Дом у моря

Все изменилось.

Мир больше никогда не будет таким, каким был. Ушло ощущение защищенности, надежности, стабильности. Неожиданно все мы осознали, что комфорт, определенный достаток, социальный статус ничего не стоят. Все они исчезли раз и навсегда, а те, кто еще цепляется за эти «ценности» в глубине души все равно знают, что это не навсегда. И так как раньше никогда уже не будет. Ушла легкость, с которой мы встречали новый день, уверенность, что сегодня у нас все будет хорошо. А как же иначе? Разве может быть по-другому? Оказывается может.

Для меня все изменилось раз и навсегда.

Как и все я цеплялась за прошлое, пыталась снова начать жить. Но получалось плохо. Вернее, никак. Нет, я встречалась с подругами, ходила в любимое кафе, глушила себя работой. Я слушала пустую болтовню и заставляла себя отвечать на глупые шутки. Каждое утро я надевала на лицо маску и выходила к людям. И каждый раз из-за чьих-то слов, собирала ее осколки… Каждый раз склеивать приходилось все чаще и получалось все хуже. Но я все равно играла по правилам, очень старалась не проиграть и стать такой как все. Живой.

Не получилось. Хуже всего было от того, что каждый считал себя в праве выспрашивать у меня подробности, лезть в мою душу, сердце, а потом, высказав соболезнования, поворачивался спиной и уходил. А я оставалась и собирала себя заново, воя от боли и не понимая за что и почему мне так плохо.
Я перестала общаться. Раз в неделю вставляла симку в старый мобильник, чтобы позвонить родителям и сообщить, что все хорошо… Я не отвечала на звонки и стук в дверь. Все, конечно, преследовали благие цели и хотели вернуть меня к жизни. Но я больше не могла врать  - ни им ни себе.
Я закрылась от всех.

Ушла.

Что я делала? Ничего. Просыпалась утром от звонка будильника в айфоне, слушала твой голос, а потом лежала весь день, смотря в стену… Под вечер заставляла себя встать, принимала душ и, выпив кофе, шла к морю, сжимая в руке айфон… Вначале думала заняться бегом. но быстро оставила эту затею: пока добиралась до пляжа очень уставала и сил хватало только на то, чтобы сидеть на камне и плакать.
Да, я теперь часто плачу. Но только тогда, когда никого нет рядом, и никто не может видеть моих слез. Почему-то люди сразу начинают спрашивать, что у меня случилось и не нужна ли мне помощь. Но от их вопросов и сочувственных взглядом мне только хуже и больнее.

Все что я хочу - это чтобы меня оставили в покое и не лезли с расспросами в душу.  Правда, от нее и так остались только жалкие лоскутки, сочащиеся кровью.
Придя на берег, я медленно иду по мокрому песку, по воде, иду до тех пор, пока могу двигаться. а потом сажусь на какой-нибудь камень - их очень много на берегу: огромные каменные глыбы - и долго сижу, подставляя лицо соленым брызгам, которые смешиваясь со слезами застывают на моих щеках, превращаясь в маску.
Я ее не убираю. Пусть остается.

В тот день все было так же: звонок, душ, кофе и пустынный берег пляжа с нагретыми на солнце камнями. Вот только до них я не дошла, споткнулась и упала, повредив лодыжку. Кое-как встала и доплелась до серого от соли поваленного ствола дерева, сняла кроссовку и постаралась наложить повязку с помощью своего шарфа. получилось неплохо, но обуться я не смогла. Так и сидела, пока на меня не упала высокая тень.

- У вас все порядке?

И почему все меня об этом спрашивают?

- Нет, повредила лодыжку и теперь жду, когда она заживет.

- Долго ждать придется. Давайте-ка подымайтесь, обопритесь на мою руку. Я тут недалеко живу, напою вас чаем и позвоню вашим родным.

-У меня никого нет. Но спасибо, чай будет кстати.

И я поднялась и протянула ему руку.

 Он был высокий, сутулый в потрепанном пальто и мятой шляпе, а еще у него были большие шершавые руки и заскорузлые пальцы, покрытые желтыми пятнами. Сильные руки.

