Под черным крылом Горюна. Часть 1. Главы 37-38

                37

 После разговора с Лизой Новицкий словно оцепенел. Совсем не  хотелось заниматься делами. Лодыгин несколько раз заводил разговор с хозяином о необходимости внесения удобрений на поля. Твердил, что неплохо бы выписать из-за границы каинит (1). А так – без навоза, суперфосфатов на будущий год на полях  вырастут одни сорняки.  Новицкий  не желал вникать в тонкости аграрной науки и переложил все заботы  на плечи своего помощника. И был даже рад, когда тот попросил, чтобы барин разрешил его детям бывать в усадьбе, дабы те были больше при отце. Детские шалости отвлекали Новицкого от черных дум. Один раз он поймал себя на  мысли, что хотел бы, чтобы это были его с Лизой дети. Тут же решительно отогнал от себя эту мысль. И больше к ней старался не возвращаться.

Несколько раз он посетил усадьбу  Троповых. Марианна постепенно оправлялась от своей болезни и, на первый взгляд, была весела, но за этой веселостью скрывалась хорошо замаскированная меланхолия. Что-то не ладилось у нее во взаимоотношениях со Щепиным. Хотя граф по-прежнему настаивал на браке, Марианна все меньше желала для себя нового супружеского союза. Однажды  в порыве откровенности  она призналась Новицкому, что Щепин не любит ее. Его желание сделать княгиню своей женой является следствием запоздалого реванша. Все чаще Марианна вспоминала погибшего раба божьего Александра, похороненного в чужой и далекой земле. При этом заливалась слезами и крестилась на образа. Частым гостем у нее стал отец Геннадий, с которым она вела долгие разговоры о вере. Цивиньскому же было отказано от дома, о нем Марианна   не хотела даже говорить. И однажды  Новицкий подумал, что не узнает ветреную и кокетливую вдову, умирающую от скуки в деревне. Теперь это была  совсем другая женщина: с тяжелой поступью и потухшим взглядом.

 Гордей, видя черную хандру хозяина, жалел его, старался развеселить. Придумывал всякие истории, якобы о себе, но Новицкий-то знал, что в них содержится только треть правды. Внезапно он подумал, что ходить в слугах  старику, к тому же, как ни крути, отцу по крови, дело не очень хорошее. И  вызвал Гордея на разговор.
— Скажи мне, Гордей Ермолаевич, — усаживая силком  Гордея на диван  в гостиной, спросил Новицкий, —  тебе не надоело в прислужниках  ходить?  Ведь ты  Георгиевский кавалер и мог бы получать от государства неплохую пенсию. Как почетный гражданин нашего уезда рассказывал бы детишкам о своем боевом прошлом, про то, как храбро бил беспощадных  турок под славным болгарским  городом Плевной. Придумал бы,  как вместе с Гурко (2) в походы ходил.

— Енерала   не знавал, в походы с ним не хаживал,  зачем же неправду говорить?  Мыслей ваших никак не пойму, к чему клоните.  Надоел старик? Прогнать решили?
— Нет, конечно! —  воскликнул Новицкий. —  Никто тебя не прогоняет. Я  вижу, что ты совсем немощным стал, трудно со службой управляться.
— Насчет немощи  вы напрасно, Митрий Федорович. Я хотя и старик, а молодого щеголя еще смогу за кушак заткнуть! Только ноги болят, проклятые. И сегодня ноют, словно псы голодные их грызут. К грозе,  стало быть,  к дождичку. Спаси нас всех, Господи, и помилуй. 
— Я вот что решил, —  Новицкий, заложив руки за спину, стал прохаживаться по гостиной. — Пора тебе дать отдых. Жить будешь, как и жил, на полном пансионе. Только в лакеях ходить  тебе больше не позволю. 
— Воля ваша, вы хозяин.  Я, Митрий Федорович, верой и правдой служил вашему батюшке, его высокобродию господину-майору Федору Романовичу. Затем почтенной матушке вашей. Вы же, значится, меня в отставку,  как хлам ненужный?
Старик обидчиво надул губы. Отвернулся.

