Канистра и Ведро

Канистра стояла возле давно некрашеных деревянных ворот и ворчала:

- Гадские мураши, что они ко мне лезут, с меня из-за них сыпется краска. Они так испортят всю мою красоту!

Она попыталась дрыгнуть своим железным и давно заржавленным телом, но у неё вышел только скрип. Муравей же бежал себе дальше по своим делам, не обращая на неё внимания. Маленький кусочек облупившейся зелёной краски упал на траву.

- Ну вот, опять! Скоро я стану совсем уродиной.

Канистра нахмурилась и посмотрела на краску, лежавшую маленьким сухим листочком. К нему подбежал другой муравей и схватив его, ловко поволок по дорожке.

- Ну все, — удрученно сказала Канистра. - Они растащат меня по своим норам. Так я и закончу свои дни.

- Подумаешь, — просипело стоящее на лавке Ведро. - Велика беда. От тебя давно нет толку!

- Кого я слышу!, — обрадовалась Канистра, найдя на кого вылить свое раздражение. - Дырявое корыто проснулось от своего вечного сна.

- Сама ты корыто, — обидчиво ответило Ведро. - Вонючая бензином старая консервная облупившаяся банка!

- Я давно не воняю!, — возмущенно воскликнула Канистра.

- Во, ты даже уже и забыла, какой он, этот бензин! Ведро ухмыльнулось. Свара подняла ему настроение.

Канистра задумчиво посмотрела на него.
- Знаешь, старая консервная банка, это скорее ты! Ещё и дырявая. В тебе даже дождевая вода не держится.

Ведро в свою очередь вперило свой взгляд в Канистру. А потом ответило:
- Я то зато не облажу, как ты! Я красивое. И на мне цветочек. Вон какой. И Ведро указало на давно поблекший мак на своём боку.

Канистра надулась. Ведро наступило ей на больной мозоль. Она отвернулась и принялась глазеть на узкую тропку, что извивалась среди некошеной травы, уходя дальше, в огород. Она решила не общаться больше с грубияном Ведром. На ветру среди травы качались ромашки.

- Красиво, — прошептала она.

- Чево?, — спросило Ведро.

Канистра не ответила. Ей вдруг расхотелось ругаться, настроение у неё менялось по сто раз на дню. Ведро же наоборот только распалилось и хотело продолжения. Оно немножко подумало и заявило ни к селу ни к городу:

- Вчера кот на огороде грыз морковку.

Канистра, что была до ужаса любопытная, не удержалась и спросила:

- Который?

- Васька конечно. Он вечно грызёт ботву навроде кролика.

- Да ладно заливать, — сказала Канистра. - Ваську кормят как на убой, к чему ему морковка!

- Клянусь!, — ответило Ведро. - Мне с лавки все видно. Это ты стоишь там, у ворот среди травы и тебе ниче не углядеть. Окромя мурашей.

И Ведро так обидно расхохоталось, что в Канистре воспылал гнев. Если бы в ней оставался бензин, то наверняка произошло бы возгорание. Она подумала немножко, чем бы уесть Ведро и наконец проговорила:

- Зато я стою у дороги. И мне все видно, что внаруже делается, а ты только и можешь разглядеть, что грядки и бабкину спину над ними. Стоишь там, чумазое и с прорехой, и любуешься, как Васька морковку грызёт. А я вижу машины. Она мечтательно вздохнула.

Ведро тут же почуяло, в каком направлении надо давить и заявило:
- Во, только видеть ты их и можешь, а кататься тебе на них больше не придётся. Дед то Запорожец продал. Ты теперь без надобности.

- Смотрю ты сильно нужное, — ядовито заметила Канистра. - Дырявые ведра всем нужны, конечно. Блеклые, древние, со сколами дырявые мятые ведерки.

Канистра аж запыхалась, говоря все это. Ведро поглядел на неё с ехидцей и ответило:
- Меня лудить собирались намедни. Дед бабке обещал.

- Он ей много что обещает, — воскликнула Канистра. - Да только воз и ныне там.

Ведро вдруг обиделось, будто долго собралось и наконец смогло. Оно замолчало и отвернулось.

- Разобиделось что ли? - спросила Канистра.

Ведро молчало.

- Да и хрен с тобой, - проворчал Канистра. - Найду, с кем поговорить.

Канистра тоже затихла, глядя, как с неё осыпается краска. Ей сделалось грустно. Она снова принялась глазеть на ромашки. Через некоторое время она не выдержала и спросила:
- Спишь ты там?

- Сплю, — глухо ответило Ведро. Ну спи, спи, — миролюбиво сказала Канистра. - Таким старым ведрышкам как ты, надо много спать.

Ведро не отвечало, потеряв к Канистра всякий интерес. Ей стало скучно и она скрипуче заголосила:

- Ой, цветёт калина в поле у ручья...

Ведро молчало, мужественно терпя эту пытку. Канистра закончила песню и задумалась, вспоминая другие. Ведро хотело сказать, что с памятью у Канистры беда, но испугалось, что тогда она до ночи не утихомирится. Канистра же, вдруг запела:

- В огороде есть ведро.
И давно течёт оно.

Она подумала, сочиняя на ходу.

- На ведре цветущий мак.
А внутри его лишь мрак.
Пустота и паутина.
Вот такая вот картина.

И Канистра расхохоталась. Ведро рассвирепело и начало придумывать, как ответить этой облезлой забияке. Рифмы в нем не получались. И тогда оно сообщило ей:
- Ты дура!

- Чтооо?, — возмутилась Канистра. - Оскорблять меня надумало? Я то могу стихи сочинять, а ты только обзываться умеешь. И они окончательно рассорившись, замолчали.

