр! Роман Палыч с детства не любил кисель, особенно молочный…) Оказывается, не разглядели его Кухню! Не смогли угадать её скрытые таланты! Ну правда, ведь не того и ждали от неё. И это просто замечательно, что добивались от Роман Палыча совсем другого. Ну теперь то уж!..

        Мортирова с головой накрыла эйфория. На все восемь звёзд, которые он тут же насчитал, а для верности несколько раз досконально пересчитал на потолке своей каюты – да, все до единой! В точности, как ему того и обещали. Кровать буквально нежила его, мягко покачивая среди самонаслаждающих мыслей, унося в глубины невыносимой радости, оставаясь при том на том же месте. Роман Палыч торжествовал! Он всегда подозревал, нет – совершенно точно  знал, что они оба – и он сам, и его Кухня – были сильно недооценены современниками!

        От переполнявших чувств Мортирова кинуло в жар, и в лицо автоматически дунул освежающий «космобриз» (здесь сноска: имеется в виду работа корабельного климат контроля с запахом моря и прохладного счастья). «Вот же налицо неопровержимое свидетельство, – продолжил самовозвеличение Роман Палыч, – аппарат работает безукоризненно!» Да, но что же делать дальше, а главное – из чего?
На волне непрекращающейся радости он вдруг вспомнил, что перед полётом в свой своеобразный «райдер» включил довольно странное, но обязательное требование о наличии на борту ракеты хотя бы тонны земного грунта как раз для детального опробования своего Синтезатора. Как он мог забыть про такое? Вот ведь до чего замотался со своими неотложными делами! Приказав стюарду затащить кубовый ящик с исходным материалом непосредственно в свою каюту, Мортиров ехидно, если не злорадно, наблюдал, как робот пыжится изо всех своих немалых сил, выполняя пожелание пассажира. Наконец ящик был втиснут в угол каюты.
        Приёмный лоток Синтезатора к тому времени был совершенно пуст, поэтому Роман Палыч вынужденно оторвался от приятных дум и от души, с горкой, до самых краёв приёмного лотка насыпал в него специальным совочком полную порцию исходного материала.

        Кухня к тому времени успела самостоятельно прочесть уже не один пакет приготовленной документации подобного рода, и на выходной лоток тут же стали выскакивать другие мелкие безделушки вроде цепей или каких-то диковинных топориков. Вон, кстати, кастет выкатился… В общем, что закажешь, то и получишь. «Как в аптеке», – машинально подумал Мортиров. Поймав себя на этой мысли, удивился: «Откуда я это знаю? Про аптеку-то?..»
        Роман Палыч полюбовался на готовый товар и выключил аппарат. Взял ножик, тот самый, что выскочил первым, с немалым трудом раскрыл его и, оттянув на своей груди чудом выросший одинокий волосок, срезал его. Почмокал губами от удовольствия и взялся за кастет. Но этот предмет был на вид слишком пугающий, поэтому Мортиров от греха просто положил его назад.
Выбрав цепь подлинней, стукнул ею по стене каюты. Та жалобно загудела. Понравилось. Теперь Роман Палыч махнул смелее, со свистом рассекая воздух. Однако нечаянно так стеганул себя по спине, что с воем отбросил цепь подальше, и далее уже ни к чему не прикасался. Сквозь саднящую боль подумал, что полководцу совсем не обязательно в совершенстве владеть оружием самому. Его сила – исключительно в голове.
        От мудрого, спокойного умозаключения самочувствие генерала значительно улучшилось.

        В таком безобидном времяпрепровождении через 24 часа ракета неспешно прибыла на место назначения. Пассажиры быстро выгрузились, а такси умчалось восвояси.

                III

        Мортиров присел на камень у порога дачного коттеджа. Огляделся: природа здесь была не ахти –  её пока попросту не было. Ровный, как стол, астероид площадью около сотни квадратных километров в профиль сильно напоминал блин. Круглый, тонкий, хорошо прожаренный, но несъедобный. Он почему-то был огорожен по всему периметру высоким забором. Зато вокруг – ни души! Веселись, рванина! (Фраза из какого-то фольклорно-приключенческого фильма, которая почему-то запала в память Роман Палыча.) В общем, было где разгуляться!
Генерал решил не привлекать своих подчинённых для создания вокруг необходимого боевого уюта, как в прошлую бытность, ещё в квартире. Тут требовался иной масштаб, который, кстати, оговаривался специальным пунктом в договоре по аренде дачи.

        Для начала генерал торжественно и строго связался с конторой по найму, попросив, хотя нет, – потребовав соединить с «отделом обеспечения среды обитания», чтобы вызвать на свой дачный участок прораба. Когда тот немедленно – в течение получаса – прибыл, то вместе они обсудили природные условия, которые желательно было создать «на дворе». Роман Палыч указал на объёмном плане места, где следовало вырастить горы. Затем отметил, где прорыть русла рек и разбить лесные чащи.
        В этой части планировки всё вышло легко и быстро. Мортиров оказался прытким ландшафтным зодчим. Пожалуй, сказался предыдущий опыт преобразования собственной квартиры.
        Некоторое сомнение вызывала сила тяготения, которая по умолчанию составляла ровно 1«з» (здесь сноска: З – земля. Единица силы тяготения, равная земному на уровне моря). В результате непродолжительных переговоров оба согласились на круглое число 0.95з, которое показалось заказчику оптимальным как для него самого, так и для его «родственников», как он отрекомендовал своих берсерков, молча и недвижно сидевших всё это время под навесом рядом с гостевым домиком.
        Мортиров долго спорил с прорабом насчёт высоты подвески люстры (здесь сноска: Люстра – здесь искусственный термоядерный источник энергии и света.) вместо мерцающего дежурного ночника, а также её размера, спектра свечения и времени включения-выключения. Мортиров решительно настаивал на зеленоватом оттенке её колера и жаждал соорудить сутки в 30 часов, из которых на ночь отводилось всего лишь четыре. Прораб, на удивление, ни в чём не воспротивился мнению генерала.
        Когда подключили Люстру, то Мортиров попросил обустроить пару электрозарядных станций на участке. Причём на противоположных сторонах Дачи. На недоумённый вопрос прораба, мол, а зачем, собственно, Роман Палыч уклончиво, но твёрдо ответил: 
        – Надо!..
        Засим прораб улетел, но обещал незамедлительно вернуться с оборудованием и рабочими.

        Строительный «бог», или, что точнее – его наместник со подручными, оказался предельно пунктуален: вскоре по его возвращении со стремительно выросших гор спустили две речки – одну большую, другую гораздо меньше, через которые тут же навели десяток мостов. Развели некоторое количество широких, непроходимых лесов и добавили порядочный кусок пустыни.
Получалось, что за время перелёта на дачу вкусы Роман Палыча ни на йоту не изменились, что говорило о стабильности натуры. А вот гипертрофированные размеры содеянного свидетельствовали о непрестанном творческом искании Мортировым себя.

        Когда определились с основными требованиями, Прораб спросил:
        – Почву будем завозить? Под сад, огород?..
        Мортиров, даже не понимая, о чём речь, испытал паническую атаку.
        – Зачем? Что такое «огород»?
        Прораб терпеливо пояснил:
        – Картошку будете сажать? Лук, морковку? Дача всё же…
        Видя непонимающее выражение лица Мортирова, он легонько вздохнул.
        – Хорошо. Мы вам разобьём клумбу на пробу и высадим цветы. Это будет подарком от нашей фирмы. Если захотите расширить ассортимент, то дайте знать.
Вот так и появилась вокруг домика-резиденции Роман Палыча фигурная грядка с флоксами, петуньей да ещё парой десятков других цветов, которые поначалу сильно раздражали хозяина дачи своим нарядным видом и густым ароматом. Одно примиряло с такой мещанской благодатью – ухода все эти гвоздички да георгинчики не требовали, поскольку клумба была автоматическая. Полив, подкормка и прочие неудобства она делала сама и молча, пока никто не видел.

                IV

        Весь подготовительный период, что занял без малого полный рабочий день, а именно – 26 часов непрерывного труда строительных механизмов, и был без остатка потрачен на окультуривание дачного участка, берсерки продолжали мирно сидеть под навесом рядом с гостевым домиком. Даже Дуб и Тополь лишь бессильно посверкивали глазами друг на друга, будучи отключенными волей творца от привычного образа действий.
        Следует заметить, что процесс отключение роботов с каждым разом проходил почему-то всё трудней. А в этот раз даже произошло несанкционированное, а если совсем честно, то самовольное включение Дуба. В какой-то момент неподвижного сидения под навесом он вдруг встал и залепил оплеуху Тополю. Тот явственно скрежетнул челюстями, но этим и ограничилось. Роман Палыч очень громко, на грани срыва голосовых связок и других посильных ему возможностей, крикнул Дубу, чтобы тот немедленно выключился.
        Дуб с видимым нежеланием подчинился, издав протестующий, но неслышный, скорее всего, инфразвуковой возглас, поскольку все без исключения берсерки одновременно отреагировали, одномоментно и яростно сверкнув глазами.
        Это, безусловно, насторожило Мортирова, но не мог же он смонтировать на каждом своём воине обычный рубильник. Который, между прочим, любой и каждый прохожий мог при случае передвигать в положение «выкл» или «вкл». Со всеми непредсказуемыми последствиями…
        Пока же роботы смирно сидели, очевидно превозмогая себя. Этот неприятный, пацифистски припахивающий натюрморт дурно действовал также и на нервы Роман Палыча. Даже в животе творилось что-то противное… Генерал уже  едва сдерживал свои руки – как жаль, рядом не было той безответно-безопасной домашней стены, а рука не держала чашку с кофе…

        Но вот наконец на всю мощь пустили воду в реки. Лёгким дождиком смыли пыль с новеньких гор. А после того, как отпустили на волю ветер и зашумели свежей листвой леса, Мортиров с облегчением вздохнул во все свои застоявшиеся лёгкие, готовясь по случаю что-то произнести…
        Вдруг на несколько секунд стало темно – это рабочие выключили освещение, чтобы  напоследок протереть Люстру. Раздался странный, чмокающий звук, и тут же снова дали свет. Все было в порядке.
Правда, от зоркого глаза Мортирова не укрылся свежий округлый, обрамлённый по краям пыльный след на лице Дуба. По габаритам он в точности соответствовал размеру кулака Тополя. Однако тот сидел спокойно. Совершенно без движения. Поэтому Мортиров сделал вид, что ничего не заметил, поскольку это больше нужно было для его собственного душевного равновесия и полной уверенности в абсолютной подчинённости подчинённых... На том и порешили: всё было хорошо!