—  Не обижайся, Гордей Ермолаевич, я же тебе добра хочу.
— Коли добра хотите,  так позвольте службу старому солдату нести до последнего вздоха. Помру я – берите в услужники  кого хотите. Мои глаза этого уже не увидят.
— Черт с тобой! — безнадежно махнул рукой Новицкий. Понял, что Гордея не переубедишь. — Поступай, как знаешь. Да,  вот еще чего спросить хотел. Ты на кухне часто бываешь, не замечал чего странного  за Лукерьей?
— Странного? — Гордей задумался. — Нет, не замечал. Хотя, подозрительная она какая-то стала. Сглаза боится, порчи.
—Сглаза, говоришь. Раньше  не боялась?
— Никак нет, — Гордей почесал затылок. — Занималась своими бабьими делами, только песни пела. Теперь  все больше молчит.
— Понятно. — Новицкий подошел к окну. — Можешь идти. На сегодня ты мне больше не нужен.

Со стороны реки  расплывшейся чернильной кляксой  наползала на светлый край неба бесформенная туча. Она быстро увеличивалась в размерах. И вот уже шальной  ветер закрутил, погнал впереди себя серые столбы пыли. Упали на землю редкие капли. Полыхнула зигзагообразная  молния, осветила  на мгновенье нахмурившееся  небо. Вслед за тем  загрохотало,  понеслось боем, словно целый взвод  музыкантов ударил в барабаны. Разверзлись небесные хляби.  И хлестко, боком ударили в стекла косые струи  дождя.

Гроза разошлась не на шутку. Гром то и дело сотрясал старый  помещичий дом. Гордей заперся  в своей комнате и не выходил – болели ноги. Лукерья на кухне без конца крестилась, забившись за печь. Аленка была занята детьми Лодыгина, который, весь вымокший, только что приехал с полей. Новицкий лежал в гостиной на диване и думал о Лизе. От грозы стало совсем темно.
Послышался стук в окно. Решив, что ему показалось, Новицкий не сразу   встал с дивана. Когда стук стал настойчивым и громким,  подошел к окну и в свете полыхнувшей  молнии увидел старую няньку Лизы. Она кричала ему, но что, Новицкий не расслышал. Он распахнул окно.

—Барин,  в коляске Лизанька, она ждет вас!
   Лиза, мокрая, похожая на нахохлившегося воробышка, жалась в угол открытой  коляски. Новицкий подбежал к ней.
—Елизавета Павловна, это безумие! В такую-то погоду!
—Я знаю, — сквозь очередной раскат грома крикнула Лиза. — Помогите мне!
  Новицкий подхватил ее, почти невесомую, на руки и внес в дом.
—На улице остались нянечка Полечка и кучер, спрячьте их от грозы. — Лиза умоляюще посмотрела на Новицкого. — Они вымокли  по моей вине.
  Новицкий позвал в дом толстого кучера Лизы и ее няньку. Хотел выговорить им за то, что поддались на уговоры барышни. Но, вспомнив, что в доме Заваруйкиных все только тем и занимаются, что потакают прихотям молодой хозяйки, не стал этого делать. Отвел их на кухню к Лукерье и приказал обслужить по самому высшему разряду.
—Елизавета Павловна, — когда они вошли в гостиную, спросил Новицкий. — Что заставило вас в такую погоду отважиться на приезд ко мне?
—У вас уютно, — зябко пожала плечами Лиза, осматривая обстановку.
— Вы же продрогли! — воскликнул Новицкий, заметив, что девушку трясет от холода. — Надо переодеться. Что же предложить вам? Матушкины платья розданы бедным, остается мой халат. Подождите,   сейчас его  принесу.
Лиза взяла предложенный ей  халат. Повертела в руках.
— Выйдите, я переоденусь, — сказала она тихо.

