О том, как Россия лишилась гей-лебедей

Месседж о том, что гомофобная Россия не увидит нашумевший спектакль Мэтью Боурна "Лебединое озеро", вбрасывался уже несколько раз.  Причем, то, что Мэтью снова не покажет его нам, обсуждали в одном армянском паблике год назад. Я думала, что Мэтью опять взялся за свое, но, кажется, обсуждали старые британские театральные санкции от 2014 года.

Самое смешное, что Россия уже видела этот "спектакль" в 2007 году, и я просто со слезой чеховского Ваньки или Мальчика у Христа на ёлке, перечитываю старые афиши и анонсы: "С таким вожделением, как этого “Лебединого озера”, в России не ждали, кажется, еще ни одного балетного спектакля. Слухи о нем добрались до России с невероятной скоростью — “Лебединое озеро” для нас национальный символ, потому мы относимся к нему как к своей собственности. Наши балетоманы переживали лондонский триумф Мэтью Боурна со смешанными чувствами ужаса и ревности".

Итак, в 2007 году я аккредитовалась на Чеховский фестиваль, взяла заветную контрамарку и уселась в легендарном зале, где вместо знаменитой чайки на занавесе театра реял чёрный лебедь, изображённый, карикатурно, напоминая чудом взлетевшую потрёпанную курицу.

Олега Табакова, тогдашнего худрука МХТ, уже не спросишь, как это проникло на сцену русского великого драматического театра, нашего все.

 Но тогда  таким пронырам, как я, несказанно повезло.

Шутка ли сказать:
«Лебединого озера» Боурна, поставленного на музыку Чайковского в России ждали больше... десяти лет! Вот приедет англичанин, англичанин нас научит.
 Каких только отзывов не публиковали о нём на родине! Читывали мы и про успех, который «прокатился по всему миру», и про «ошеломляющую трактовку». Спектакль получил более 30 международных театральных наград, включая Премию Оливье и три премии «Тони». Не зря англичане со скепсисом приняли наш балет «Ромео и Джульетта», поставленный на Новой сцене Большого театра, «оставив» нам классику, традиции, которые они могут разрушать до основанья. А что затем?

Аргентинский танцовщик Хулио Бокка в одном интервью сказал: «В идеале то, что делает актёр, сводится к оживлению чужой души». В русском обыденном сознании понятия «душа» и «дух» часто взаимозаменяются. Это, конечно же, ошибка. Дух существует вне телесности. Именно это всегда демонстрировал русский балет. И слово «дух» со словом «проект» у нас никогда не будет стоять рядом.

Совсем другое дело – «Лебединое озеро» Боурна. Некоторые российские критики мягко заметили, что это вовсе не балет. Неправильное словоупотребление. Просто человек любит танцевать, но не умеет.

Боурн явил миру свою радикальную постановку всерьёз и надолго. Увиденное можно назвать проектом. В программке с анатомической дотошностью перечисляются все, кто причастен был. Это у нас пишут только «художник по костюмам», а там у каждого – своя специализация.

Лебедей одевал один портной, Королеву другой, Принцессу – третий… Рубашки пошил четвёртый, а окрашивал и набивал рисунки десятый. Не забыли указать и страховщиков, и дизайнеров сайта, и водителей. Кому только, пользуясь случаем, не захотелось передать привет!

После всех этих перечислений зрители уже могли не удивляться, что билеты в первые ряды стоили шесть тысяч рублей. МХТ заполнил люд, который сроду здесь не бывал.
Всё смешалось: длинноногие, ярко крашенные девы (неужели балерины Большого??), английские бизнесмены, громко хохочущие в предвкушении свидания с родным искусством, средненько одетые москвичи, заплатившие по полторы-две тысячи за билет в середине партера, привыкшие, что там, где ставят Булгакова и Чехова, театрала не обидят.

Всё познаётся в сравнении. Читала, что «Лебединому озеру» Боурна устраивали полновесные овации, а игрался «проект» ни много ни мало одиннадцать фестивальных дней. И многие теперь благодарны организаторам фестиваля, что, наконец, увидели это. Запретный плод был слишком сладок.

Про либретто Бегичева – Гельцера с Зигфридом, Ротбаром, Одеттой, Одиллией можно не вспоминать.
Перед нами – история инфантильного принца, недолюбленного мамой.
Скука и мертвечина королевской жизни королевского двора становится причиной побега венценосного отпрыска. Идёт, что вполне ожидаемо, в бар за сомнительными удовольствиями.
Нет, это тоже не то.
Тогда принц отправляется в городской парк к озеру, где встречает «мужских» лебедей. Самого главного из них исполнял Томас Уайтхед. Он потом явится в сцене бала в образе Незнакомца-искусителя. Искушает, правда, всех подряд… Такой поворот позволил некоторым называть балет Боурна «гейским». Что было оспорено на форуме «Коммерсанта»: где критик узрел гомоэротику?!

 Татьяна Кузнецова в рецензии «Удар по пачкам» съязвила: «Лишь в первом ночном «вылете» у английских «лебедей» хватает сил подпрыгнуть одновременно и высоко». Это справедливо. Юноши, которые могли бы быть прекрасными танцовщиками, заколдованы злым волшебником Боурном. В массивных штанах из перьев, тяжеловесные, слишком телесные, обливаясь потом, «лебеди» трудились, как атлеты.

 Принц вообще начал танцевать только во втором акте.

До этого просыпался, одевался, теребил игрушечного лебедя, маршировал, флиртовал, обижался на маму. Какая душа? Какой дух? Однообразные прыжки (их никто не назовёт парением, зависанием) и повороты превращали танец в шоу механизмов. Тут в пору вспомнить фильм с участием Алена Делона «Танцевальная машина».

Спектакль англичанам стоило делать драматическим. Как актёры здесь состоялись бы многие. И подружка принца, сыгранная (не станцованная) Ниной Голдмен, и гости на балу, для каждого нашлась своя «краска». И знаменитый английский юмор, по счастью, радовал.

Сальвадор Дали писал, что художника по фамилии Кандинский он не знает. Теперь нам можно не знать балетмейстера по фамилии Боурн.