        Роман Палыч трясущейся от нетерпения рукой поставил подпись на акте приёма-сдачи объекта в эксплуатацию. Прораб собрал инструменты и сотрудников, после чего отбыл восвояси.
Едва последний рабочий растворился за дверями телепорта, Мортиров немедля включил роботов. Дачный сезон открылся.

                V

        Берсерки к этому моменту накопили в своих батареях огромный запас потенциального негативного заряда.  Они моментально передрались, смешавшись в одну совместную кучу. Дрались яростно, молча, с упоением. Со всех сторон слышался непрерывный глухой стук кулаков и треск каких-то ломающихся конструкций, что попали под многочисленные горячие руки...
        От навеса, под которым они только что мирно сидели, в мгновение ока не осталось следа. Та же печальная участь вот-вот грозила и гостевому домику. Предвидя такое, Мортиров приказал Первым увести свои отряды  в глубь пустыни. Или леса. Или просто увести. Подальше, где они не будут мешать ему, Творцу и Благодетелю, в полной мере в данный знаменательный момент насладиться необычайным духовным подъёмом, эдаким приятным звоном в нервных волокнах.
 
        Оба первых командира, занятые в эту минуту выяснением отношений между собой, с трудом вняли призыву Его Превосходительства. Тем не менее каждый, подобно большой, очень раздражённой пчёлке-матке, всё же попытался увести свой разъярённый рой примерно туда, куда и предписывал Главнокомандующий. Естественно, на деле вышло совсем не так, как изначально предписывалось: ни Дуб, не Тополь не смогли отделить от двуединого разъяренного кома тел своих; общая дерущаяся масса медленно, но верно целиком покатилась подальше, за горизонт. Впрочем, какой тут мог быть горизонт – Дача была вопиюще плоская!
        Мортиров смотрел на огромный клуб пыли вдалеке, выдававший местоположение берсерков. К сожалению, детально что-либо разглядеть не представлялось никакой возможности. Несомненно, то был непорядок, поэтому творец решил немедленно оборудовать домик средствами наблюдения за войсками. Причём не далее, чем наутро.
 
        Пока же, оказавшись в полной безнадзорности, по пути «куда-то туда», берсерки продолжали биться до полной сатисфакции, на что каждому потребовался не один час до полной разрядки своих аккумуляторных батарей. Все остались лежать там, где их застала энергетическая кома. Лишь некоторые изредка шевелили то рукой, то ногой. Но вскоре и последние «активисты» оказались обездвижены. Изрядно избитые, но довольные, поскольку интенсивный цикл заряд-разряда вызывал у каждого берсерка что-то сродни огромной мышечной радости, примерно как у интенсивно тренирующегося спортсмена-человека. Сейчас же, в данный момент, роботы плюс к позитивным остаточным токам внутри себя собирали последние крохи силовой энергии, чтобы с утра подползти к мобильной зарядной станции и, зарядившись «под пробку», с рассвета продолжить бой.
        Вот так, потихоньку, с уменьшением значений вольтамперных характеристик каждого робота, и затих к темноте первый бой на новом месте. 
        И тут уж, кроме того. что это был замечательный день, сказать было нечего. До самого заката-выключения Люстры Роман Палыч чувствовал прилив благого милитаризма, который снял всё неприятное с его души, а заодно и тела. Роман Палыч с чувством огромного внутреннего удовлетворения и внешнего мышечно-костного блаженства ощутил в себе, как даже  кислотно-щелочной баланс пришёл в норму.
 Мортиров легонько чем-то закусил. Выпил чашку кофе, и заснул. Счастливый и переполненный дальнейшими планами…

                VI

        Уже к вечеру следующего дня коттедж ощетинился мощными приёмо-передающими антеннами. Над каждой горной грядой, каждым лесом и просекой, да и вообще над любым более-менее значимым природно-боевым аксессуаром повис свой микроспутник, передающий гв-сигнал, непрерывно поступающий на центральный пульт наблюдения. Любую информацию в любой момент можно было вывести в любое место центрального наблюдательного зала командного пункта (КП-1), оборудованного в центре коттеджа Мортирова, в виде голограммы. Что очень помогало следить за боями в несколько уменьшенном виде в реальном времени. Впрочем, масштаб изображения легко менялся в любую сторону, если того требовал сам Роман Палыч. Можно сказать, что Мортиров сидел в кинозале непрерывного документального кино с полей сражений. Хотя, конечно, Генерал не только глядел кино. Он вновь с энтузиазмом занялся вооружением. Это также отнимало массу его драгоценного времени.

                VII

        Сначала при помощи Синтезатора были воссозданы дубинки и рогатки. Право, негоже было заставлять кулаки берсерков работать на износ. Правда, теперь это были высокотехнологичные предметы, а совсем не то, что прежде: дубинки стали армированными, обрезиненными. В общем, не разбиваемыми о любой прочный бок. Каждая рогатка, в свою очередь, обрела диоптрический прицел.
        Но всё это было так, разминочная ступень для приготовишек. Просто, чтобы придать начальный импульс для перезапуска новых, эпичных боёв, что, несомненно, вот-вот должны были начаться…
        Куда серьезней вышли ножи и кастеты. Роман Палыч изготовил их на пробу по десятку каждого наименования, сразу же передавая с посыльными в каждый противоборствующий отряд.
        Техническая сторона дела полностью захватила Генерала. Можно сказать, со всей его превосходительной головой. Настолько, что когда он обратил затуманенный сиюминутным счастьем взор на гв-трансляции своего КП и всмотрелся в живые весёлые картинки, то очень расстроился: все до единого ножи валялись на земле, будучи непоправимо погнуты;  все кастеты разбились вдребезги, Чёрт-те что! А на рогатках не осталось ни одной непорванной резинки!
        Берсерки же ходили, все как один почёсываясь от мелких повреждений.
        Каждый пытался что-то высказать, но им явно не хватало словарного запаса. Вот и доверяй им оружие после такого!..

        Не поев, не попив, Роман Палыч засучил рукава. На сей раз он особенно долго корпел над усовершенствованием личного состава вверенных самому себе подразделений. Даже сон не приходил, почувствовав важность момента.
Сколько времени прошло в трудах – не сказать. Но точно известно, что порядком. Зато и результат оказался замечательным. Отныне берсерки были совершенно человекоподобными – они стали мягкими. Мягкими настолько, что теперь их брало любое оружие. Правда, опять же с учётом звания каждого отдельного воина: чем выше ранг, тем крепче тело…

                VIII

        Всякий идеальный план имеет, как минимум, один реальный изъян. Невозможно предусмотреть всё и вся на пути к его воплощению. Как водится в приличном обществе,  и среди берсерков существовало такое исключение из правил. Любых.
Градации консистенции тела совершенно не коснулись шпионов. Они-то, бойцы невидимого фронта, как раз существовали по своим законам, неведомым образом неподвластным даже Мортирову. Ещё со времени возникновения «Шпионских отделений» в обеих противоборствующих группировках все до единого «рыцари плаща и шпаги» развивались своеобразным, абсолютно тайным образом, самостоятельно вводя различные изменения в своё тело и сознание. Что уже и тогда порядком напрягало Роман Палыча. Однако, сколько ни старался, сейчас взять под жёсткий контроль шпионов он тем более не смог, поскольку центры управления информацией и дезинформацией с недавних пор, точнее, как только «отделы…» были преобразованы в «Шпионские корпуса», однажды появившись на КП Мортирова в его квартире, тут же бесследно исчезли, буквально вырвав из рук Командующего бразды управления шпионами. Видимо, у тех очень быстро возник свой, более сильный автономный координационный центр , который и осуществлял надзор за разведчиками всех мастей. А мастей этих было уже довольно много. Но об этом, понятно, никому ни-ни…
Шпионы не имели знаков различия, легко присваивая себе нужные. Они без малейшего труда переходили из одного стана в другой, свободно владея чужими паролями и явками. Разведчики не тяготились честью мундира своей группировки, поскольку это могло помешать выполнению задания. А какого именно – это всегда являлось военной тайной.

        Сразу с момента прибытия на Дачу они организовали свои секретные курсы разведчиков, занятия которых всегда проходили либо в самых тёмных и густых лесах, либо где-то под водой в специально вырытых для того  гротах.
Шпионы стали интенсивно наращивать мозги. А когда те перестали умещаться в стандартной голове стандартного берсерка, то часть их пришлось размещать в других местах тела, в том числе наиболее безопасных. Например, в ягодицах.
Особую гордость каждого разведчика-шпиона представляли уши. Мало того, что они вращались на 370 градусов (10 градусов предусматривались на всякий случай), но ещё работали как радиолокатор. При необходимости их выдвигали в интересуемом направлении на целый метр для улучшения приёмных характеристик в любом диапазоне. Для перехвата и обработки шифровок в каждом таком мозгу был установлен радиоприёмник гораздо большей мощности, нежели в голове обычного строевого берсерка. Да и вычислительные мощности шпионов постоянно возрастали. Видимо, это требовалось не только для расшифровки чужих донесений, но также для анализа и планирования возможно предпринимаемых, или просто задумываемых противником боевых операций.

        Наблюдая за разведчиками обоих армий, Мортиров заметил, что, когда того требовала оперативная обстановка, они могли становиться частично или даже полностью невидимыми.
Когда такое случалось на виду Командующего, Мортиров у себя на КП тут же принимался размахивать широким дубовым веником, изготовленным специально для подобного случая. Таким нехитрым способом Роман Палыч надеялся изгнать прочь нежелательных невидимок. Мало ли в чью пользу те могли наблюдать за ним самим…

                IX

        «Холодная» мелочь вроде ножей Мортирову быстро надоела. Было очевидно, что это, как и рукопашный бой, ни что иное, как топтание на месте, поскольку и то, и другое позволяли добиться лишь локальных, по сути – незначительных успехов. Роман Палыч, как никто другой, чувствовал это, а потому снова насел на фундаментальное самообразование со всей своей оголтелой решимостью.
        Будучи верен себе, окольными путями, сменяя фамилии и отчества, он в очередной бесконечный раз прокрался в закрытый уголок информатория. А уже там, добравшись в «Отделе вооружений» до огнестрельных видов снаряжения, моментально оценил скрытый в них могучий огнеметательный потенциал. Запоем проглотив несколько пыльных томов, он тут же замыслил кардинальное перевооружение своих армий.

