Ферфлюхте швайн

Ферфлюхте швайн
-------------------------------------------
Наум Морголин – маленький быстрый деловой еврей. Его жена Оля - красивая, крупная, на голову выше мужа - украинка.  Оля носит фамилию мужа.
- А почему ты свою фамилию не хочешь? - спрашивают соседи. Никто даже не знает ее настоящей, девичьей фамилии.
- У нас принято, чтобы фамилия по-мужу, - отрезает Оля.
- Детям легче, если бы взяли твою фамилию.
С войны прошло всего каких-нибудь пятнадцать лет. Сельхозпоселочные почти все были в оккупации, знают, что случилось в Минске с евреями.
- Дети обойдутся. Их папа не курит и не пьет. Пусть это наследуют, - говорит Оля.
У Наума хорошая профессия – сварщик, в сарае свой собственный сварочный аппарат на карбиде. Оля держит большой огород, выращивает и сдает государству кроликов. Наум и Оля самые первые, кто на нашей улице купил  телевизор. Телевизор называется КВН-49.  Я прежде никогда не видел телевизора.  Помогаю распаковывать, читаю паспорт:
- Кенигсон, Варшавский, Николаевский.
- Эти Кенигсон и Варшавский, - точно евреи, а Николаевский не знаю, - говорит Наум.
Летним вечером первый сеанс кино в большом, построеном еще до войны,  доме, у Наума и Оли Морголиных.
Телевизор КВН с маленьким черно-белым, экраном. Перед телевизором увеличительная линза с водой, за линзой цветная пленка,  который произвольно расцвечивает панораму - сверху голубое, дальше зеленое, красное коричневое, черное.
  Люси в небе с бриллиантами.
  "Прапануем вашей увазе мастацки фильм Гадзіннік спыніўся апоўначы».
В фильме показывают немцев.  Сельхозпоселочные смотрят и смеются. Они немцев помнят еще настоящих.  Катьков старший, любит смотреть казни. За время оккупации не пропустил ни одной публичной казни, а зимой сорок шестого ходил смотреть, как вешают немцев и полицаев на ипподроме. Катьков говорит, что изображено  похоже,  но если бы немец был такой дурной, как в этом фильме, так не дошел бы от Бреста до Москвы.
- А какие вы знаете немецкие ругательства? – спрашиваю я, любопытный ко всему плохому, умный еврейский мальчик.
- Да, я уже не помно, столько лет прошло. Такие как и у нас. Ругательства везде одинаковые.  Ферфлюхте швайн, - говорит Катьков.
Соседи расходятся, уносят с собой длинные скамейки, я сижу один на маленькой подставке для ног и не могу уйти, загипнотизировано, через цветную панораму, через водяную линзу смотрю на таблицу для настройки телевизоров , которая, сопровождаемая тревожным сигнальным звуком, стоит до девяти часов. В девять отключаются трансляторы, на экране белый шум.   Я сижу и смотрю  белый шум не в силах двинуться с места, пока Оля не прогоняет меня домой. Иду по пустой деревенской улице. Лают собаки. В голове у меня застряла сцена из фильма,  я не могу от нее избавиться: Немецкий офицер учит отважную подпольщицу чистить зубы:
 "Берешь палец, мажешь мыло, чистишь зуб".
Перед сном чищу зубы хозяйственным мылом, меня тошнит.  Расслабленный счастливый, с лицом измазанным слюной и рвотными массами, словно чужим голосом, как мне кажется по-немецки, говорю своим родителям: «Ферфлюхте швайн»  Папа и мама испуганно смотрят на меня.
 Ребенок заболел!