- Меня Николаем Петровичем зовут.

- Света.

И мы медленно двинулись вдоль берега, свернули на еле заметную тропку, которая петляла среди камней, травы и вела к его домику, еле заметному среди высоких деревьев.

На крыльце сидел серый кот и довольно жмурился на солнце.

Я опустилась рядом, а старик пошел в дом и вернулся с чашкой горячего чая и аптечкой. Вскоре мою ногу украсила йодовая сеточка и эластичная повязка.
Боль притупилась, кот перебрался мне на колени, чай был выпит, и я почувствовала себя почти человеком.

- Ты каждый день сюда приходишь. Я в окно тебя вижу, - и Николай Петрович махнул в сторону окна. - приходишь, сидишь долго на камнях, а потом уходишь и голова всегда опущена.

-Есть такое. Живу не так далеко. А у вас тут спокойно и людей нет.

- Да, иногда это хорошо. Только одиноко бывает.

-Мне не бывает.

- Так значит... Бывает. Я вот тоже устаю от людей быстро и от суеты... Телевизор не люблю, редко смотрю его. Компьютер тоже не приобрел, сын недоумевает, как я так живу. А мне хорошо, спокойно. Зачем мне негатив этот смотреть и слушать? Ток-шоу глупые? Нет, я  музыку люблю и тишину. Мы с Барсиком ребята мирные, спокойные. гуляем много, на рыбалку ходим, чай пьем.

 -И Барсик тоже пьет? - улыбаюсь я, почесывая кота за ушком.

- Компанию составляет. - усмехнулся старик.
 
Так мы и подружились. Теперь я стала частым гостем в маленьком домике, покупала сухарики с изюмом в магазине, так любимые стариком и, поплакав на берегу, шла в гости... Мы мало разговаривали, что, впрочем, устаивало нас обоих. Просто сидели на крыльце, когда позволяла погода, а если шел дождь или было ветрено - перебирались в дом. Я устраивалась на продавленном диване, а Николай Петрович садился в кресло у окна, пили чай, слушали музыку и молчали. Нам не было скучно, было просто хорошо и тихо.

Иногда к старику приезжал сын с женой и детьми и тогда, завидев еще издали большую машину, я поворачивала назад. Мешать не хотелось, и видеть чужую счастливую жизнь тоже.

Тогда я возвращалась домой и садилась рисовать. Рисовала долго. пока пальцы могли держать карандаш, а слезы не застилали глаза. Прерывалась только, чтобы набрать сообщение или ответить на его звонок.

Иногда я видела у старика пожилую женщину. Он очень бережно поддерживал ее под локоть, когда вел по дорожке своего сада и провожал на остановку. Иногда были и другие люди. Мужчина в черной куртке и вязанной шапке, надвинутой на самые глаза, сестры в темных пальто и смешных шляпках с одинаковыми сумочками в руках, старик, который с большим трудом шел, опираясь на палку...

Я тогда только кивала своему новому знакомому и тихо шла прочь. Он никогда не рассказывал мне о них, а я и не спрашивала. Ведь это была его жизнь и его друзья, и если бы он захотел, то познакомил меня с ними. Единственное, что удивляло так это то, что его гости выходили из леса, шли по тропинке, которая начиналась сразу за домом и уводила куда-то вглубь участка. Однажды я спросила Николая Петровича куда ведет эта тропка, но старик сделал вид, что не услышал вопроса. Больше я не спрашивала. Нет, значит нет.

А потом как-то утром вдруг пошел снег. Он смешивался с волнами и на песчаном берегу и застывал грязно-серыми разводами, которые быстро исчезали под резкими порывами ледяного ветра. Берег был покрыт мелким мусором, сухими ветками, маленькие острые камешки и острыми, как осколки стекла, обломками ракушек. Но я все равно приходила сюда каждый день, подходила к самой воде и стояла до тех пор, пока глаза не воспалялись от ветра и жгучих слез, а на лице не застывала, ставшая привычной, соленая маска.