        Для начала запросил все данные о револьвере. Полученную техническую информацию спешно загрузил в Синтезатор и – пожалуйста! Тут же перед нетерпеливо горящим взором творца и первооткрывателя (ну хорошо, пусть не самого первого…), тускло отсвечивая воронёной сталью, оказался «наган» времен НТР (здесь сноска: НТР – научно-техническая революция. Разные источники указывают совершенно различные даты её начала. Вплоть до первого дня от Сотворения Мира).
 
        Роман Палыч взял в руку револьвер. Надо же, какой тяжёлый!
        Мортиров был ещё неопытен с подобного рода предметами. Долго гадал, как зарядить оружие. Потом стал соображать, как из него стрелять. Нечаянно надавил на спусковой крючок и… бабахнул, едва не отправив пулю себе прямо в лоб. По телу Роман Палыча поползли холодные капли…
        Откровенно перетрусив, он всё-таки мужественно взял себя в трясущиеся от пережитого стресса руки, и стал искать, во что или кого бы выстрелить? Увы, ни птичек, ни даже бутылок не было. Пришлось изготовить большую бумажную мишень с чёрным кругом посередине и повесить её на стену своего домика. Затем отошёл на пять шагов и, непроизвольно зажмурившись и отвернув голову в сторону, выстрелил. Затем ещё и ещё раз. Войдя в раж, палил до тех пор, пока не кончились патроны в барабане.
        Новоявленный стрелок шёл к мишени. Чем ближе подходил, тем больше мрачнел – мимо! Всё мимо! Мишень была девственно цела. Не веря собственным глазам, обвёл ими стену: все дырки от пуль были в стене очень далеко от нужного чёрного круга. Единственное, что оставалось Мортирову, так это списать каждый промах на то, что «как можно из этого во что-то попасть?..»
        Мортиров отбросил в сторону всё ещё дымящийся револьвер. Разочаровавшись, решил тут же осуществить следующий проект. На этот раз им должна была стать винтовка с интригующим названием «трёхлинейка». Через пару минут и она была готова.

        Ещё теплая, вкусно пахнущая лаком, она будто просилась на руки. Роман Палыч почувствовал, как в животе и груди поднялась горячая, сладко ударившая затем прямо в голову дурманящая волна. Правда, тупой трёхгранный, но оттого не менее опасный, штык несколько снижал градус восторга.
 Мортиров зарядил винтовку прилагающимися к ней в комплекте патронами. Это оказалось не так просто, потому что сначала требовалось затолкать их в так называемую «пачку», а уже потом непосредственно в оружие. Мортиров сорвал при этом ноготь на правой руке, но в горячке не сразу ощутил травму. Лязгнув затвором, дослал патрон, и внутри снова запел хор то ли мальчиков, то ли девочек, очевидно, столь же агрессивных, как и он сам. Прицелился в камень, спокойно лежащий шагах в десяти, выстрелил. Камень разлетелся вдребезги, над головой просвистело что-то, едва не попав в многострадальный лоб стрелка. Видимо, это был осколок раскрошившегося камня. Плюс ко всему Роман Палыч крепко «отсушил» правое плечо.
        Чертыхаясь и потирая ушибленное плечо, он на радостях выпил целую кружку кофе; и задумался. Оказывается, опасное это дело стрельба вообще, а по чём-либо конкретно – тем более! Пожалуй, стоило ввести при себе штатную единицу «испытателя новых видов вооружений». Кто знает, чем ещё они смогут удивить его в дальнейшем…

        Меж тем новые виды боевых инструментов были многократно растиражированы и направлены в войска на апробацию. Оставалось наблюдать за их внедрением…

        …Вот берсерк под командованием Дуба в упор пальнул из револьвера в своего противника. Подстреленный воин как ни в чём не бывало продолжил наступательный порыв.
В этот момент Роман Палыч увеличил изображение на голограмме: пуля попала точно в робота. Об этом говорила входная дырка в теле берсерка. Выходного отверстия не было. При этом сам раненый, как уже было сказано, даже не замедлил безупречно выполнять своё предназначение.

        …Вот воин-тополёвец, лёжа за бугорком, стреляет в противника из винтовки. Тот, пошатнувшись, продолжает сначала идти, а потом, упав, уже ползти вперёд. Мортиров тут же приблизил его объемное изображение, повертел в разных проекциях и довольно поцокал языком: пуля пробила берсерка насквозь. О чём говорило то, что через него, робота, при желании можно было увидеть свечение Люстры… К тому же данный робот после прострела стал работать заметно хуже. С явными перебоями.

        Итак, можно было сделать непреложный вывод – величина ущерба для тела и сознания робота – это несложная зависимость от калибра и мощности выстрела: чем они выше, тем лучше результат. Значит, нужно развивать именно эти направления. Плюс к тому следовало учить солдат поражать «жизненно важные» узлы: оптику, батареи, сочленения (суставы) и пр.
        Мортиров вдруг вспомнил негативный опыт засад у мостка в квартире… Пожалуй, стоило бы ввести некие ограничения, правила, что ли, в предстоящие боевые действия. В связи с чем он строго-настрого наказал берсеркам не устраивать облавы возле общественных «колодцев» – станций подзарядки, у которых всё время толпились обессиленные берсерки с обеих воюющих сторон. Однако, когда через пару суток на командный пункт пришли «вести с полей», или, иными словами, – объективная статистика, то оказалось, что этот запрет бессовестно игнорируется теми же обеими сторонами: улучив удобный момент и дождавшись прихода едва «живого» одиночного солдата противной стороны, берсерки частенько утаскивали его в тёмный лес, где  тут же разбирали на запчасти. Как выяснилось, с приходом в войска стрелкового оружия резко поднялся спрос на глаза, суставы и аккумуляторы, которые наиболее часто поражались в ходе боевых действий. Также неплохо «шли» несильно повреждённые головные схемы – «мозги» солдат.

                X 

        С некоторых пор (да буквально на днях) Мортиров перестал спешить.
        Совершенно спонтанно он начал руководствоваться усечённым Первым Принципом (здесь сноска: Тише едешь, дальше будешь… (Первая часть данного принципа.) Был выдвинут в свое время неизвестной группой безымянных древних славян философо-филологов. Здесь приведена его первая, наиболее часто используемая половина…) парадоксальности движения. А причина того была веская…
Выписавшись намедни из сануголка, где ему была осуществлена регенерация мизинца на правой руке, он снова вернулся к мысли о штатном «испытателе». Негоже было так необдуманно рисковать собой…
        Дело в том, что, роясь на неделе в застарелых залежах «Отдела вооружений», Мортиров возжелал получить ма-аленькую оборонительную гранатку. И уже было задал Синтезатору желаемые параметры изделия, но вдруг в самый последний момент решил изменить их в сторону ослабления поражающих свойств. Поэтому на выходной лоток Кухни выкатилась скорее  не крепко «сваренная» боевая РГББ-0,5 (здесь сноска: Ручная граната ближнего боя. Радиус поражения 0,5 метров), а «свежеиспечённая» игрушечная петарда. Тем не менее, когда Мортиров выдернул из неё чеку и привёл в действие запал, то его, Мортирова, охватил непреодолимый ступор. Как потом выяснил Роман Палыч, архивные источники по этому поводу смущённо признались, что подобное не раз случалось даже с небывало опытными солдатами. Стоп, или бывало с неопытными воинами? Ну неважно… Главное тут, что что уж говорить про штабных руководителей высшего ранга, как он сам, которые страшно далеки от настоящих окопов, и не вынюхали достаточное количества пороху, чтобы не быть подвергнутыми подобному производственному риску как, например, умудрённый боями любой «мортировский стрелок»… (Уф, Роман Палыч даже слегка вспотел, пока до конца додумал этот сравнительный сложносочинённый пассаж!) И уж тем более, когда речь заходит о тротиле… (В эту секунду Роман Палыч всерьёз задумался, а не ввести ли в широкую практику новое лауреатское звание – «мортировский подрывник»?)
        Но довольно отступлений, всё это было потом. А пока Мортиров стоял с зажатой в руке гранаткой и тупо глядел на неё до тех пор, пока эта малютка не оторвала ему палец на правой руке. После чего некий промежуток жизни напрочь выпал из генеральской памяти. Не иначе, как вследствие внезапно случившегося обморока. Похоже, Мортиров не переносил вида собственной крови. Хорошо ещё, что сануголок самостоятельно, и, что более важно, быстро среагировал на ЧП, поместив пострадавшего в госпитальный отсек.

        Оторванный палец, к сожалению, не отыскался. Пришлось отращивать его по памяти, наново, создав точный, но всё же дубликат. При воспоминании о столь грустном факте Роман Палыч пошевелил новым органом для проверки оного – увы, как-то он не так… не того, что ли… Наверное, сказывается отсутствие полевого опыта военной хирургии у его лазарета… Короче, впредь надо быть предельно осторожным!
 
        Роман Палыч несколько раз по горячим следам провёл аудит происшествия. По его многочисленным результатам несколько раз похвалил себя за гениальную прозорливость, с которой решил значительно уменьшить размер гранаты. Возможно, это спасло ему жизнь. Ведь совсем не факт, что затем удалось бы заново, а главное – удачно, в полном объёме вырастить его новое тело, да ещё с неповрежденным разумом. (Кстати, новый палец определённо не такой хороший, как старый… Вот и ноготь менее гладкий и ровный, как соседние…)
        Но, как говорится, нет худа без добра. Зато был получен уникальный опыт. И теперь Роман Палыч твёрдо решил вместе с предполагаемым «боевым инструментом» всегда заказывать самую подробную инструкцию по эксплуатации, которую следовало  тщательнейшим образом изучать перед тем, как опробывать на практике полученный образец вооружения.

        Всё это и послужило основанием для вышезаявленного решения Мортирова больше не форсировать события, а медленно, поэтапно осваивать различные виды вооружения по мере хронологии их изобретения.

