Трагедия Ивана

Рассказывая о родной поскотине, нельзя обойти трагическую её страницу: период коллективизации. В моей памяти только рассказы свидетелей того далёкого времени. Никакого домысла. Некоторые детали уточнялись уже в этом году. Но, бесспорно, в повествовании четко прослеживается авторская позиция. Понимая, как сегодня интерпретируется этот сложнейший период отечественной истории, не хочу лить воду на мельницу, которая в своих жерновах перемалывает всё позитивное нашего прошлого, сыпать соль на незаживающую рану моей поскотины. Я долго думал, писать или не писать о трагической судьбе кулака нашей деревни Ивана Погорельского. И всё же решился. И заставили меня взяться за перо два обстоятельства. Во-первых, то насилие, которое сегодня творится над крестьянством - это коллективизация наизнанку. Грабеж колхозов возведён в ранг национальной политики государства. Колхозы поставлены на грань развала. Большинство россиян видит это преступление и негодует. А преступление, как правило, творится с молчаливого согласия крестьян. Поэтому я и подаю свой голос в защиту моей поскотины.

И второе. Коль мы сурово судим о нашем историческом прошлом, не следует ли каждому из нас задуматься: а не лежит ли тяжкий груз того рокового времени и на моей родословной? Ведь судьбу России решали не какие-то абстрактные красные, белые, а конкретные люди - наши деды и прадеды.

Коллективизация в Аржаве (Низко-Городецке) началась в тридцать четвёртом году. Её проводниками были сельсоветчики из Канарайчика*, что в восьми километрах от Аржава. Но и в деревне были её ярые сторонники. Это Фёдор Фадеевич и Шелуха. По тому времени они были грамотны. Фёдор - выходец из семьи крепкого крестьянина. Шелуха - бедняк. В деревне его знали как лодыря. Дома своего Шелуха не имел. Жил он в бане (по белому) сродного брата Афанасия. В субботние дни семья Шелухи перекочёвывала в предбанник.
__________
*) Канарайчик - первоначальное название переселенческого участка, позже переименованного в Высокогородецк (прим. Трощенко Н.).


Первый гром коллективизации грянул над головой кулака Погорельского. Вот как повествовала моя мать, Елизавета Афанасьевна. Роста Иван был небольшого, коренастый. Очень спокойный. Сам работал много, но и люди много на него отработали. Имел стадо овец. Коров было много. Да и коней тоже. Держал он племенного быка, за которого аржавцы отрабатывали подёнщину. Иван один в деревне имел жнейку и конную молотилку. Молотилка стояла на месте. Сноп сначала разбрасывали на столе, потом подавали в барабан. Солома отбрасывалась от молотилки вилами в две пары.

Дом Погорельских стоял на видном месте, большой, красивый. Внутри перегородок не было. Вдоль стены стояли длинные скамейки. Для одежды - большой шкаф. В углу над столом - иконы. Посуда вся была деревянная да глиняная. Вся семья Погорельских носила лапти. Были и валенки, но их никто в будни не носил, обували только в праздники. Шубы были чёрные, длинные.

Началась коллективизация в середине лета. Сначала у Погорельских забрали скот. Его угнали на Канарайчик. Домашний скарб погрузили на телеги и увезли. Ивана забрали сразу же. Больше его в деревне никто не видел. Домна, жена Ивана, осталась с детьми да со стариком-свекром. Свекровь умерла рано. Отца Ивана, Милалку*, настолько потрясла поруха, что он лишился рассудка. Закатит пустую бочку на склон горы, сядет в нее и, сломя голову, несётся вниз. Тяжкая доля выпала самой Домне. Днями с дочерью Евой и сыном-подростком Колей пряталась в бору. Только ночью приходила Домна с детьми домой. Когда пришли осенние холода, Домна по-прежнему уходила в лес. Старшая дочь Домны, Евдокия, была замужем, жила в Новоуспенке. Но коротка была жизнь дочерей Ивана и Домны, поумирали до войны. От горя сгинула и сама Домна. Коля рос у тетки, сестры матери. Войну встретил парнем. Воевал. Но домой вернулся в родную деревню, хотя была она ему хуже злой мачехи. Приют Николай нашел у Титовой Гашки, Агафьи значит.
__________
*) так у автора, отца Ивана Погорельского звали Михаил Федосович (прим. Н. Трощенко).


Вернувшийся с фронта Николай Иванович покорил нас, мальчишек. Рослый русоволосый красавец в офицерской форме, был он весьма привлекателен. Какое-то внутреннее обаяние притягивало к нему людей, особенно мальчишек. Он нежно клал свои ладони нам на головёнки, что-то ласково говорил и улыбался. Но долго Николай Иванович в деревне не задержался. Уехал. Унесло лихолетье последнего из семьи Ивана Погорельского. Остался его дом, надворные постройки, загоны для скота. И, словно часовой у дома, горделивый колодец-журавель.

Коллективизация шла полным ходом. Крепким хозяйствам довели "твёрдое" — план сдачи зерна и других сельхозпродуктов. Легло "твёрдое" на плечи Василевских, Кондрашовых, Хиревичей, Бабариных, Дядечкиных. Конечно, эти семьи богаты были хлебом и другой снедью. Но главным их богатством были сыновья. Только в семье Хиревича было их трое, у остальных семей - четыре-пять. Труд в этих семьях стал не только потребностью рук, но и велением души. И даже когда согнали скот на колхозный двор, в загоны Погорельского, трудились как на себя. По сути, все достояние крестьян стало не столько "колхозной собственностью", сколько частно-колхозной. Потому отношение к скотине, земле, инвентарю было прежним: как к своему. Не случайно накануне войны колхозы окрепли, трудодень стал весомым. Помню, отец привез сразу две подводы зерна. Полные сусеки радовали глаз хозяина.

Будучи уже студентом, прослушивая курс лекций, я не раз возражал преподавателям, в том числе и кандидату наук Славиной. В европейской части России крестьяне страдали от безземелья, почему и двинулись в Сибирь, а в Сибири плохо жили только те, кто не хотел работать, такие как аржавский Шелуха. Сколько земли, леса! Паши, стройся. Конечно, были семьи, в которых не было мужских рук. Им кусок хлеба доставался тяжко.

Нелегко было и старикам, не имеющим детей. Многие из них ходили по деревням, собирали милостыню. Это тоже правда, никуда от неё не уйти.
Апрель 1994 г.