В тот день я не застала Петровича дома, хотя в комнате горел свет. Я постучала несколько раз, но никакого движения в комнате не было. Тогда я обогнула дом и пошла по дорожке в глубь сада.

Она была тщательно расчищена и на ней были следы, уходящие куда-то далеко за деревья.

Я шла минут десять и вдруг деревья расступились - я вышла к маленькому приземистому бревенчатому дому, в окне которого горели несколько свечей. У двери стояла лопата, которой Петрович обычно чистил снег. А на ступеньках его сумка.

- Петрович! Это я. Прости, что беспокою. Но ты не открывал, а я заволновалась... Петрович, ты меня слышишь? Можно зайти? - и с этими словами я толкнула дверь, которая легко и безо всякого скрипа открылась.

В доме было темно и вначале я мало, что могла увидеть. Но глаза постепенно привыкли к темноте, и я увидела, что нахожусь в большой  комнате, единственным источником света которой были свечи, горевшие на подоконнике. Вдоль стен стояло несколько лавок, а у стены столик, на котором что-то лежало. Над столом висела темная школьная доска, на которой что-то было написано и кусок мела. Я подошла ближе и смогла разобрать надписи, которые покрывали почти всю поверхность.

Максаков Егор. 15 июля 1943.

Прохоров Иван. 15 июня 1943.

Иванова Рита. 15 июня 1943.

Васильев Митя . 15 июня 1943.

- С них все и началось... - Петрович тихо подошел и встал рядом со мной.

- Я даже не слышала, как вы вошли... Простите, я не хотела мешать, просто зашла к вам, стучала, но вы не отвечали, и я пошла искать...

-Ничего, - и старик остановил меня жестом.

- Что это за место? Они погибли судя по датам в войну.

-Да. В этих местах шли жестокие бои, нашим пришлось отступить и берег заняли фашисты. А эти ребята партизанили. Скрылись в лесу, в этом вот самом домишке... Но недолго продержались, в деревне жил Игнат Михайлов, выслужиться перед немцами хотел и выдал ребят, его потом полицаем назначали. А ребята погибли. Мой дед говорил. что их выгнали из леса и забили прикладами на берегу, песок был весь красный...

Вот так все и началось. Вскоре к этому месту стала приходить мать Митина. Варвара ее звали. Сын у нее один был. сильно она тосковала по нему, плакала, не могла дома сидеть, все о Мите напоминало. Ничего не помогало ей. Оно и понятно, горе-то какое... Вот и стала она сюда приходить, говорила, что здесь она ближе всего к сыну. Плакала, садилась на скамью у окна, плакала и разговаривала с ним. А потом и другие стали приходить.

-Другие? - в горле внезапно пересохло и слова дались мне с трудом.

- Другие. Война кончилась, мало кто вернулся. Больше было тех, кто погиб и ушел навсегда.

Свеча на окне вдруг заискрилась, потом ярко вспыхнула и погасла.

- Значит время пришло. - сказал Петрович. - пойдем, Света, дома поговорим. На сегодня я все тут закончил. Да и холодно.

К дому мы возвращались молча. У крыльца сидел Барсик и при виде нас возмущенно замяукал.

-Замерз, хвостатый. ну прости меня, старого, надо было снег почистить, завтра Марья Федоровна обещала приехать. Сейчас домой впущу, погреемся с тобой, сухарей поедим. - с этими словами он вопросительно посмотрел на меня, и я подняла пакет с сухариками.


- Холодно сегодня. – повторил Петрович, налил нам чаю и сел в свое любимое кресло у окна. - Так и бьет ветер, так и метет. Ты далеко отсюда живешь? - обратился он ко мне.

-Не очень, минут тридцать идти.

-Далеко значит, по такой погоде... около часа добираться будешь. Может переночуешь у меня? Там наверху есть еще комната.

- Я не могу.

-Почему? Завтра ведь все равно придешь.

-Спасибо, но я должна быть дома.
 
Мой телефон звякнул - пришла смс. Я посмотрела на экран. улыбнулась.

- Значит у тебе есть кто-то, кто ждет. А я было подумал. что случилось у тебя что-то в жизни. Ошибся, значит...

