Оркестр, играй зорю!

            Зорю бьют, из рук моих
            Ветхий Данте выпадает…
                А. Пушкин

            «Она утонула»
                В.В.П.

Что есть особенного в «Вечерней заре», иначе гимне Бортнянского «Коль славен наш король», военной музыке-молитве, состоящей из барабанной дроби и вплетаемой в нее барочной мелодии, исполняемой на духовых инструментах? К чему она зовет?

За год службы у нас в части зорю играли всего два раза. Первый раз не помню, по какому случаю. А второй раз…

14 августа 2000 года, когда срок службы давно перевалил за половину, часть зашевелилась и загудела – произошло что-то непоправимое. Вторая Чеченская война также подходила к своему завершению, все крупные города были взяты, офицеры, несущие службу в Чечне, живы. Но в Баренцевом море терпит бедствие подводная лодка «Курск».

Поначалу это было одно из тех рядовых, не выходящих из разряда тяжелых, но предсказуемых событий, какие происходили в армии с некоторой периодичностью. То взрываются боеприпасы на каком-то складе, то украли и перепродали технику, то война началась, то небольшое боестолкновение с бывшим союзником, то под дружественный огонь попала колонна десантников. У нас, в 102 базе, тоже было похожее событие. Солдаты провели настоящую спецоперацию и вытащили радиостанции у десятка Т-72, покоящихся на вечной стоянке в парке юрского периода нашего полка. Так мы называли автотехнический, исправно охраняемый парк, в котором ни один ГАЗ-66 не заводится с 1991 года, не говоря о другой технике. Когда открылась кража, солдаты уже дембельнулись, а в штабе дивизии было небольшое землетрясение, кадровые перестановки и штабные проверки.

Понятное дело, списали все на выбывших в запас, но уголовного дела не завели.

Но в течение недели до нас доходили самые превратные слухи: то лодка была торпедирована, то моряки еще живы. Ход спасательной операции показывали вживую. Офицеры прильнули к телевизорам, контрактники-армяне притихли, русские срочники приуныли, даже склоки и ссоры казарменные перестали. Мне на узел связи звонили из разных батальонов: «Ну чё, новости есть? Будет что – дай знать». Связисты денно и нощно подслушивали разговоры старших офицеров – никто ничего толком не знал.

Через неделю пришел приказ поставить точку в этом деле, приспустить флаги и отметить траур по погибшим морякам.

Весь полк был построен необычным порядком – квадратом. Весь состав разношерстного, разномастного и разновозрастного полка, за исключением трех дневальных, телефониста в штабе и несущих боевой наряд. Но и трое дневальных вышли и встали перед входом в казарму.

Командира не было, командовал мероприятием начштаба подполковник Александр Хачатрян, человек с боевым опытом и большим авторитетом. Из всего оркестра – а в нашем полку знаменитый на всю дивизию духовой оркестр – вывели только барабанщика и горниста, старого на вид, под пятьдесят, пьянчужку из Гюмри. Я его только и видел по утрам на КПП, во время побудки, и вечернего развода. Службы он не нес, но исправно приходил за зарплатой. Говорят, что он трубач отменный, только без работы сидит.

Подполковнику нечего было говорить. Сказал, что мы поминаем память погибших российских моряков с подводного крейсера «Курск». И всё. Говорить было нечего. Мы стояли квадратом вокруг приспущенного знамени и молчали минутой молчания. И тут раздалась команда:

– Оркестр, играй зорю.

Барабанщик, словно спотыкаясь, забил прерывистую дробь. Мелодия показалась игривой, не достойной момента. Но потом музыка выпрямилась, приобрела торжественность, вознеслась над нами и увлекла за собой.

И тут только я ощутил тот миг, словно я взглянул на нас со спины, когда мы стали вместе одним большим телом, одной душой, стали как выжившие матросы в восьмом отсеке АПЛ «Курск», а вокруг нас сплотились безжизненные пространства и толщи воды. Этот момент примирил нас всех.

После этого мы разошлись, полк пришел в движение. Но это уже не было обычное движение. В 21.00 я заступил на дежурство перед коммутатором. В 22.00 дождавшись отбоя, достал книгу из тумбочки и стал читать. Книга называлась «Время и место».