Выставка современного искусства

В картинной галерее имени одного известного художника (кто знает, что он написал, но, наверное, это нечто «важное», «особенное», ведь в честь дилетантов галереи не называют) произойдёт событие.
В час дня, именно здесь, а если быть более верным, то в левой части здания, вот-вот состоится презентация работ художников-супрематистов.
Рядом с заграждением, за которым вместо картин пока можно разглядеть лишь занавес, уже в нетерпеливом ожидании и в таком же уровне предвкушения расхаживала толпа посетителей. Среди толпы можно было увидеть как представителей высших сословий (ну или просто тех, кто хотел им казаться), так и других художников. К другим художникам можно отнести высокого, с длинными волосами, которые для удобства были собраны в хвост, молодого человека по имени Виктор Алексеевич Сургатов, одетого в лёгкую бежевую футболку с длинными рукавами и точно такого же цвета штаны с обилием карманов, словно это был перешитый жилет Вассермана. В довесок к такому образу гармонично служили серые шлёпанцы, будто он вышел из дома, находившегося неподалёку, в магазин, что не было ложью.
– Знаете, меня как художника с многолетним стажем всегда восхищало то, что объекты, являясь, по сути, простыми фигурами, могут рассказать большее, чем эти псевдореалистичные каракули. Такое любой – и неуч, и бездарь – может намалевать, – высокомерно высказался один немолодой художник лет сорока, смотря на работы художников другого направления.
– Извините. Не каждый художник может нарисовать реалистичную картину, а вот это, – Виктор указал на занавес, скрывающий стенды, — может нарисовать любой, ведь сейчас важно не умение рисовать, а банальное словоблудие. Покажи на объект и заставь всех включить дрянной СПГС, и я более чем уверен: они что-то да найдут. Вот что это! – Последние слова Виктор произносил слегка повышенным тоном, что явно ставило его на место проигравшего. Но оно сделало своё дело, а именно привело высокомерного художника в состояние, схожее с помидором, словно персонаж Родари оказался в реальном мире с целью доказать свою правоту. Его красная рубашка буквально слилась с головой, создавая целостный объект, который медленно поворачивался, давая понять всю мощь ярости и гнева, что закипало в нём, перед оппонентом. Перед лицом оскорбившего его художника предстала злобная, с безумно выпученными глазами, в которых можно разглядеть обилие ярко выраженных капилляров, морда чудовища. – Слушай сюда, щенок, – говорил он, почти плюя на противника, – сначала дорасти до моего уровня, а затем диктуй мне, что я где-то не прав! Тварь! – Разговор пошёл на повышенных тонах. – Слушайте, а вы сможете написать реалистичную картину, когда волна стихла, но ты продолжаешь работать с тем, что было, держать в голове бушующие волны? Или написать портрет человека, чтобы сохранить его лик для будущего поколения? Эти картины больше способны отразить настроения… Заранее отвечу на предстоящий ваш вопрос: нет, лично я не умею работать в этом стиле... – тот перебил его:
– Я и не собирался. – Нет, собирался, - произнёс паренёк рядом. Виктор продолжил свой монолог:
– я не умею работать в этом стиле, но я могу оценить красоту картины. Безусловно, есть в картинах, выполненных в стиле супрематизм, смысл, но далеко не во всех, да и не сейчас. Сейчас же это всего лишь пустой заработок, к тому же весьма неплохой, на псевдоискусствоведов, которые, не видя ничего, говорят, что видят всё.
Воцарилось молчание, прерываемое частым и глубоким дыханием краснолицего, которому не было чем ответить. Виктор же стоял ровно, с полной уверенностью в своей правоте.
Спустя какое-то время к толпе, в которой стояли паренёк, краснолицый и Виктор, подошёл пожилой, как потом выяснилось, художник-супрематист.
– Я краем уха слышал ваш спор. Вы абсолютно правы, - обратился он к Виктору, – насчёт современного искусства. Авторы современных картин не творят, а штампуют, мне можно так выражаться, дерьмо. Большинство из них не умеют нарисовать, я говорю, именно нарисовать, эскиз обычной картины. Я знаю множество старых художников, моих друзей, и в наше время в наших кругах каждый рисовал в разных стилях. Вскоре туда пришли поклонники Малевича, извратив его жанр. Эти люди не могли выдать ничего, кроме фигур, отчего впадали в уныние из-за тех, кто мог и в этом, и в том. В скором времени они научились лишь вымученно говорить, а простой народ, боясь, что они могут быть не очень умными и прогрессивными, принялись поддерживать этих художников... Что ж, небольшой экскурс в творческую историю нашей области. Время, пора открывать выставку?
Сотрудники галереи сверили время, после чего торжественно дёрнули за канат. Занавес тут же раскрылся и одарил пришедших обилием линий, кругов и квадратов. Фигуры, располагавшиеся на холстах, создавали различные композиции непонятного содержания и будто бы совсем не вызывали эмоций. Если бы не торжественно вышагивающий, всё ещё краснолицый художник, восхищающийся каждой работой, к которой подходил, то все остальные бы просто разбежались в непонимании. Некоторые люди в возрасте сразу уходили со словами: «Супрематизм деградировал».
– Возможно, я действительно ещё не дорос, потому что у меня в голове одна мысль: «Страна геометрии», будто в юности эти люди поняли, что рисовать они не умеют, но в геометрию могут.
Внимательное рассматривание картины «Шахтёр» Виктору ничего не дало. – Куча. Квадрат над бежевым квадратом, каска. Треугольник под ним – очевидно, тело, а эти треугольники, видать, кирка... Кто это сотворил? «В. Тихонов».
Парень, что стоял рядом с краснолицым художником, во время спора тихо подошёл к нему. Он тоже принялся рассматривать картину, но сделал это быстро, пробегаясь по ней одними глазами, будто изучая её, но затем:
– Это моя картина, – Виктор оторвал взгляд от фигур, но лишь затем, чтобы выпрямиться. – Эта версия такое себе, многим, кому я в студии её показывал, она не понравилась, в другом зале есть версия намного лучше. Там также изображены шахтёры, но она показывает реальность сурового труда профессии. Хоть я и делал её в студии, но немало присутствовал в шахтах.
– И зачем ты мне это рассказал?
– Не знаю, просто для ознакомления.
Он, наконец, повернулся к нему:
– Спасибо. Прошу простить мою грубость.
Парень с почтением попрощался и непринуждённо последовал дальше по выставке, рассматривая работы, среди которых можно было приметить настоящее искусство. Рядом с некоторыми люди стояли, наклонив голову в сторону, ожидая увидеть образ, рядом с другими – люди в позах, говорящих о небывалых познаниях.
– Быть не может, эта же картина дедушки, но что она здесь делает? Дедушка? – Рядом с картиной Г. Тихонова, изображающей девушку, но с кое-где видневшимися карандашными записями, намекающей на то, что она явно не окончена, стоял тот самый старичок, лицо его выражало разочарование. Рядом восхищённо стоял уже бывший краснолицый и восклицал: – Эта картина – яркий пример того, что вы должны стремиться к цели, чтобы достичь её, не то вы погибнете, почти достигнув её. Даю стопроцентную гарантию, что автор это и задумывал.
– Нет, он это не задумывал. Просто ему она надоела, – тихо произнёс старик.
– У меня большой опыт, и я уверен в словах.
– Слушай, малолетний дилетант, не разбирающийся в искусстве. Картина даже не этого жанра, она просто не окончена, художнику стало на неё плевать, кто-то выставил её против воли автора… На этом всё.