Александр Чижевский

Бронзовый Александр Леонидович, своеобразный и чуть подзабытый русский мыслитель сидит сегодня в Калуге слегка нога на ногу с книжкой в руках на том же самом месте, где когда-то пристально осматривал местные веси гранитный Иосиф Виссарионович. Ключевая калужская точка для возведения очередного монумента (на пересечении улиц Ленина и Луначарского) была вакантной довольно долго и лишь относительно недавно обрела хозяина. С аналогичным, как и у прежде, эпитетом на постаменте – «великий». Так, во всяком случае, воспринимают Чижевского на его малой, скажем так, родине в провинциальной и по-прежнему купеческой Калуге. Где ревностно и зорко блюдут память о весьма спорном исследователе, даровитом поэте и небесталланном живописце. К тому же – соседе и сподвижнике ещё одного выдающегося местного выдумщика - Циолковского.

Обоих связывала горячая симпатия к космосу, что впоследствии принесёт им славу русских космистов – этакой своеобразной общности фантазёров, накрепко связывающих земные деяния и чаяния со звёздными. Причём не столько в строго академическом формате всяких там «мутных» теорий относительности, гравитационных волн или  квантовых флуктуаций, а куда в более эффектном и беллетристически выигрышном формате отчаянного научпопа, коим в начальные годы советской власти довольно изрядно грешили обескровленные по сути, но окрылённые революционным энтузиазмом русские исследователи.

Если Циолковский изобретал свои ракеты, чтобы найти способ отбыть от надоевшей своими проблемами матушки-земли куда-нибудь подальше к звёздам («Если судить по земле, – грустно признавал Циолковский, – то безумие управляет Вселенной, или, по крайне мере, можно сильно сомневаться в разумности мира»), то Чижевский пытался докопаться до корней этого «безумия», привлекая эти самые звёзды себе в союзники. В частности – самую близкую из них – солнце. («Никогда, - убеждал Чижевский, - влияние вождей, полководцев, ораторов, прессы и пр. не достигает такой огромной силы, как в период максимального напряжения пятнообразовательной деятельности солнца»).

В самые горячие постреволюционные годы молодой Александр Чижевский добивается в МГУ докторского звания с рефератом на вполне, на первый взгляд, безобидную тему - «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса». Смысл оного был до чрезвычайности короток: история земли большей частью творится на солнце. А именно – пятнами оного и протуберанцами, что с периодичностью примерно в 11 лет дают о себе знать не только в иллюминаторах наведенных на них с земли телескопов, но и в мозгах возбуждённых сим космическим явлением малоуравновешенных граждан. Особенно – вождей. Те, очевидно, под действием излишнего солнечного возмущения не всегда адекватно и излишне эмоционально начинают воспринимать окружающую реальность и запускают с помощью столь же возбуждённых солнечными брызгами народных масс радикальные переделки истории: революции, войны, расколы, разгромы, победы и проч. А с ними, как обнаружил Чижевский – эпидемии, цунами, вулканы и т.д.

И вновь и вновь взошли на Солнце пятна,
И омрачились трезвые умы,
И пал престол, и были неотвратны
Голодный мор и ужасы чумы.
И вал морской вскипел от колебаний,
И норд сверкал, и двигались смерчи,
И родились на ниве состязаний
Фанатики, герои, палачи.
И жизни лик подёрнулся гримасой;
Метался компас, буйствовал народ,
А над Землёй и над людскою массой
Свершало Солнце свой законный ход.
О ты, узревший солнечные пятна
С великолепной дерзостью своей,
Не ведал ты, как будут мне понятны
И близки твои скорби, Галилей!
 
1921


Чижевский проштудировал две тысячи лет ближайшей истории и нашёл неплохое совпадение пиков солнечной активности с пиками неуравновешенности и особой возбудимости масс. Скажем, пики эти пришлись на 1905 и 1917 годы, на 1939-ый. Сегодня они экстраполируются  на начало 90-х в России, и начало 2000-х там же. На «крымнаш» 2014-го. И, увы – на два ближайших года, когда питать особых надежд на усмирение горячих голов и остывание орудийных затворов никак не приходится.

«В период максимальной возбудимости, - утверждал Чижевский, - иногда бывает достаточно малейшего повода, чтобы массы воспламенились, подняли восстание или двинулись на войну. То, что в период минимума вызывает обычно спокойное обсуждение, в рассматриваемое время возбуждает массы и влечет восстание, войны, кровавые эпизоды. Массы жаждут движения, войска сдерживаются с трудом… Словом возбуждение возрастает необычайно и человеческий организм как бы требует разряда. Это объясняется тем, что совокупность указанных причин вызывает резкое изменение нервно-психического тонуса масс, повышая их нервно-психическую реакцию  на внешние раздражения».

Понятно, «солнцепоклонство» Чижевского не укладывалось в рамки марскистско-ленинского учения об историческом процессе. И не только - в него, но и в более классические естественно-научные дисциплины, в кои экстраординарный калужский космист настойчиво привносил довольно экзотические методы облучения атмосферными ионами всего, что ни попадалось под руку. Даже была попытка облучить строймощности циклопического дома советов, что в тридцатые годы вознамерились было возводить на месте взорванного Храма Христа Спасителя. 

Официальная советская наука не особо церемонилась с рисковым исследователем, о чём не преминули заявлять и академик О.Ю.Шмидт, и академик А.Ф.Иоффе. Последний без лишних церемоний как-то выпалил: «В общественном отношении проф. Чижевский является фигурой, позорящей среду советских учёных. Беззастенчивая самореклама, безграмотность и научная недобросовестность, присвоение чужих достижений, хлестаковщина — вот черты, определяющие карьеру проф. Чижевского. Бессмысленная и идеологически вредная «теория» о том, что революции, эпидемии людей и животных, народные движения определяются солнечными пятнами, создали проф. Чижевскому незавидную известность в реакционных кругах…»

Хранители наследия Чижевского, в том числе и близкой ему Калуге, самоотверженно (правда, не всегда без склок друг с другом и с окружающими за это самое наследие) продолжают отстаивать точку зрения о величии этого человека, его учений, трудов в том числе – социального толка. Особенно – о влиянии солнечной активности на исторический процесс. И современный нам процесс – тоже. Обогащая научный (или околонаучный?) багаж бурлящей отечественной политологии выкладками на тему «влияния солнечной активности на агрессивность американского империализма» и аналогичные им по духу. Что, впрочем, не даёт повода окончательно распрощаться а наследием весьма спорного, но крайне зоркого и занимательного русского мыслителя…