        Так потихонечку, день за днём, документ за документом из архива, очередь дошла уже до пулемёта. Естественно, прототипом для него был выбран тяжеленный «максим». Мортиров потом долго удивлялся, с какой лёгкостью берсерки переносили его с места на место! Вот что значит искусственные мышцы! Но не это главное – поражала огневая мощь «инструмента»: пулемёт буквально выбривал за считанные секунды всё торчащее перед ним в радиусе километра, а то и боле.
        Затем  появилась на свет пушечка-сорокапяточка, поблескивая орудийным прицелом и резко попахивая новенькими резиновыми колёсами. У Мортирова при взгляде на оба вида нового оружия нестерпимо чесались руки, но… Памятуя о недавних эксцессах, он сдерживал себя, сколько мог, пока не изготовил опытный образец пока ещё не очень опытного испытателя.

                XI

        Недавнее исследование Мортирова о «калибрах и их проникающем воздействии на роботехнику» не повисло в воздухе бесполезным флюидом, как это часто случается с некоторыми гениальными разработками, недооценёнными своими недалёкими в научном смысле современниками. (Роман Палыч с нежностью огладил повлажневшим взглядом свою Кухню…) Нет, оно обрело, так сказать, и плоть, и кровь: помимо того, что сам Роман Палыч денно и нощно трудился над повышением эффективности армейского снаряжения, так ещё и роботы, как бы в пику ему, озаботились данной проблематикой, явно противодействуя всё возрастающей мощи поставляемого им оружия.
        Более того, кажется, роботы и оружие вступили в непримиримый антагонизм: чем больше становился калибр атакующего их снаряда, тем крупнее и крепче становились роботы. Хотя, чему тут особо удивляться-то? Пожалуй, так и должно было произойти, если вовремя вспомнить о неразлучности Действия и Противодействия. Правда, если подумать головой постороннего наблюдателя, способного к непредвзятому анализу сложившейся непростой ситуации, то неизбежно возникал вопрос, да и не один: а сами ли роботы дошли до этого? Либо этот страшный секрет выведали из головы Мортирова шпионы?
Но если вдуматься на всё это изнутри, коллективным мозгом непосредственных участников рассматриваемых событий, то ни Мортиров, ни роботы не были столь уж любопытны. Каждый просто делал своё дело, упорно и последовательно. Без излишних анамнезов…

                XII

        Наступил неизбежный час «П», когда Верховному Главкому вдруг захотелось возобновить утренние парады. За полчаса до ежедневного включения Люстры каждая армия торжественно поднимала на высокой мачте своего центрального плаца собственный штандарт. У дубовцев на нём, само собой, развевался дубовый лист, а у тополевцев, соответственно – тополиный. Берсерки выстраивались молчаливыми шеренгами, и под барабанную дробь начинали маршировать.
Генерал М молча, но со скрытой скупой слезой, любовался постриженными «под бокс» телами. Их шерсть, как требовал того боевой Устав, была теперь выкрашена в однообразный защитный цвет. Безусловно, такая унификация олицетворяла настоящую армейскую красоту в виде ровных шеренг. Одно но – ряды эти были плохо различимы на большом расстоянии.
        По такому случаю были срочно введены погоны на плечах берсерков. Они, погоны, искусно вплетались в специально отращиваемые «погонные» локоны шерсти, после чего  прекрасно держались на теле берсерка, ничуть не мешая свободе действий помеченного воина.
        Каждый ведущий специалист своего отряда, будь то лейтенант, капитан или даже майор,  на момент парада обязательно украшался аксельбантами. Выглядело это очень эффектно.
        А ещё для парадов низшим чинам выдавали спецсапоги с подковами, офицерам – со шпорами. Эти аксессуары придавали движению шеренг замечательную гулкость и звон. В общем, боевой строй заиграл новыми красками!..
        Одновременно с движением к наибольшей красочности рядов подспудно шла борьба за живучесть бойцов – почти каждый глаз каждого берсерка с недавних пор стал затемнённым. Особенно это новшество привилось к правому, дабы избежать бликов, столь соблазнительных для опытных стрелков. И эти глаза напротив, как сказал бы поэт, одним своим одновременным скрытым сверканием внушали страх. Непонятно кому и для чего, но тем не менее…

        Но не едиными парадами жила планета боевых роботов. В это же славное время Генерал М остро ощутил потребность тотального переобучения всех воюющих сторон, и, в строгом соответствии этому позыву, были проведены ещё и тактические преобразования в войсках.
        Вновь заработали образовательные курсы. Теперь они носили общевойсковой характер и назывались «Выстрел». На них каждый воин обязан был научиться метко стрелять, чтобы получить в итоге значок «мортировский стрелок». Значок этот, надо сказать, почему-то сразу обрёл особую значимость среди шпионов обеих армий. Разведчики хранили их в недоступных местах, не показывая никому, даже своим тайным коллегам. Обычные же солдаты либо заплетали его в шерсти на груди, либо успешно выменивали за него в нелегальном «Военторге», многочисленные филиалы которого процветали в каждой дубово-осиновой роще, на разные нужные в суровом солдатском быту вещи. Так, за один значок можно было получить запасную руку. Или ногу…

                XIII

        Дуб и Тополь больше не дрались. В одно прекрасное утро, едва лишь занялась изумрудным цветом Люстра, каждый из них вдруг, неожиданно для Мортирова, блеснул в лучах утренней зари генеральскими звёздами на погонах.
        Конечно, эта демонстративная акция была типичной отсебятиной, граничащей с анархией в мортировских войсках. Однако, с другой стороны, даже сам Мортиров одномоментно испытал чувство глубокого уважение и некий трепет при взгляде на Дуба и Тополя. Эта самовольная инициатива позволила им сразу достичь настолько значимого веса, что, помимо довольно ощутимого прогиба грунта под каждым из них, он уже сам по себе в самом зародыше насмерть давил авторитетом любые посягательства на правоту Генералов Дуба и Тополя. Даже не двигаясь с места, они стали легко побеждать своим динамическим бездействием. Вполне хватало одного проницательного, а порой даже всепроникающего взгляда, вносившего сумятицу в работу оппонирующего схематического разума, чтобы потенциальный противник сам, добровольно становился в проигрышную позу. В особенно трудном случае, скажем, – мелкий бунт рядового состава в связи с нежеланием идти в атаку на пулемёт противника, помогало сочетание офтальмологического принуждения с громкой аудио командой «Вперёд!», раздвинутой по спектральному горизонту далеко в инфразвук. От которого шатались ноги и начинали трястись руки у каждого стоящего на пути распространения команды.
        Командиры помладше, вплоть до низового, сержантского состава, тоже резко ограничили прикладной бокс, которым раньше, и причём, как правило, без особой на то нужды, любил позлоупотреблять всякий, кому не лень. Такая смена приоритетов имела в своей подоснове две подоплёки: с одной стороны, это объяснялось малой боевой и общеобразовательной культурой младшего комсостава; а с другой – появлением на театре военных действий огнестрельного оружия. А именно – его, так сказать, умиротворяющей эффективности вкупе с огромной разрушительной мощью.
Был зафиксирован случай, когда после серии зуботычин в свой адрес тщедушный новобранец направил ствол личного оружия в сторону своего обидчика – взводного командира, так неосторожно превысившего предел необходимого воспитательного воздействия на подчинённого. Кончилось это назидательное действо позорным бегством оного сержанта вон с плаца.
        Другой случай, приключившийся примерно в то же время, но в другом месте, оказался ещё более драматичным. Здесь уже вышло так, что в сторону «убегала», увы, только простреленная, даже, если можно так выразиться, отстреленная голова драчливого командира. А тело его, осиротев без головы, осталось «бездыханно» лежать на утоптанной земле. Но ненадолго, так как быстро прибывшая бригада ремонтников унесла критически поврежденный мелкокомандующий механизм на полную диагностику, и, скорее всего, такую же полную и необратимую разборку.
Мало того, взбесившийся солдатик, невзирая на чины, продолжил беспорядочную стрельбу вокруг себя до полного опустошения боезапаса, повредив при этом ещё несколько берсерков разных званий. Которые, в свою очередь, так же были госпитализированы той же ремонтной бригадой.
        «В чём же мораль?» – мог бы спросить случайный робот-правозащитник, ненароком оказавшийся свидетелем этих ненормативных событий. В продолжение своего вопроса он мог бы даже выступить адвокатичным арбитром при воображаемом разборе этих внедорожных армейских происшествий. Но в том-то и дело, что посторонним тут, на этой планете, не было места. Или, что было бы стилистически точнее – было не место. Чужие тут не ходили.
«А судьи кто?» – мог бы спросить в ответ Мортиров. Но не спросил. Он и не спрашивая, сказал бы: «Не ваше собачье дело!» Как не совсем ещё старый (а даже и вовсе не старый) Генерал обеих армий, он прекрасно понимал, что в данной ситуации излишний интерес со стороны «всяких там гражданских» был ни к чему.
Да и сама по себе такая постановка вопроса была ни к селу, ни к городу… Будучи глубоко в теме, Мортиров прекрасно понимал, «и кто, и что, и почему…» А именно: произошли эти печальные события потому, что в головах новобранцев после мордобоя, в дальнейшем именуемым как «телобой», произошли серьёзные сбои. Причём во втором случае гораздо фатальнее, нежели в первом. Что ж теперь, прикажете менять всю учебно-воспитательную концепцию для вверенных войск?
        Ведь почему происходили подобные эксцессы? Да потому, что телобой был в подавляющем большинстве непонятен для младших берсерков. По причине скудости набора назидательных дидактических средств, входящих в обучающий арсенал отцов-командиров. А если под всё это хаотичное движение к высокому воинскому мастерству  среди рядовых подвести глубокое теоретическое обоснование в ряды старших? Что, мол. вот тебе в глаз за неопрятный вид! Вот тебе в нос за недозаряженный аккумулятор! Ну и так далее... В таких случаях, возможно, и не будет никаких критичных перепадов напряжения в прицельных  головах. А не будет потому, что всё станет в тот же миг чётко и справедливо. Абсолютно понятно и необидно при полном соответствии привычной линейной логике искусственного разума.