Наступил вечер, жара спала и из дома, зевая, вышел дед в подштанниках и майке, бывшей когда-то белой. Он почесал голову и пригладил седую бороду. И тут заметил канистру. Тяжёлый вздох вырвался из его груди, канистра напомнила ему о золотых деньках, когда он колесил на своём Запорожце по городу, свободный как птах.

Но тут из-за дома появилась вездесущая бабка, у которой был прямо аномальный нюх. Она терпеть не могла, когда дед не был занят делом и чувствовала это за версту.

- Ну и что ты встал?, — заворчала она сразу, придвигаясь к нему все ближе своим дородным телом и сверка голубыми глазами.

- Что ты встал, я тебя спрашиваю? Мало того, что дрых пол дня, ещё теперь стоит, чешется, а огород не полит, трава не кошена, сорняки не полоты, дрова не колоты!

Она, произнеся этот гневный монолог, остановилась, чтоб отдышаться. Дед, понимая, что его ждёт обвинение во всех грехах, мыслимых и нет, схватил лейку и резво устремился в огород. Бабка заспешила следом, собираясь огласить ему на ходу весь список.

Ведро принялось хихикать. Канистра, проснувшись от его позвякивания, сонно уставилась на него.

- Чего ты ржёшь?, — удивленно спросила она.

Ведро, не обращая на неё внимания, продолжал веселиться.

- Да и черт с тобой, — обиделась Канистра. Она хотела было снова запеть обидную песенку, что сочинила раньше, но, к сожалению, слова выветрились из её памяти.

- Старею, — вздохнув, подумала Канистра. На неё нашло такое печальное настроение, будто туча наползла. Она принялась вспоминать, как дед наливал в неё бензин и он так чудесно в ней булькал. А потом они ехали далеко - далеко. Канистре захотелось плакать. Былых деньков было не вернуть.

Хихиканье ведра вдруг смолкло. И в наступившей тишине прямо над ней раздался командный голос бабки. Раньше она была воспитателем в детсаде и это не могло не отложить своего отпечатка.

- Дед, — громыхнула она своим голосом. - Сейчас ты будешь красить!

Дед откуда-то из огорода начал было кричать, что огород он полил, хватит с него, вечерний клев скоро начнётся.

- Знаю я твой клев!, — сердито и властно сказала бабка. - Потом дверь найти не можешь.

- Не надо врать, — ответил дед, подходя. - Дверь я всегда найду и всегда с уловом!

Бабка промолчала, крыть ей было не чем, дед был отличным рыболовом.

- Ну покрась, а, — сменила она тактику. - Ты ж знаешь, у меня аллергия. И тесто подошло.

Дед спросил, махая рукой:
- Че красить то?

- Забор, ворота и вон её, канистру, — обрадовалась бабка.

Дед посмотрел на обветшалые ворота и забор, с которого давно слезла краска и вздохнул. Работы было до утра.

- Ладно, — сказал он. - Иди к своему тесту, раз оно подошло. Дед хитро улыбнулся. И довольная бабка заспешила к печи, у неё намечались пироги.

Только через пару часов она, налепившись и нажарившись от души пирожков с разной начинкой, вышла на крыльцо. Двор благоухал свежей краской. Стемнело. Она постояла, улыбаясь, довольная, что вышло по её и вернулась в дом.

Утром, с первыми петухами, бабка опять появилась на крыльце, день снова обещался жаркий и нужно было успеть переделать кучу дел.

Она шагнула с крыльца и первое, что увидела - это канистру, стоящую на лавке. Она блестела толстым слоем новой зелёной краски. Бабка заулыбалась, но тут её взгляд упал на ведро, стоящее рядом с канистрой. Оно тоже было покрашено от души в травяной зелёный цвет. Бабка чуток вскипела, не понимая, зачем этому старому затейнику понадобилось красить ведро.

Она пригляделась к забору, наполовину скрытому травой. Он тоже был свежеокрашен. Но что-то смутило бабку, сохранившую хорошее зрение. Она шагнула с тропинки в траву и вопль негодования вырвался из её груди.

Бабка поспешила обратно в дом, но дед юркнув мимо неё, бегом устремился к лазу, за которым начинались угодья соседа.

- Утренний клев!, — кричал он на ходу. - Надо поспешать!

- Ну вернёшься ты у меня, — сердито проворчала бабка. И вдруг, не удержавшись, начала смеяться. Забор был покрашен только в видимых с крыльца местах, в основной же своей массе он остался таким, каким был, старым и облезлым.

- Каков жулик!, — воскликнула бабка, насмеявшись и вытирая выступившие слезы. Потом взяла тяпку и пошла в огород.

Канистра и Ведро стояли на лавке рядышком. Им обоим было прекрасно видно огород и бабку, борющуюся со злостными сорняками.

Канистра задумчиво сказала:
- И о чем мы с тобою теперь будем спорить, такие одинаковые?

Ведро, подумав, выпалило:
- Я то круглое и первое тут появилось.

Канистра захихикала. Ведро посмотрело на бабку и тяпку в её руках и добавило:
- Спорим, деду сегодня попадёт?

- Не, — ответила Канистра, тоже глядя на тяпку. - Умахается, пока дед вернётся. И нифига ты не первое появилось. Тебя дед с барахолки приволок, я уже год как тут была. Ты уже тогда было видавшие виды.

Ведро хотело было обидеться, но что с Канистры взять, с плоской жестянки. И оно спросило:
- Рассказать тебе, где я раньше жило?

- Расскажи, — согласилась Канистра, сто тысяч миллионов раз слышавшая все перипетии ведровой судьбы.

Мимо прокрался рыжий Васька, его хвост был измазан зелёной краской.