Кара

Эйвин гладил Анхэ по перьям, и шептал: «Люблю тебя! Никому не отдам! Никогда не предам! Никто во всём мире не будет любить тебя сильнее, чем я! Буду с тобою рядом всегда, что бы ни случилось!»

Анхэ улыбалась, согретая этими словами. «Моё сокровище, – нашёптывал Эйвин, – Ты – самое дорогое, что у меня есть».

Анхэ воспаряла на седьмое небо... Маленькая, наивная пташка. Эйвин напевал ей ложь, а она ему – целебную песню. Голосом птица обладала необыкновенным. Во всей Вселенной такого не отыскать! Анхэ владела магией, и, называя её «сокровищем», Эйвин не лгал. Многие мечтали обзавестись такой редкостью! Но Эйвин оказался хитрей остальных соискателей. Знал, как правильно расставить сети для птицы. И где, и в какой час. Птенец попался, стал собственностью. Вырос в «любимую питомицу». Эйвин поселил Анхэ в золотой клетке. Вдали от родителей и родного леса. Внушил, что так делают все, кто любит своих птиц: «Я должен спрятать тебя от враждебного окружающего мира! Защитить!.. Люди алчные, похитят, мучить будут. Поэтому сиди в безопасности, и радуйся моей любви».

Родители Анхэ искали её… Но так и не нашли. А Анхэ и забыла о своём родном доме. Маленькая слишком была, когда Эйвину попалась. Выросла, радуясь своему плену. И не хотелось ей никуда, не мечталось. Верила, что Эйвин правду говорит! Боялась мира, пряталась в клетке, и даже просила хозяина, чтоб не забывал дверцу на ключ закрывать: вдруг страшный враждебный мир в комнату просочится, чтобы украсть её?!

Анхэ владела бесценной магией. Голос птицы обладал целительной силой! Вот случится с человеком несчастье, а Анхэ споёт – и сходит хворь с него любая, какую бы природу ни имела! А если стар человек, пение Анхэ ещё и морщины разглаживает. И жизнь продлевает. Один лишь недостаток имел её дар: чем больше Анхэ лечила других, тем слабее делалось здоровье её собственное…

Но Эйвина это мало беспокоило. И однажды случилось неминуемое: Анхэ заболела! Утратила голос! Исчерпала все свои силы... Для восстановления ей требовалось время. И забота! И, конечно же, любовь. Хорошо, что есть Эйвин!.. Теперь, когда она так нуждается в помощи, он окружит её заботой, и прогонит хворь прочь. Только вот что-то пошло не так... Что происходит?!

Анхэ била крупная дрожь. В груди жгло, а вокруг – безбрежный океан холода, и пустоты. Контраст рвёт рассудок на части. Анхэ мечется в бреду, падает в пропасть.

– Эйвин, спаси!!! Мне так страшно... Помоги! Посиди рядом, не оставляй с этим кошмаром наедине...

Её крики проглатывала равнодушная тьма. Анхэ ждала... Но Эйвин не приходил. Его голос долетал откуда-то издалека. И слова были странными, пугающими, шокирующими.

– Ты больше не поёшь мне, – сказал Эйвин с упрёком. Обиженно, даже возмущённо! – Как ты могла так со мной поступить?! Предательница!!! Пела, пела, а теперь – молчишь. Как ты посмела заболеть?! Эгоистка! Злая, жестокая птица!!! Лишила меня своего пения!.. Жестокая ты тварь! Да хоть заплачься там! Хоть закричись. Не прощу, не подойду!.. Не нужна ты мне теперь такая безголосая. Какая от тебя польза?!

Анхэ слушала этот бред, и тихо умирала. На помощь, значит, рассчитывать не приходится. Придётся бороться до конца самой, и либо спастись, либо – погибнуть…

Анхэ пересекла черту отчаяния, очутившись там, откуда возвращаются не многие, а если и возвращаются, то уже не теми. Но у неё достало сил, чтоб победить собственную смерть. Птица выжила... И голос к ней вернулся... Да только не прежний уже.

Обозленный Эйвин с ненавистью смотрел на неподвижную птицу, но вдруг – она очнулась. Открыла глаза, только были они почему-то пустыми, чёрными. Как бездна, в которой недавно умерла прежняя Анхэ. Прежняя умерла, а новая – родилась. Птица смотрела то ли прямо на него, то ли мимо. То ли видела, то ли навеки ослепла.

– Привет, – сказал Эйвин, – ну, что, будешь исправляться?! Или продолжишь болеть?.. Если немедленно не вылечишься, я тебя накажу! Ну-ка пой давай!!!

Вот так логика. Болеть – это в понимании тронутого Эйвина означало проявлять непослушание. И если кто-то болеет, его, по логике сумасшедшего, требовалось наказать.

– Может, ты хотя бы поинтересуешься моим самочувствием? – Тихо прошептала птица, и было в голосе что-то тревожащее, – А, Эйвин? Вдруг тебе не понравится моя новая песня?.. Видишь же, как я изменилась. Доктора бы мне... И извинения твои не помешают! Ты ведь обманул меня, предал... Покинул в самый трудный час моей жизни!

Но Эйвин был упрям.

– Нет. Пой давай, и немедленно! Мне нужны твои жизненные силы. Изголодался я!..

Анхэ продолжала смотреть, не моргая. То ли прямо в глаза, то ли в вечную пустоту, где не было ничего, кроме мрака и ненависти.

– Хорошо. Будь по-твоему...

Птица запела, и голос её был ещё сильнее, чем раньше. Он крался тропами, о которых даже ведающие старались не вспоминать. Самыми древними, тайными, не знающими преград дорогами. Он лился и настигал везде! Беспощадный. Анхэ исполняла песню Смерти...

– Проклинаю тебя, жестокий Эйвин... Эгоист… Предатель!

Магия Анхэ изменилась вместе с ней. Бывшая целительница, стала она теперь убийцей. Никто больше не напьётся её жизненных сил! Она мертва, её убил самый близкий человек. Вырвал сердце с корнем, обманул. Ей ли кого-то теперь исцелять?..

Анхэ пела, а Эйвин умирал. Рот раззевался в беззвучном вопле. Корчась, трясущиеся пальцы пытались её схватить, чтоб заставить замолчать. Но она пела, пела, пела, как он и попросил сначала... Ключ от клетки с шеи хозяина стянула, рядом с собой аккуратно положила, и пела. Глаза Эйвина лопнули, кровь в венах – закипела. Он сварился заживо, и умер. А Анхэ была пьяна своей местью, и убита горем одновременно. Сыта, но безумна. Свободна от иллюзий, но не счастлива.

– Какое же ты сокровище, – сказала она с издёвкой мёртвому, так, как он говорил раньше ей, – Драгоценный мой, любимый, вкусный! Никому не отдам твою душу!.. Люблю её страстно!!! Буду жрать и жрать тебя теперь вечно…