        Впрочем, Роман Палыч несколько поспешил со своими переживаниями. Все эти мелкие неприятности наблюдались хоть и в недавнем, но всё же прошлом. Теперь же было совсем другое дело, потому что роботы быстро учатся. К тому же всеобщее начальное и среднее образование личного состава дало стремительный положительный эффект – грубая физическая сила обрела изыск и осмысленность. А может, даже осмотрительность. Теперь кулаки взмётывались над подчинёнными разве что когда у тех заканчивались патроны. Во всех иных случаях если и били своих нерадивых учеников, то, как правило, только по нужде. За неопрятный внешний вид, за неотремонтированную руку или ногу. Даже за ненадлежащее стремление к выполнению приказа. Но исключительно в рамках нового, научно обоснованного подхода к воспитательному процессу.
        Если возникали крайние, щепетильные ситуациях, когда существовал риск всё-таки остаться непонятым, дело ограничивалось устными выговорами. Без занесения в память. В общем, уровень культуры в войсках неуклонно повышался. И недопустимые последствия необдуманных предпосылок, подобные рассмотренным выше, стали весьма редки…

                XIV

        Мортиров всячески старался не отставать от своих бравых воинов, которые умнели буквально с каждым днём.
Во-первых, нашил себе погоны Фельдмаршала. По поводу чего объявил праздник с салютом из двадцати пушек, и торжественно выпил бокал газированного кофе.
Во-вторых, завел себе денщика, которого сделал специально, как раз чтобы открыть бутылку с пенным, а затем наполнить праздничный бокал.
        Кроме того, Роман Палыч попутно обзавёлся ординарцем, чтобы посредством него командовать денщиком. Такая схема управления личной обслугой показалась Фельдмаршалу наиболее правильной.

        Денщик оказался чрезвычайно инициативен. Немедленно взял на себя уборку в коттедже, отчего Фельдмаршал лишний раз боялся пройти по полу босым, чтобы не оставить на нём грязных следов. Клумба также перешла в его, денщицкое, полное распоряжение: цветы буквально склонились в ещё более красивую сторону под его тонкими, но очень чувствительными хозяйскими руками. Он даже попытался было несколько штук пересадить в горшки и поставить в коттедже на подоконники, однако Роман Палыч буквально взбеленился и попросту выкинул их вон. Увы, цветы Мортиров с рождения не выносил. Удивительно, как он до сих пор терпел клумбу во дворе.
Короче говоря, Роман Палыч постарался на славу, вложив в денщика такую огромную дозу любви к себе, что порой она даже раздражала его – пару раз Денщик абсолютно неслышно и неожиданно подходил к Мортирову и пытался мягкой тряпочкой смахнуть с него пылинки.

        Ординарец, по задумке Мортирова, должен был получиться туповатым – два чересчур бойких помощника Фельдмаршал точно не выдержал бы. Именно таким порученец и был изготовлен: несколько угловатые формы тела подчёркивали прямолинейность прохождения команд в его голову; столь же незамысловатые обводы самой головы всячески способствовали мгновенной ретрансляции внешних команд наружу, в первую очередь для денщика. Ординарец был просто создан, чтобы чётким голосом повторять слова за Фельдмаршалом, не более.
        Обоим помощникам было строжайше предписано обращаться к Мортирову не иначе. как «Ваше Фельдмаршальство».

                XV

        Параллельно с очевидной, внешне шершавой стороной своего повседневного быта (как бы это поточнее выразить – видимой, что ли, или надводной частью айсберга…), Роман Палыч поступательно развивал свой подводный, недостижимый неискушенному глазу тонкий мир. Речь, естественно, идёт и внутреннем базисе его многосложной натуры. Конечно, совершенствование шло в несколько иной ипостаси, нежели у роботов. Но тоже поступательно и с некоторыми достижениями. И хотя самообразовательная военная академия его не носила громкого стрелкового названия (она вообще никак не называлась), но ничуть не уступала по интеллектуальному накалу офицерским, и уж тем более солдатским потугам.
Вот уже несколько дней, читая «Сборник пословиц и афоризмов», Мортиров пытался расшифровать высказывание о том, что «пуля дура, а штык молодец». Эта крылатая фраза русского генералиссимуса (Мортиров сделал «стойку» на этом высшем воинском звании…) совершенно сбила с толку его фельдблагородие. Как могла пуля быть дурой, когда и штык на её фоне не особо блистал? Разве что своим тусклым отражением от Люстры?
        Поэтому, нисколько не сомневаясь в гениальности Генералиссимуса Суворова, он решил сделать каждую пулю самонаводящейся. Теперь перед выстрелом солдату достаточно было сказать в казенник ствола:
– Вон тот берсерк…
        Дальше оставалось просто выстрелить примерно в нужном направлении, и умная (умная!) пуля сама находила указанную цель. Правда, очень часто пуля находила другую цель, которую она приняла за указанную. Так что, как ни крути, а прав был Александр Васильевич, трижды и четырежды прав! К сожалению…
        Однако Мортиров быстро нашёл радикальный выход из, казалось бы, безвыходного положения. Для этого приказал перед выстрелом назначать цель по номеру берсерка, который уже давно  был присвоен каждому воину, и был хорошо виден даже на большом расстоянии. После этого ценного указания Главнокомандующего дело пошло совсем по-другому: пули летели безошибочно, как и полагается сверхточному оружию.

        По результатам полевых испытаний таких пуль и снарядов Роман Палыч сразу же подумал о внеочередном, но вполне заслуженном присвоении себе звания Генералиссимуса. Но тут же раздумал, справедливо рассудив, что пока рановато. Так все высшие чины могли вскоре закончиться. Роман Палыч решил сделать ещё пару значительных свершений, и уж тогда… Может быть…

        Вот только со шпионами снова вышла незадача: они изначально приняли в штыки нововведения, и всячески бойкотировали приказ Верховного Главнокомандующего «О нумерации личного состава», ссылаясь на оперативную необходимость. То нарисуют на себе номер симпатическими чернилами, либо извращающими точность нанесённого номера, либо вообще исчезая через пару секунд с маркируемой поверхности; то сверху него (номера) наклеят ложноотражающую пленку (здесь сноска: Спецсредство для обмана радаров, сканеров и прочих дальномерных устройств), а то и ещё что-либо подобное удумают. Кончилось тем, что сам Мортиров был вынужден отменить этот приказ по войскам в отношении обеих Разведок. Как внешних, так и внутренних. Всё равно приказ не исполнялся надлежащим образом, а это, что ни говори – подрыв авторитета Верховного. Что, конечно, никак недопустимо.

        Когда шпион попадался на своём тёмном деле, то есть при выполнении своих служебных шпионских дел, то его приходилось расстреливать обычными тупыми пулями. Правда, частенько безуспешно: шпион, поставленный «к стенке», в любой момент мог создать пару-тройку своих обманных двойников, пустив тем самым все пули по ложному пути. Сам же в это время мог благополучно скрыться по ту сторону лобного места в абсолютно неизвестном направлении.

                XVI

        Вот всё получалось у Мортирова, решительно всё, за что ни возьмётся. Если, конечно, учитывать это «всё» по большому счёту. А если говорить о малом, то была одна небольшая, но очень вредная закавыка: не мог он, как ни старался, чисто умозрительно научить своих солдат злиться друг на друга.
        Специально по указанному поводу Мортиров через ординарца вызвал к себе обоих Генералов. Когда те явились пред его ясные очи, Роман Палыч ахнул: гв-картинки на его КП никак не передавали истинных размеров Дуба и Тополя – каждый из них стал огромен! Метра по четыре! На боку каждого висел огроменный пистолет неизвестной системы. Да и вообще никакой не пистолет, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, а самая настоящая автоматическая тридцатимиллиметровая пушка с рукояткой для стрельбы одной рукой. Впервые в голову Мортирова закралось сомнение: уж не открыли ли роботы самостоятельно для себя свои «Отделы вооружений» и не производят ли тайком собственные образцы вооружений?..

        Фельдмаршал приказал денщику и ординарцу смастерить высокий стапель, который получился на вид довольно хлипким. С опаской забравшись на самый верх этого сооружения, уже к нему подозвал Дуба. Затем с некоторой опаской внедрил между полушариями Дуба загодя изготовленный узел ненависти к противникам.
Сам Дуб довольно спокойно перенёс трепанацию черепа через подмышку. Он невозмутимо стоял, поглядывая на Его Фельдмаршальство огромным, с блюдце, глазом. Мортирову даже показалось, что они оба, эти «блюдца», глядели внутрь него. В какой-то краткий момент Фельдмаршал явственно ощутил, как холодный взгляд боевого механизма неприятно пробуравил его насквозь. Видимо, Дуб включил режим жёсткого рентгеновского просвечивания на предмет вредных для него мыслей Верховного…
В это время на лоб Тополя, стоявшего поодаль, села муха. Она, ввиду полного отсутствия на Даче посторонней фауны, совершенно очевидно была чьим-то шпионом. Чьим именно, Тополь не стал разбираться, а со всего маху хлопнул себя по лбу, размозжив псевдонасекомое.
        Стапель зашатало от возникшего небольшого землетрясения. Мортиров был вынужден схватиться за нос Дуба, чтобы не слететь наземь. Сам Дуб стоял, как реальный столетний дуб посреди поля. В итоге это небольшое происшествие закончилось благополучно, хотя денщик успел несколько истерично крикнуть Роман Палычу:
        – Осторожнее!..

        Тополю также был внедрён подобный узел в голову. Затем оба Генерала степенно удалились. Их глухие шаги ещё долго передавались по грунту на стапель, заметно раскачивая его. Сам же Роман Палыч почему-то весь день был сам не свой, из-за чего денщик настоял на недолгой госпитализации своего начальника с обязательной дезактивацией и регенерацией нервных клеток – очень уж бледен был Фельдмаршал…

        В кратчайший срок злободневное нововведение было поголовно распространено среди всех военнослужащих. Монтажом блоков агрессии занимались ремонтные мастерские. Они быстро и аккуратно модернизировали весь личный состав.
 Но особого результата это не принесло. Слишком сильно было рациональное начало в голове каждого берсерка, включая обоих Генералов. Агрессия? – в какой-то степени да. Она возросла. Глаз за глаз? – пожалуй. Был отмечен сильный всплеск спроса на эти запчасти для полевых берсерков. Но чтобы дело зашло дальше, до потери пульса внутри тел от бешенства?.. Да нет. Ну не прощупывался этот самый пульс у роботов и ранее. 
        С другой стороны, всё же нельзя было не заметить, что в последующем дела пошли намного решительней, потому как берсерки стали явно быстрей и резче двигаться, будто подгоняемые некоей внешней силой. Роман Палыч списал подобный эффект именно на свою инициативу по внедрению изменений в ранее аморфный менталитет роботов.
К тому же все походные мастерские по починке пострадавших вскоре оказались завалены работой. Они раскатывали непосредственно по ближайшим тылам своих подразделений, оказывая посильную техническую помощь пострадавшим, которых стало гораздо больше, потому что, кажется, даже пули и снаряды стали быстрее летать и беспощадней разить!..

