ккккккккккккееееее
Я даже не знаю, есть ли у него письменный стол. (Тот, что был раньше, массивный, заваленный бумагами, с глубокой красной пепельницей, полной окурков, с кудрявым тряпичным морячком, вечно ухмылявшимся в бороду, погиб, кажется, в одном из переездов, а компьютер может стоять на чем угодно.) Но по имейлам, которые обычно приходят от него, когда у нас вечерние новости, понимаю, что он ложится под утро.
Я привык ничего о нем не знать. До того, как нас разделили океаны, нас разделяли восемь этажей. Он жил на втором, мы с мамой — на десятом. У него была однокомнатная квартира с кремовой кухней и окнами во двор. У нас — двухкомнатная со встроенными стеллажами в прихожей.
Я не задумывался над тем, почему так, пока один из моих школьных друзей (кажется, Поник) не просветил, что мои родители в разводе. Это выглядело полнейшей нелепицей: папа практически у нас жил. Встречал меня из школы, кормил обедом, сидел со мной над прописями (отчетливо помню свою истерику от невозможности повторить идеальную букву образца и как папа невозмутимо поднимает разбросанные по всей комнате ручки), отправлял гулять, дожидался маминого прихода с работы, обсуждал с ней дела, мы вместе ужинали, потом он уходил. Размен нашей большой и красивой трехкомнатной квартиры на пятом этаже того же дома (в лифте рука еще долго тыкалась в кнопку «5», тем более что нажимать было удобно, а до «10» приходилось тянуться) мне объяснили необходимостью создать папе условия для работы. Папа — писатель. А писателю нужны тишина и покой. И потом, он курит, а у меня аллергия на табачный дым. К разводу это не имеет никакого отношения.
Строго говоря, официально родители были женаты всего десять лет. Но это, если не считать первых четырех, когда они не расписывались. И последующих двадцати, без названия, в течение которых жили порознь, упрямо доказывая друг другу, что так оно лучше, хотя на самом деле...
ррррр
Свидетельство о публикации №222072001263