-Не ошиблись. И меня никто не ждет. А в сеть я могу зайти и с телефона.
 
- Просто поклонник? - с улыбкой кивая на айфон, спросил Петрович.

- Это мой муж, но его уже нет. Он умер полгода назад. – прошептала я и ледяная рука стиснула горло.

Петрович замолчал, потом взял чашку из моих рук и поставил на столик.

- Как это, Света? Или я не расслышал… Он умер, но шлет тебе сообщения?

Слезы опять потекли по моему лицу.

-Да, все правильно. Именно это и происходит. Сейчас, подождите немножко, я объясню. Еще чуть-чуть подождите.

Он замолчал, а я сидела и плакала… Может быть именно сейчас мне нужны были эти слезы, в теплой комнате с горячем чаем, от которых стало немного легче.

- Я не сумасшедшая. – я достала айфон и положила его на колени. – Он звонит каждое утро в 7:30. И каждое утро желает мне доброго утра и хорошего дня. И говорит голосом Олега. Моего мужа.
 
Я взяла телефон, набрала номер и включила громкую связь:

- Привет, дорогая! Как ты? Какие у тебя на вечер планы? Что привезти к ужину?

- Это… это его голос? – тихо спросил Николай Петрович.

- Да. Каждый день я просыпаюсь и слышу его голос. Знаете, я просыпаюсь за несколько минут до его звонка и эти минуты самые счастливые. Потому что как только он замолкает, я понимаю, что его нет. И никогда не будет. А эти эсэмэски и звонки заставляют меня чувствовать хоть несколько минут в день живой…

- Знаю. Я тоже терял. – он отвернулся, встал и подошел к окну.

- В мое время такой чудо техники не было. Каждый переживал горе сам и сам, как мог справлялся с этим. Если мог, конечно.

- Этот дом… Дом памяти?- тихо спросила я.

- Да, можно сказать и так. Сейчас можно сходить в церковь, поставить свечи, помолиться. А тогда церквей не было, все разрушили… А как человеку с такой бедой жить, как носить в себе это… Вот в этот дом и несли люди свою боль, свое горе. Моя жена, первая жена, Аннушка, она утонула… Я тогда на заработки ездил в Казахстан, хотел денег привести, дом строить. Приехал, а ее уже нет. Не мог я без нее, долго не мог. Потом поговорил с Машей, Марьей Федоровной, она сказала, что там легче ей. Сына она потеряла. Принесла машинку его, грузовичок. Катает его по столу, плачет и говорит с ним. Обо всем рассказывает, какие новости, что в жизни происходит. Наверное, со стороны это кажется… мы кажемся не совсем нормальными, но поговорив нам легче. Я потом снова женился, сын у меня, внуки, а к Аннушке все равно прихожу, разговариваю и свечку зажигаю. Знаешь, мне кто-то говорил, что так их души, тех, кого уже нет с нами, видят свет и находят дорогу домой. Стоят рядом и все слышат, все что мы им говорим. Я верю в это, потому как мне легче и на душе, и в сердце. Я ненормальный?

- Нет, конечно, нет. Просто каждый сам переживает свое горе и если вам так легче, то почему бы и нет. Я тоже не могу, не могу без него, пока еще не могу. – я говорила шепотом, громко не могла – разве что кричать…
- Олег занимался эмоциональностью искусственного интеллекта. Сейчас много об этом говорят. О том, что машина способна улавливать эмоции человека и реагировать на них. Например, камеры на вокзалах и в аэропорту отмечают лица со следами стресса или людей с неадекватным поведением. Анализируя черты лица и сравнивая их с другими, машина способна узнать, что ты испытываешь – гнев, страх, радость, а может быть, презрение. Она способна узнать какое у тебя настроение.

То же самое и с голосом. Известно, что машины определяют обман в звонках и сообщениях о несчастных случаях, поддерживают с тобой разговор и реагируют в зависимости от того, какие эмоции различат в твоем голосе. Если тебе плохо, голос успокоит. В бешенстве? Голос постарается чтобы ты раскрылся и высказал все, что у тебя на душе.  При этом тебя никто не осудит и не будет зевать, поглядывая на часы… некоторые машины способны измерять уровень стресса в коллективах… Всего и не перечислишь.
 