 Выглядела Лиза потешно. Халат был ей широк. Из-под полы  торчали  ее обнаженные ноги в огромных домашних туфлях Новицкого. Локоны волос от дождя распрямились и тонкими прядями змеились по спине. Новицкий рассмеялся. Лиза осмотрела себя в зеркало и тоже зашлась в раскатистом смехе.
—Дмитрий Федорович, я подумала, что не надо нам свадьбы, венчания.  Я и так стану вашей женой.
—Елизавета Павловна, — растерялся Новицкий, — вы хорошо подумали? Что скажет ваш отец, когда узнает обо всем?
— Он не узнает, Дмитрий Федорович. Мы не будем жить вместе. Эта ночь будет единственной, — грустно  произнесла Лиза.
— Господи, Елизавета Павловна! Вы хоть представляете себе, на что решились?
—Я знаю, что бывает между мужчиной и женщиной после свадьбы. Нянечка Полечка кое-что рассказала, правда мало. Немного читала в медицинских журналах. Но я видела, как все  происходит у животных.

— Люди – не животные, здесь все, как бы это сказать, иначе. Нет, сам  процесс примерно такой же, только у человека более богатая гамма чувств, эмоций.
— Дмитрий Федорович, поймите меня правильно. Я не хочу умереть, не узнав, что значит быть любимой. Раньше я полагала: все, что имеет отношение к связи мужчины и женщины, – отвратительно, ужасно. Смешно сказать, но впервые, узнав про это, стыдилась своих родителей. Ведь не могут мои любимые папа и мама заниматься столь постыдным и греховным  делом. Теперь, когда мне осталось так немного, когда встретила и полюбила вас, я стала думать иначе. Не отвергайте меня. Мне так  хочется быть хоть капельку счастливой.

—Милая Елизавета Павловна, Лизанька! Девочка моя! Куколка наивная, — Новицкий погладил Лизу по мокрым волосам. — Я сделаю все, чтобы не разочаровать вас.
Он взял ее на руки, отнес  в свою спальню. Снял с нее халат. Лиза  вздрогнула, съежилась. Закрыла обнаженную грудь руками, залилась краской стыда под его блуждающим  взглядом. Несмотря на худобу, Лиза была ладно сложена. Это сразу отметил Новицкий, представлявший в своих фантазиях несколько иной ее образ. Ни с одной женщиной он еще не был столь деликатен и нетороплив. Лиза оценила его стремление быть ей желанным. Скованность ее постепенно исчезла,   она полностью доверилась ему, растворилась в новых для себя чувствах вся, без остатка. И Новицкий вдруг поймал себя на мысли, что никто из его многочисленных пассий, даже многоопытных, не сумел доставить ему столь огромного наслаждения  как эта,  еще никем не тронутая девушка.
               
                Примечания

1. Каинит –  минерал, используется для получения калийных удобрений.
2. Гурко – Иосиф Владимирович (1828-1901), русский генерал-фельдмаршал, известен своим   
победами в русско-турецкой войне 1877-1878 г.г.   

               
                38
 Утром, когда он проснулся, Лизы рядом не было. На  подушке был оставлен – то ли случайно, то ли нет – голубой шарф. Новицкий поднес его к лицу. Вдохнул легкий  аромат  духов. Вновь ощутил ее близость. Со сладостным томлением вспомнил все, что между ними произошло этой ночью. Неизвестно, долго бы он так грезил наяву, но в дверь спальни постучались.
— Барин, — донеся до слуха Новицкого встревоженный голос Аленки, — бабушке совсем плохо.
  Новицкий чертыхнулся. Поднялся с постели, быстро оделся.
—Иду, будь вы все неладны!
   Он с остервенением  хлопнул дверью своей  спальни и направился в ту часть дома, где начинались неограниченные владения кухарки.
—Что произошло? — спросил раздраженно у заплаканной Аленки, войдя  на  кухню.
— Бабушка снова упала. Трясется, словно в лихоманке, говорит непонятно, будто ругается. Вылила на себя чугунок кипятка. Вся рука красная. Вот такой волдырь!
— Где она?
— Мы с дедушкой Гордеем ее в постель уложили. Он и сейчас у нее.
   Новицкий досадливо поморщился, вспомнив свой разговор с доктором о перспективах развития болезни кухарки, вышел с кухни, отворил соседнюю дверь. Лукерья, стеная и вскрикивая, лежала на кровати. Рядом с ней находился Гордей. Он мазал покрасневшую руку Лукерьи желтой, дурно пахнущей мазью неизвестного происхождения  и при этом старался  успокоить ее.
—Ничего, бабонька,   потерпи маненько, сейчас полегчает.