        Подсчитывая у себя в штабе ежедневные убытки, Мортиров выяснил, что с внедрением летучек процент возвращенных назад в строй оказался необычайно высок – почти сто одна единица из ста возможных. (Единица приходилась на вновь созданные тела из полностью списанных с докомплектацией ремкомплетами.) При всём том ввод в эксплуатацию новых берсерков шёл в запланированном неограниченном размере.
«Не то что у людей», – злорадно заключил для себя Мортиров.
И был прав. Ведь только самых безнадежных переделывали в тележки для тыловых нужд и перевозки покалеченных.

        Где-то через недельку с небольшим Роман Палыч подвёл предварительный, очень приблизительный итог тотальной реформы по беспримерному обозлению войск – даже с учётом большого коэффициент приблизительности, самостоятельно выведенным по такому случаю Мортировым как инженером-конструктором необычных конструкций, он оказался не совсем тот, который планировался. Может, даже и совсем не тот. Ну что ж. На нет, как говорится, и нет… Редко кому удается с первого, да и второго раза добиться желаемого. Роман Палыч сделал для себя оргвыводы, и пока не стал продолжать опыты в этом направлении. Не стремился Мортиров так уж срочно решить проблему солдатской оголтелости. Были у него и другие неотложные задачи, требующие более скорого решения.
        Итак, Мортиров мог смело сказать себе, что под его началом (или рядом с ним, что точнее отражало и отличало реальное от желаемого положения вещей) теперь действовали две регулярные армии. Хорошо организованные, прекрасно экипированные, достаточно агрессивные.

                XVII

        Генералы матерели. Как было подмечено ранее, оба заметно подросли. К тому же, судя по видеоотчётам с многочисленных полей сражений, начальствующие роботы стали практически неуязвимы. Но об этом стоит рассказать по порядку…
        Роман Палыч мимоходом, так, между дел, внёс ещё одну немаловажную особенность в устройство своих солдат. Собственно, инициатива, как известно, исходила непосредственно из войск; но, как говорится, плох тот командир, который вовремя не скомандует, пусть даже после чужой команды… В общем, как действующий Верховный творец, он законодательно (согласно Уставу) постановил, что если рядового берсерка брали и нож, и пуля, то даже самого низового, младшего сержанта – уже только пуля. Если рядового начальника – лейтенанта – можно было расстрелять только из пулемёта калибра 7, 62 мм, сгубив его таким количеством мелких дефектов, которое арифметически перерастало по длине очереди в критическое повреждение, то уже любой капитан требовал к себе особого в этом смысле отношения. А именно – крупнокалиберного пулемёта не менее 9 мм. Иначе он просто долго чесался от болезненных, но не разрушающих его шишек после попадания пуль. Конечно, если процесс попадания пуль в капитана продолжать долго, то теоретически эти расчесы могли привести к летальному исходу. Но такой подход с военной точки зрения был неприемлем, т.к. приводил к неоправданному перерасходу патронов.
Офицеры рангом повыше остерегались только пушек. Особенно с бронебойно-фугасными снарядами. Ежели дубовский, равно как и тополёвский, командир чином ещё выше повреждался только большой миной, специально заложенной рядом с ним, то уже его непосредственный начальник «признавал» только склад боеприпасов. Взорванный прямо под ним.
        Нововведения тут же оказались весьма кстати, поскольку сразу же послужили отличным стимулом для начинающих берсерков, чтобы как можно скорее шагать по служебной лестнице. Если, конечно, удавалось выжить после первой же атаки. Но тут уж не поспоришь – никто не отменял существующий неестественный отбор среди искусственных механизмов. Сколь бы искусны они не были…
Особое место занимали главные начальники – Дуб да Тополь. Обычно они высились, подобно двум монументальным холмам, отличаясь при том невероятной мобильностью. Они командовали спокойно, без суеты, совершенно не опасаясь за свою сохранность. А всё потому, что обрели такую крепость тела, что, как оказалось, не изобрели ещё такого оружия, которое могло бы им сильно повредить.

        Роман Палыч ходил именинником – так ему всё нравилось вокруг! Ещё бы!
        Кругом постоянно что-то перерывалось и взрывалось, насыпалось и маскировалось. А потом обязательно вновь взрывалось. Мортиров даже (чего греха таить) перестал вольно хаживать, куда вздумается. Более того, ему пришлось соорудить надёжное укрепление. Так называемую «щель» – небольшой, с выдвижным стереоперископом, окопчик, в который он забирался в наиболее критические моменты диверсионных вылазок берсерков по чужим тылам. Чего доброго, могли по ошибке принять его самого за ценный трофей… Да ещё шальные пули стали нередко залетать прямо в окна коттеджа… Вот ведь насколько прав был Суворов!
        Конечно, из щели процесс руководства армиями был весьма затруднён, но личная безопасность требовала жертв и с его, Главнокомандной, стороны. Война вообще дело, как оказалось, хлопотное и компромиссное. Примерно, как в шахматах – иногда нужно отдать что-то, прежде чем получить нечто…
        Впрочем, речь совсем не о том. Просто нужно было неустанно следить за берсерками – уж слишком прямолинейная логика была заложена в их головы, от которой роботов постоянно заносило. Однако, следи не следи, иногда получалось не так, как хотелось бы ему, Фельдмаршалу Мортирову.
        Вот, скажем, дашь им в руки пистолет, так они по образу и подобию его сработают пистолетище, из которого даже целиться не надо. Всё равно куда-нибудь обязательно его пулища попадёт.
        Поднесёшь празднично перевязанный лентами цвета хаки ручной пулемёт – такую скорострельность ему придадут, что за пару мгновений стрельбы непрерывной очередью новое оружие превращается в бесполезные лохмотья – весь ресурс ствола за считанные секунды насмарку! Ну как им объяснить такое понятие, как «осознанная сдержанность стрельбы»?
        А когда они получили в распоряжение пушку, ту самую, сорокапятку, то сделали из неё нечто совсем ужасное и тут же сбили из этого ненароком пролетавший мимо астероид. При том весь боевой расчёт пушки геройски погиб от аварийного отката орудия. Спустя сутки после рокового выстрела на небе наблюдался очень красивый метеоритный дождь. Это немного скрасило горечь в общем-то необязательной, небоевой потери пушкарей.
        Да. Глаз да глаз нужен! Но даже просто следить, не то что приказывать, становилось всё трудней. Недавно прилепился на воротник чей-то шпион размером с комара. Спокойно так пристроился. Пришлось согнать его…

        Тем не менее, несмотря на подобные казусы, у Мортирова всё же появилась веская причина для общей радости: теперь военная машина была запущена на полную мощность: постепенно набирая ход, сама себя крушила, сама же ремонтировала. И кажется, сама и совершенствовалась. Что, впрочем, одинаково и радовало, и огорчало, подвергая некоторому сомнению нужности этой Машине самого Мортирова.

                XVIII

        Безусловно, Роман Палыч обожал окружающую действительность. Да что уж говорить, он бесконечно любил всё, абсолютно всё, что создал непосильным трудом за последний год, буквально каждую воинствующую мелочь, самолично воплощённую им в эту многообразно суровую реальность за окнами коттеджа. Но человек так странно устроен, что, как любой большой корабль, даже при беспрестанном плавании в бескрайнем океане наслаждения время от времени желает зайти если не в порт приписки, то хотя бы во временный док для мелкого ремонта и дозаправки. Водой, углём или ещё чем нужным. А то и ненужные ракушки со днища отодрать… В нашем случае – для калейдоскопичности эмоций.
        Вообще-то военное дело – чрезвычайно утомительное занятие. Даже некоторым образом грубо-абразивное. Оно сильно изнашивает нравственные запасы любой, даже самой целостной натуры. И в таком случае очень даже возможен нервный срыв, как-то: немотивированный расстрел подчинённого; может, даже нескольких. Короче, всяческие поствоенные синдромы, свойственные живой натуре, непрерывно занятой военными действиями.

        Вот и Мортиров, несмотря на одержимость вездесущим духом милитаризма, время от времени должен был делать лирические отступления в сторону гражданской жизни. Ну там цветочки полить… Исполнить в туалете песню про любовь… В общем, что-то в этом роде. А ещё лучше, если для всего такого имеется какой-то личный уголок, куда можно удалиться и, покаявшись, поплакать. Такая маленькая, уютная «комнатка разоружения», мягко навевающая лирическое настроение.
Но цветы, как известно, Мортиров не любил. К тому же они сами поливались. С песнями дело обстояло ещё хуже: стоило запеть, как немедленно начиналась ещё более  невыносимая внутренняя ломка, а руки инстинктивно искали подходящий для метания предмет. Нет, тут нужен был иной, нетривиальный подход. И срочный, потому как если не сбрасывать накопленное перенапряжение, то эдак и до «самострела» недалеко…
        Роман Палыч измаялся, не понимая, чего же ему всё-таки не хватает. Напрягшись, как большой, если не сказать – великий, инженер, безошибочно посчитал, что его неординарной сущности скорее всего нужен иной релакс, твёрдый и жёсткий, как армейский ботинок.
А посетило его это счастливое озарение на днях, при потере первого испытателя. Роман Палыч как раз выпустил в свет опытный образец противопехотной мины. Вот её он и доверил опробовать испытателю. Тот сдуру, без надлежащей подготовки и страховки (сказалась нехватка опыта) неправильно распробовал её ногой.
Мортиров хотел было крикнуть:
        – Ну как ты наступаешь? Не так надо!..
        Он даже ринулся было показать сам, как именно надо. Однако уже было поздно… Испытатель вместе с миной уже разлетелся на куски.
        Хотя, собственно, чему было огорчаться? Мина сработала великолепно! И тем не менее, на душе Роман Палыча остался неприятный осадок.
        Поэтому он, весьма удручённый, добровольно пришёл в сануголок и попросил психологической помощи, от которой, правда, ему стало ещё хуже. По старой памяти захотелось разнести весь госпиталь по щепкам, лишь бы не слышать заунывные увещевания именного психоневропатолога, ласково бубнившего прямо в ухо пациента:
– Всё хорошо. Все хорошо. А будет ещё лучше. Всё проходит…
На языке Роман Палыча так и завертелся вопрос:
        – Всё  хорошее проходит?
        От погрома помещения удержало лишь осознание высокой вероятности невосполнимого ущерба для своего личного военного-медицинского отдела. А вдруг если что?.. Кто ему тогда что?..
        Нет, стоило изыскать нечто более успокоительное и притом менее разрушительное. Побезобиднее. Вот тут он и подумал, а не устроить ли ему отдельную комнатку, которую он назовет… он назовет… Он назовет её «Порочной». Однако, поразмыслив, решил, что это будет звучать двусмысленно. Поэтому остановился на варианте «Выпорочная». На том и порешил.
        Мортиров позвал ординарца, через него вызвал денщика и заставил обоих оборудовать в боковой комнатке рекреацию с топчаном и креслом напротив. Да, топчан он распорядился оснастить привязными ремнями.
Затем приказал Ординарцу уложить на топчан Денщика, привязать его и выпороть розгами. Ординарец недоумённо развел руками – дескать, а где инструмент для экзекуции? Пришлось срочно послать Денщика в ближайший лес за розгами. Вернулся он изрядно помятым, но всё же с искомой охапкой веток: по пути назад на него напал небольшой отряд чьих-то новобранцев; однако Денщику удалось вырваться из их цепких рук и при этом выполнить приказ.
        – Молодец! – сухо заметил хозяин.
        И тут же подумал, что неплохо бы как Денщика, так и Ординарца, ну так, на всякий такой случай, сделать более неказистыми, дабы отбить охоту у берсерков покушаться на них. Но этим он займётся попозже. «Кстати, – вдогонку подумал он, – из них двоих самым  неприглядным нужно сделать Ординарца».