Я замолчала и какое-то время сидела тихо, слушая как падает снег за окном. Петрович тоже молчал, гладил Барсика и пил чай, боясь потревожить мое молчание. Или разбить неосторожным словом.

- Олег работал над проектом, целью которого было используя искусственный интеллект, возродить мертвых. Для вас это звучит, как научная фантастика? Но руководители проекта обратили внимание на поведение людей, которые потеряли близких, например, авария, катастрофа, теракт. Кто-то из потерявших, старались удалить записи в Интернете, закрыть профили в соцсетях, а кто-то продолжал посещать профили покойников, постить их фотографии, писать сообщения и поддерживать их таким образом существование… Для таких людей закрыть страницу, все равно что потерять близкого человека во второй раз.

Вы знаете, сколько зарегистрированных в соцсети людей умирает в минуту? Трое. Когда-нибудь их станет больше чем живых. А тебе, тот же Facebook отправит напоминалку, чтобы ты не забыл поздравить с днем рождения или сообщит, что они выложили новую историю или фотку для просмотра и лайка. А ты и не будешь знать, что их уже нет.

 И встанет вопрос что же делать с этим? Должны ли они продолжать жить в сетях, на наших страницах в наших друзьях? И нужно ли убирать их учетные записи? Или их стоит превратить в своеобразный мемориал, где друзья будут собираться, как на кладбище и вспоминать о них?

Такие вот вопросы волновали Олега, так и родилась Программа.

Чтобы функционировать ей нужны личные данные пользователя, его эсэмэс, пристрастия в разных областях, фотографии, видео, осуждения, которые он вел в чатах, поисковые запросы. Все это связывается с ключевыми словами, датируется и передается в определенный контекст. Все эти данные программа выстраивает в определенную нейронную сеть и создается «чат- бот».  Так и получается интеллект, который способен воспроизводить манеру выражаться, писать, высказывать свои мысли, идеи. Программа могла подключаться к профилю, например, к тому же Facebook, если были пароли и продолжать постить информацию и лайкать фото. Чем больше ты ему отвечаешь, тем больше он совершенствуется.  И становится самостоятельной личностью.

А когда человек умирает, то программа переходит к отдаленному местопребыванию, выбор которого осуществляется по определенным параметрам. Я очень мечтала поехать с Олегом в Японию, даже начала изучать японский язык. Поэтому программа и создала нашу с ним жизнь там.

Олег работал над проектом в Англии, приезжал редко, но и дома продолжал свои исследования. Он использовал мои и свои данные. Программа знает обо мне все : любимый цвет, музыку, книги,  блюда. Его начальство было не в курсе, что он установил эту программу на свой компьютер и начал тестирование. А потом Олега не стало. Короновирус, он ушел за несколько дней. Программа же осталась и продолжила его жизнь.

- А как же телефон?

- Та же разновидность программы. Она включает в себя диалогового агента с приписанным телефонным номером, который и распознает эмоции, связанные с голосом и отвечает. Олег для этих целей использовал свой голос.

Я общаюсь с мертвецом уже полтора года. Я не могу не вернуться домой, там в шкафу у меня системный блок и толстый кабель , который связывает меня с ним.

- Господи, девочка, это же ужас, самый настоящий кошмар. Как же ты живешь с этим?

Я только улыбнулась.

- Мне так легче. Помните, каждый переживает свое горе так как может. Я пока только так. Для меня отключить кабель, все равно что разорвать пуповину, которая нас связывает. Иногда я думаю, что не встану, если не услышу утром его голос.

 Он взял мои мокрые от слез руки и тихонечко сжал.


Домой я пришла уже ночью. Раздевшись, прошла на кухню и отыскала в шкафчике толстую свечу. Я зажгла ее и поставила на подоконник.
Теперь я делаю это каждый вечер.

А спустя несколько месяцев я нашла в себе силы и оставила айфон в маленьком домике у моря.
И смогла отключить кабель.