  Новицкий подошел к кухарке, взял ее за  руку, осмотрел красную  пузырившуюся  кожу.
—Ожег обширный.   Если хочешь, Лукерья,   Аленка вмиг  за нужными снадобьями  к бабке  Олфеме сбегает. 
Лукерья с ужасом посмотрела на хозяина. Попыталась что-то сказать, но только бессильно зашелестела пересохшими губами.
—Барин, — всплеснула руками  Аленка. — Померла ведь бабка  Олфема.  Аккурат на прошлой неделе  долго жить приказала. 
— Как померла? — остолбенел Новицкий. — Отчего? Как это, однако, некстати.
Он вдруг ясно представил себе Василину, ее неутешное  горе, молчаливое, до звона в ушах,  одиночество. Черный шлейф липкой  молвы и полную беззащитность перед людским наветом. Сжалось  сердце,  подкатило к горлу удушье.  Он закашлялся.
—Так, поди, знай, отчего люди помирают, — подал голос Гордей. — Она по докторам не хаживала. Старая была, вот и померла.
—Значит, внучка ее осталась совсем одна? Как же она жить-то будет? — давясь кашлем, просипел Новицкий.
—Вам на то какая тревога? — Гордей оторвал тряпку от старой простыни и стал бережно перевязывать руку Лукерьи. — Бог даст, не пропадет  колдовское отродье.
—Что значит – какая тревога? Если бы  я не знал девушку – другое дело. Но я перед ней виноват. Еще как виноват.  Нет, решительно нельзя бросать ее одну  в такой беде.

—Василина хорошая, — произнесла Аленка, подавая Лукерье оловянную кружку  с водой. — Она никому зла не сделала, а что говорят про нее – так все пустое.
—Пустое! — Гордея  передернуло, — кто, скажи мне, прошлым летом поссорился с бабкой  Крутихой? После ссоры той пустячной  бабкина  корова в муках издохла! А  пастух дед Молчун?  Как глянула девка  на него искоса, так дед в канаву и свалился, разом обе ноги сломал. Разве без игрищ нечистой силы подобное происходит?
—Понеслось! — поморщился Новицкий. — Сейчас обвинишь ее в том, что град посевы побил, и что лесная ягода не уродилась.
—Над природой-матушкой, Митрий Федорович, есть только один хозяин – Бог, — важно произнес Гордей. — В  царстве  же человеков, разумением слабых, иной владыка. И имя ему – Сатана. Так-то.
—Вот что думаю, — задумчиво произнес Новицкий. —  Лукерья больна. Без помощницы ей не обойтись. Возьму-ка  Василину в дом, пусть на кухне помогает. Дальше   видно будет.

—Ишь чего надумали, — возмутился Гордей. — Колдовское семя в дом привести! Вы, конечно, здесь хозяин, Митрий Федорович, только я данного решения не одобряю. К беде оно приведет, помяните мое слово.
—Я сам знаю, что делать, — обрезал Гордея Новицкий. — Сказано: быть ей помощницей Лукерье – и точка!
 Он вышел, раздраженный.  Позвал Якова. И, даже не позавтракав, приказал кучеру везти себя в деревню.
Халупа  Олфемы,  и без того приземистая, казалось, совсем ушла в землю. Этому ощущению способствовал высокий бурьян, густо разросшийся вокруг дома. И только не заколоченные крестом  окна говорили о том, что он обитаем. Василину  Новицкий застал во дворе, кормящей  кур. Девушка была в черном платке, повязанном по самые брови, и темном сарафане. Лицо ее было сосредоточено, вокруг губ залегли глубокие складки.   Почувствовала на себе посторонний  взгляд  Василина,  обернулась, вскрикнула и выронила  из рук чашку.
—Чур  меня! — замахала она руками, отступая вглубь двора.