        Экзекуция Денщика всё же состоялась. Однако пробный результат не понравился Роман Палычу. Он прислушался к себе – нет. Не было благодарного отклика изнутри только лишь на умение Ординарца ловко сечь розгами Денщика. Следуя интуиции, Фельдмаршал немедленно усовершенствовал объект наказания, сделав особенно чувствительным к ударам наружный, практически лишённый волос покров его тела. Плюс ко всему наградил способностью выдавливать из себя слёзы. Ну и разумеется, издавать громкие, жалостливые вопли при битье.
        Ординарец повторил порку. После двадцатого или тридцатого громкого слёзного стенания Денщика, что он больше не будет, Фельдмаршал вальяжно махнул Ординарцу – мол, довольно! И вот теперь, восседая в своем «кресле напротив», Мортиров буквально заново родился – потеря испытателя была морально возмещена! Или отомщена? Да какая разница, главное, не прошла даром!
        На следующий день, всё ещё пребывая в состоянии расслабленной приподнятости, он решил наградить Денщика медалью «За службу». Ведь не бросил же розги в лесу, принес! Да и Ординарца следовало отметить такой же наградой. Тоже ведь старался…
        После неожиданного приступа кибертропии (здесь сноска: Любовь к роботам, а также всему автоматическому.) Мортиров без сил обвис в кресле, явственно ощущая, как его наконец попустило. С этим сладким чувством он и заснул младенческим, практически безгрешным сном.

                IX

        Поутру проснувшись, Мортиров наконец-то почувствовал себя полностью состоявшимся военачальником. Готовым к самому высокому воинскому званию, известному на данный момент. На срочно собранном по столь торжественному поводу объединённом параде он объявил о решении назначить себя Генералиссимусом.
 Оглашение приказа Главнокомандующего вызвало бурные, похожие на одобрение, возгласы, которые затянулись надолго. Чтобы прервать их, было решено устроить праздничную драку внутри младших составов обеих армий. Оружие предварительно было заперто в казармах.
        Именно «в связи и в ознаменование» нового самовозвеличения Роман Палыч задумал создать нечто большее, чем прежде. Тут же, как водится, порылся в «Отделе…» и таки выискал, что соответствовало грандиозности моменту. Этой находкой оказался танк.
Казалось бы, чего проще: задумано – сделано! Однако создание новейшей боевой технической единицы потребовало значительно больших усилий, нежели до того. Когда Синтезатор прочёл и переварил в своём конструкторском отделе огромный массив данных по изготовлению бронемашины, то коротко выдал:
        – Мало мощности. Могу сгореть…
        Мортиров был возмутился подобной жадностью, поскольку Синтезатор уже потреблял огромное количество энергии. Все эти автоматы, артсистемы и другие, даже и транспортные, средства шли в войска непрерывным потоком, и ничего, хватало! И мощности, и мощностей.
        Однако вскоре остыл и согласился с заявленным требованием. Мортиров уже имел на руках недавнее предупреждение от энергетической сети, которое она прислала в связи «с критическим перерасходом положенных по нормативам гигаватт».
Что же делать? Танк был необходим.
        Роман Палыч тут же велел пригнать летучку и подключить Синтезатор к Люстре, минуя счётчик и предохранители.
        Но и это было не всё. По самым грубым подсчётам любимый Генералиссимусом Агрегат (именно так – с большой буквы) не мог справиться с техзаданием по чисто технологическим причинам – он был слишком мал для этого. Пришлось незамедлительно увеличить размеры аппарата раз в пятьдесят. На всякий случай. И, как оказалось – в самый раз!

        Кроме того, была ещё одна крайне неприятная закавыка: исходный материал сыпался, вернее, – засыпался в приёмный бункер нескончаемой рекой. В связи с чем дачный участок как физическая величина заметно съёживался буквально на глазах. Причём давно. Пожалуй, эту часть всех сопутствующих проблем стоило бы решить в первую очередь, иначе в случае хронического игнорирования исчезновения дачной тверди как сам Мортиров, так и его рать могли вскоре повиснуть в глубоком вакууме, не имея незыблемой опоры под ногами. Кому и как потом объяснять, что у Главнокомандующего вовремя руки не дошли до самого неотложного?
 И всё же, и всё же…  Роман Палыч настолько внутренне горел от нетерпения, что вопрос с дополнительными площадями решил оставить на завтра. Или даже послезавтра... А сегодня ему не терпелось получить танк.

        После запуска в работу обновлённой Кухни-Синтезатора на улице стало заметно темнее, потому что Люстра сильно потускнела. Зато Кухня стала работать явно громче, да и вибрация ощущалась приличная. А уж когда из чрева Кухни выкатился новенький Т-9, работавший от газгена, т.е. – на дровах, а посему весь в дыму и искрах, то вокруг всё просто затряслось…
        Роман Палыч ринулся к боевой машине, и едва не погиб. Дело в том, что в процессе производства на танк ушло столько грунта, что возле коттеджа образовалась сквозная дыра в теле дачного Участка. Диаметр этой дыры был просто огромен. Сквозь неё даже были видны звёзды. Далёкие, холодные, незнакомые.

        В этом месте необходимо сделать небольшое, но важное пояснение. Установка искусственного тяготения, создавая на лицевой стороне Дачи положительное тяготение, по сути, действовала как любой магнит, где есть два полюса – положительный и отрицательный. Северный и Южный. Притягивающий и отталкивающий. В общем, принцип понятен.
        Согласно нему, на обратной стороне Дачи действовала сила отталкивания того же количественного значения, что и на лицевой. Именно поэтому верхняя, положительная сторона Дачи и было изначально огорожена забором.
Плоскость перехода плюса в минус находилась аккурат в середине толщи блина Дачи, где притяжение и отталкивание имели наибольшее абсолютное значение; и переходили друг в друга мгновенно. Иными словами, предмет, попавший в образовавшуюся дыру с положительной стороны, подлетая к её центру по глубине, обрёл бы максимальную положительную скорость. Далее, проскочив по инерции точку перехода, получил бы на выходе такую же минусовую скорость. В итоге рассматриваемый предмет развил бы двойную скорость, вылетая с обратной стороны дыры. Это была, по сути, настоящая гравитационная пушка двойного действия. Она легко, и даже неотвратимо запустила бы в свободный полёт любой объект, который мог протиснуться через её сквозной диаметр.

        Роман Палыч мог, потому что ел мало. Правда, чужие звёзды его не прельщали, но как раз к ним он чуть было и не отправился со второй, а может, и третьей космической скоростью, сорвавшись с крутого обрыва возле самого крыльца коттеджа. Конечно, вряд ли он смог бы в самом деле добраться до созвездий, а вот погибнуть от удушья, разности давления, жёсткой радиации и ещё кучи сопутствующих открытому космосу неприятных факторов, так это несомненно и мгновенно. От верной смерти Роман Палыча спас его верный Денщик, ухвативший хозяина за шиворот в момент начала падения. Вглубь дыры со страшным грохотом полетели осыпавшиеся камни вместе с крыльцом домика…

        Далее мириться с побочной стороной работы Синтезатора было категорически нельзя.
        Мортиров первым делом приказал всем Армиям прекратить всякую боевую деятельность и затаиться в лесах. Затем приказал электрикам отсоединить «левые» провода от Люстры и включить счётчики, дабы не провоцировать возможный скандал. И только после этого срочно вызвал Прораба, и попросил в кратчайший срок закопать дыру. Прораб вызвал бригаду ремонтников, и те, поставив на обратной стороне проблемного отверстия пластырь, быстро засыпали дыру откуда-то привезённым грунтом.
        Прораб спросил о причине появления этого «свища», и выслушал какую-то дичь от Мортирова про некий случайный метеорит, пробивший Дачу насквозь, сочувственно покачивая при этом головой. Непонятно, поверил ли он россказням Роман Палыча, но это и неважно. Главное, теперь можно было ходить по участку, не опасаясь провалиться.
Ремонтники и их начальник, подписав акт о приёмке работы, немедленно удалились восвояси.
        Всё вроде бы было проделано, как надо. Но, по мнению Мортирова, вышло не совсем аккуратно: кругом то бугры, то мелкие ямки. Некрасиво получилось с точки зрения художественного конструирования. Понятно, что Роман Палыча сейчас совершенно не волновало ничье чужое мнение, и никаких Комиссий по приёмке объекта он не ждал. Но у настоящего инженера, коим он себя считал, течёт в крови стремление к красоте. По крайней мере, технической. Поэтому Мортиров приказал Ординарцу прислать бульдозер и хорошенько разровнять округу. Буквально дословно это звучало как «снести к чёртовой матери бугры и засыпать ямы».

