Последнее слово атамана Краснова
Атаман Донских казаков и «президент» казачьего государства Краснов боролся с большевиками 30 лет. Начав войну с ними буквально на следующий день после того, как большевистская партия 7 ноября 1917 года захватила власть. Его сводный казачий кавалерийский корпус, имел в обозе сбежавшего из столицы премьера Керенского, пытался наскоком конницы вернуть власть Керенскому. Взял Гатчину, занял Царское Село…
Я завершил свой жизненный путь и бой с большевизмом в Москве – последним словом подсудимого Военной Коллегии Верховного Суда СССР, 16 января 1947 года. Это была его последняя политическая, публичная речь, в которой он подвёл итоги своей богатой событиями и свершениями жизни. Стенограмма речи Атамана Краснова прозвучавшей в Новочеркасске в мае 1918 года не сохранилась. А вот стенограмма последнего слова подсудимого Краснова П.Н. имеется в последнем 12-м томе следственного дела «№ Н-18768, «дела белогвардейцев – казачьих генералов». 16 января 1947 года в 15-00. Председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР Ульрих, предоставил последнее слово подсудимому Краснову П.Н. Со скамьи с огромным трудом поднялся, опираясь на палочку, совсем дряхлый старик. Полтора года в тюрьме МГБ окончательно сломили износившийся организм казака. Даже говорить ему было нелегко, но маститый писатель с мировой литературной славой, и в такой обстановке владел мастерством художественного слова.
«- Два месяца назад, 7 ноября 1946 года, я был был выведен на прогулку. Это было вечером. Я впервые увидел небо Москвы,небо моей Родины, я увидел освещённые улицы, массу автомобилей, свет прожекторов, с улиц доносился шум… Это мой русский народ праздновал свой праздник. В эти часы я пережил очень много, и прежде всего я вспомнил всё то, что я сделал против русского народа. Я понял совершенно отчётливо одно – что русский народ, ведомый железной, стальной волей его вождя, имеет такие достижения, о которых едва ли кто мог мечтать… Тут только я понял, что мне нет и не будет места в этом общем празднике… Я осуждён русским народом… Но я бесконечно люблю Россию… Мне нет возврата… Я осуждён за измену России, за то, что я вместе с её врагами бесконечно много разрушал созидательную работу моего народа… За мои дела никакое наказание не страшно, оно заслуженно… Я уже старик, мне недолго осталось жить, и я хорошо понимаю, что не могу жить среди русского народа: прожить скрытно нельзя, а показываться народу я не имею никакого права… Я высказал всё, что сделал за тридцать лет борьбы против Советов… Я вложил в эту борьбу и мои знания и мою энергию, все мои лучшие годы и отлично понимаю, что мне нет места среди людей, и я не нахожу себе оправдания».
Когда архивы советской госбезопасности приоткрылись и стенограмма судебного процесса и следственных протоколов стали доступны для публикации, часть историков объявило её сфальсифицированной. Дескать, ни о чём Краснов не жалел, ни в чём не клялся, ни в чём не признавался, а текст чекисты сами сочинили. Действительно, тон последнего слова больше подошел бы осужденному в 1937 –м «красному» герою гражданской войны, разве что заменить слова «Россия», «русский», на «социализм» и «пролетариат».
Но во-первых, любой фальсифицированный документ нужен только для того, чтобы его предъявлением кого-либо обмануть. Сочинить «липовый» протокол, чтобы потом упрятать на полвека в закрытый архив? Не вяжется логика…
А во- вторых, на каждой странице допроса стоит подпись: «П.Краснов», а чем можно было запугать 78-летнего ветерана четырёх войн? Следователи шантажировали его жизнью молодого Николая Краснова, проходящего по одному делу с атаманом? Сомнительно. Ещё менее вероятно, что его столь пожилого человека как-то били, пытали… И так, практически половину 1946 года Пётр Николаевич пролежал в тюремной больнице Бутырок, следователи берегли его здоровье. Так что же заставило прославленного полководца и идеолога Белого движения, покорно склонить голову перед победой своих давних врагов? Ответа напрашивается сразу два. Патриот и государственник – генерал Краснов болезненно переживал поражения России в русско-японской и в первой мировой войне. А генералиссимус Сталин, хотя и воевал с его казаками под Царицыным летом 1918 –го, к осени 1945-го вернул русскую армию с золотыми погонами у офицеров и с орденами Александра Невского на груди в Порт-Артур (взяв реванш у Японии), вернул Польшу и Прибалтику. Русские корабли и полки вошли в Кёнегсберг, как мечтал об этом в 1914 –м генерал Краснов?! В гражданскую атаман Краснов мечтал добраться до Троцкого, Тухачевского и прочих врагов донского казачества. За него рассчитался с ними Сталин.
Наконец, государственник Краснов ненавидел хаос в стране вызванный революцией. Сталин утвердил твёрдую власть. Поэтому, положительная оценка Сталину, данная Красновым была искренней и во-многом заслуженной.
Но главное другое. Пётр Николаевич несомненно не был «Иудой», ни «Галилеем белой идеи». Но ему пришлось выбирать перед казнью, от чего отрекаться – от самостоятельности донского казачества или от единой, неделимой и великой России. Страшный, трагический выбор.
Прадед, дед, отец Краснова присягали Российской Империи и её императорам. За них не щадили живота своего. В боях и походах, невзирая на смуты внутри страны, Пётр Николаевич же, подняв знамя донского казачьего сепаратизма, отрёкся, таким образом, от России в целом. Тут или-или, третьего не дано.
Он осознал, что весь его путь – с мая 1918 года – по май 1945 –го, был тем путём, по которому когда-то хотел повести донских казаков атаман Степан Тимофеевич Разин. Путь атамана Краснова был лишь очень долгим – растянулся на тридцать лет. Но привёл к тому же – плахе кремлёвского самодержца.
Свидетельство о публикации №222072000991
Виктория Варенец 19.08.2022 09:51 Заявить о нарушении
Елисей Февральский 19.08.2022 21:07 Заявить о нарушении