—Здравствуй, Василина. — Новицкий приблизился  к ней почти вплотную. — Я пришел за тобой.
—Уходи! — нахмурилась Василина. — Не хочу тебя видеть!
—Ты сердишься на меня? Не держи зла, красавица.  И прости великодушно.
— Не пойму, барин, за что это ты у простой девки прощения просишь, — Василина поджала дрожащие  губы. 
—Прости, что в суете дней забыл о тебе. Я должен был придти раньше. Не смог.
—Полноте, барин. Я же все понимаю. Чай не дите малое.  Развлеклись с девушкой со скуки  и забыли ее. Бывает.
—Ты не права. Я все время думал о тебе. Вот те крест!
   Он перекрестился. Заглянул в затуманенные слезой  глаза цвета полевых васильков.
— Даже приятеля с подарком к тебе посылал. Но ты не приняла мой подарок. Знать, не люб он был тебе.
Василина в упор посмотрела на Новицкого.
— Барин, к чему обман? Я же видела твою ладонь, на ней все прописано. Что же  касаемо приятеля твоего, так знай, никто ко мне не приходил и даров от тебя не предлагал.
—Вот подлец, — процедил сквозь зубы Новицкий. — Обманул, шельма.
 
   Новицкий мялся, не зная, как продолжить разговор.
—В общем, так. Я узнал, что ты осталась совсем одна. Без родственников и необходимых для жизни  средств.  Хочу тебе помочь. Мне нужна девушка, которая бы помогала Лукерье на кухне. Пойдешь ко мне в дом? Обижать тебя там никто не будет.
—Не пойду! — выпалила Василина и разрыдалась.
—Тогда мне не остается  ничего другого, как позвать на помощь Якова и насильно усадить тебя  в  коляску. Одну здесь  не оставлю в любом случае.
— Сказала же – не пойду!
— Яков! — громко крикнул Новицкий кучеру. — Неси веревку. Будем стреножить строптивицу!
— Иду, ваше благородие, — подал голос Яков.

   Вскоре появился и сам, поигрывая крученой веревкой.
—Как будем вязать барышню? Только руки  али всю обмотать придется, чтобы не дергалась?
—Дядя Яков! — взмолилась Василина, — прошу, не надо!
—Тогда соглашайся ехать добром, дочка, — мягко сказал кучер и незаметно подмигнул Новицкому.
—Хорошо, — Василина вытерла мокрые  глаза ладонью. — Пойду   соберу свои вещи.
 Собиралась она не долго. Все ее пожитки уместились в одном небольшом  узелке. Особенную заботу у девушки вызвали куры и коза, которых надо было еще куда-то пристроить. С час она ходила по деревне, предлагая купить  живность хозяйкам. Собранные деньги аккуратно завязала в платочек, перекрестилась на оставляемый ею старый дом и с боязнью села в коляску.

 Пришедшая в себя после приступа  Лукерья была недовольна, что барин привез ей помощницу. К тому же Василина была не сильна по части готовки, и Лукерье пришлось терпеливо учить ее кулинарным премудростям. Зато Аленка была несказанно рада, что в доме появилась молодая девушка, которой она могла доверять нехитрые девичьи секреты. Поселили Василину во флигельке, чтобы не нервировать Гордея, который наотрез отказался  делить общую крышу с «колдовским отродьем». Новицкий посчитал, что так будет лучше для всех. Озабоченность  у него вызывала дальнейшая судьба девушки. Его мысли ежеминутно крутились то вокруг смертельной болезни Лизы, которая после ночи любви не давала о себе знать, то вокруг Василины, с которой следовало как-то определиться. И он после непростых  раздумий  решил выдать Василину  замуж.