        Бульдозер быстро прибыл.
        Ординарец, который плохо владел сложно выстроенными предложениями, передал Денщику:
        – Бугры и ямы. Снести и засыпать.
        Денщик, у которого с речью была та же беда, только хуже, немедля переприказал бульдозеру:
        – Снести. Выровнять.
        Бульдозер управлялся сам, без тракториста. Он тут же выполнил приказ. Буквально. Снёс всё, что оказалось на пути, включая коттедж. А затем разровнял. Сам Мортиров едва успел выскочить наружу, и, в прямом смысле преградив путь бульдозеру, отстоял от разрушения Кухню, на которую уже было нацелился старательный, но бестолковый механизм.
        Поодаль цвела клумба. Чудом уцелев, она, как ни в чем не бывало, тихо поливалась.
 
                XX

        Мортиров сидел и глядел на цветы. С полной уверенностью можно утверждать, что он ими не любовался. С такой же долей правоты можно было сказать, что он бессознательно сосредоточился на ярком пятне, собираясь с духом после всего приключившегося.

        Вначале он хотел выпороть Ординарца. Потом Денщика. После чего – обоих одновременно, и обязательно на глазах друг у друга, даже не подумав, что иным способом это было бы и невозможно проделать… В конце концов решил высечь ещё и бульдозер…
        Внезапно над головой прошуршал снаряд, взорвавшись в опасной близости и осыпав осколками, мелкими и чуть крупнее. К счастью, они оказались комьями земли.
Мортиров залёг в укрытие и тут же навёл справки, которые его изрядно насторожили. Как выяснил Ординарец, это не был целенаправленный обстрел Генералиссимуса. Ни в коем случае! Просто теперь в войсках (неожиданно для Верховного) появилась служба постановки помех против умных или просто сверхточных пуль и снарядов. Так вот, обманутые этой службой заряды и снаряды, доселе очень разумные, становились совершенно глупыми и летели в непредсказуемом направлении. В этот раз оно по почти роковой случайности совпало с местоположением находящегося в тяжких раздумьях Генералиссимуса. Как говорится – ничего личного.
        Очередная, только что пережитая реальная опасность для его драгоценной жизни заставила мыслить быстро. Он решил, что, хоть снаряд и не падает дважды в одно и то же место, но не будет же он, Роман Палыч, целый Генералиссимус, постоянно лежать в этой, только что образовавшейся, грязной воронке до скончания века. Или просто долгое время. К тому же милый сердцу уютный, ставший таким привычным коттедж, если бы даже удалось восстановить его в наикратчайший срок и на прежнем месте, в курсе последних баллистических траекторий полностью потерял свою актуальность. Пожалуй, нужно было срочно изготовить подземный, хорошо защищенный бункер.

        Стоит ли упоминать, что безвинной жертвой недалекого бульдозера пали также КП-1 вместе с центром наблюдения. Оба они оказались погребены под разровненными обломками коттеджа вместе с «выпорочной». Последнюю почему-то было особенно жаль Роман Палычу.
        Естественно, войска на этот период остались без присмотра мудрых, руководящих глаз Генералиссимуса. Нужно было как можно быстрее ликвидировать этот стратегическими провал руководительных действий. Мало ли чем это грозило обернуться в ближайшем будущем.

        Роман Палыч даже не попытался реанимировать старый КП, или хоть что-то отыскать среди развалин из уцелевшего. Нет, решил он, раз такое дело, пусть новый главный КП будет изготовлен с нуля. Этим нулём должна послужить отметка 10 метров ниже уровня поверхности. Точно под тем самым местом, на котором недавно стоял коттедж. По странному, даже замысловатому мнению Мортирова, место это казалось ему счастливым. Короче, тут стоять бункеру, решил Роман Палыч, и для иллюстрации ткнул пальцем вниз.
        Вот так, именно в указанном месте, буквально на новом уровне, и был создан бункер со всеми удобствами, одним из которых послужил новый КП с Центром Управления Войсками. Кухня, которую Роман Палыч беззаветно спас от уничтожения едва ли не ценой собственной жизни, также была размещена в подземелье рядом с КП. По соседству с жилым помещением были размещены новая выпорочная, ещё более просторная и удобная, и новый госпитальный отсек. Далее по горизонтали располагались военные склады, предназначенные для хранения и создания стратегических запасов оружия, изготовленного Кухней-Синтезатором.
        Наверх выходил приёмный раструб, куда засыпался исходный материал, а невдалеке стоял большой ангар для выдачи готового оружия.

        Пока шла подземная стройка, Мортиров со всё возрастающим интересом наблюдал за военными строителями, отозванными на время из обеих армий. А те работали, как всегда, очень слаженно и дружно, поскольку никогда друг с другом не дрались. К тому же трудились быстро. Очень быстро и как-то… привычно ловко. Глядя на них не так, как недавно на цветы, Мортиров действительно любовался отточенными движениями мощных рук и ног. Причём поймал себя на мысли, что берсерки строят гораздо лучше, чем разрушают. Ну или ничуть не хуже… Эта мысль была странной; Роман Палыч никак не мог понять – приятна она ему, или же вовсе наоборот?

        Нужно заметить, за время относительного «безвластья» берсерки в самом деле несколько поотвыкли от твёрдых, но справедливых указов Главнокомандующего. (Конечно, без прямого визуального контакта наверняка знать об этом Главнокомандующий не мог. Но догадывался, даже не догадываясь, насколько догадка его близка к истине…) Подозревая обо всём этом, Генералиссимус решил создать общую гв-карту, или, как он её назвал – голокарту, отображающую события в реальном времени.
        Она также была готова в кратчайший срок. С точным рельефом местности. Причём отныне единая военная карта являлась основным орудием управления войсками, сведя всю картину происходящего наверху в одно, непрерывно действующее целое.
Кроме того, для наибольшей надёжности оперативного (скорейшего) управления войсками пришлось изготовить десяток порученцев, потому что прямые Приказы, исходящие от Главнокомандующего, почему-то плохо доходили до Дуба и Тополя. Да ещё с одинаковой степенью задержек.
        Порученцы, получая задания от ординарца, разносили ценные указания непосредственно в уши Генералов. Но тоже с приличным запозданием и не всегда корректно. Примерно, как в случае с бульдозером. Тем не менее, пока что приходилось мириться с подобным положением вещей.
        Стоит сообщить, что с какого-то неизвестного отрезка времени узкой общественности в лице Роман Палыча Мортирова обе Разведки и Контрразведки в некоторых деликатных случаях стали обмениваться данными. И даже сотрудничать в меру необходимости. Так, с того же неуловимого момента некоторые, особо важные картинки на карте Верховного стали подменять другими, более безобидными.
        Технология такого процесса была проста: шпионы частично и очень незаметно заменяли сигнал «непосредственно с поля» искусно созданным в специальной студии обманов и миражей. Она состояла из двух отделов – по одному от каждой воюющей стороны. Кстати, называлась она поначалу «Голловуд», и вскоре достигла такого размаха, что начала производить помимо квазидокументальных исторических расследований ещё и чисто приключенческие, художественные фильмы. Роман Палыч с огромным удовольствием  стал смотрел их все. Порой даже в ущерб работе.

                XXI

        Пожалуй, самое время признаться, что к настоящему моменту в голове Мортирова крепко сидели два микрошпиона, внедрённые каждой противоборствующей стороной один в левое, другой в правое полушарие мозга Генералиссимуса. Оба работали в его глубоком подсознании. Эта тайная двойная операция была проделана сануголком во время отращивания мизинца, притом настолько блестяще, что оба шпиона даже не догадывались о существовании друг друга.
        Каждый, не покладая рук, и днём и ночью собирал секретные сведения, а потом выходил наверх, ближе к волосяному покрову головы Хозяина. Далее тайно собранные секреты быстро передавались по закрытому от посторонних ушей, включая хозяйские, каналу в свои штабы Разведки и Контрразведки.
        Следует учесть, что каждый из шпионов мог передать данные, касающиеся только чужих войск, потому что мысли о своих войсках ему блокировал другой шпион.  Из-за таких трудностей схема сбора разведданных выглядела довольно сложной. Но она работала весьма успешно, поскольку прямой путь не всегда самый короткий. Так что поток секретной информации шёл непрерывно.

        Поначалу, когда шпионы поднимались наверх, у Мортирова начинали прощупываться две шишки, под которыми скрывались тайные резиденты и которые (шишки) принимались нестерпимо чесаться.  Порой до такой степени, что Роман Палыч начинал задавать себе риторические вопросы, и даже бить себя по голове, стараясь унять зуд. Шпионам пришлось выделять в эти места спецсредство для снятия раздражений. Позднее, когда микрошпионы смогли достаточно усовершенствоваться, они прекратили опасные подъёмы под свод черепа Генералиссимуса, передавая шифровки непосредственно с места постоянной дислокации. А именно – из-под сознания Роман Палыча. И это при том, что сообщения «выстреливались» короткими импульсами продолжительностью не более микросекунды.
        Таким образом, риск обнаружить себя практически отпал.

        Конечно, тайная война в голове Мортирова не могла не иметь побочных эффектов. Они и были, потому как шпионы попутно блокировали многие другие, даже мирные, мысли Мортирова, которые, не находя выхода наружу, хаотично бродили по его организму. И тут будет крайне уместно сказать, что любая невысказанная мысль разрушает своего носителя. Подобно токам Фуко, она паразитно блуждает внутри, истончая и обнажая нервы. В итоге хозяйское тело начинает испытывать различные расстройства.
        Так, Роман Палыч стал часто спотыкаться при ходьбе, не всегда видя то, что должен был наблюдать на самом деле. А порой просто заговаривался… Мало того, этот эффект носил накопительный характер: день ото дня мысленные закупорки всё более и более выводили из строя Мортирова...
        В связи с этим в личном госпитале Генералиссимуса была срочно возведена ещё одна палата под номером «2». Палата была специализированная, поскольку немного отличалась от существующей общемедицинской санитарно-госпитальной, той, что называлась теперь №1.  Если не стесняться в выражениях, то оснащённость новой палаты носила чисто психологический характер для восстановления психического здоровья Главнокомандующего. И Роман Палыч незаметно для себя стал планомерно посещать её, благо расположена она была недалеко,  на дому. Стенка в стенку с первой палатой…